«Арктика»
Караван встал. К этому времени на связь вышел атомный ледокол «Арктика» мощностью 75 тысяч лошадиных сил, способный работать во льдах толщиной до 4 метров. Он был уже недалеко и через несколько часов подошёл к нам. Это был красавец, так и пышущий мощью! Огромные глыбы льда выворачивались его форштевнем и с глухим грохотом обрушивались в воду, подминаемые корпусом, чтобы вынырнуть из-под кормы.
Некоторые куски льда были величиной, наверное, не меньше трамвайного вагона. Ледокол обошёл нас и пробежал вдоль каравана, заставив содрогаться наши суда. Затем он зашёл по носу «Ермака», и караван двинулся вперёд. Ветер крепчал, и мы шли уже в десятке метров от кормы «Коли Мяготина». Через пару часов караван встал. «Арктика» обежала караван, обколов нас, и вновь зашла перед «Ермаком». Движение продолжалось не более 20 минут. Караван встал, и снова «Арктика» обкалывала нас. Сжатие всё больше усиливалось.
Мы уже не шли. Время от времени ледокол делал круг вокруг каравана, чтобы ослабить давление льда. Насколько ему было тяжело, можно было понять по тому, как его выдавливало льдом. Здесь я должен объяснить, что корпуса ледоколов делаются в форме яйца. Каким бы ни было давление льда, он не может раздавить ледокол, а только выдавливает, приподнимает его. Вот мы и наблюдали, как громадный ледокол почти на метр вылезал изо льда, а затем грузно проседал, проламывая тяжелый лёд.
Драма
Это продолжалось несколько часов. Вскоре к нам подошел ещё один мурманский ледокол, «Капитан Сорокин». Одновременно я получил от Штаба распоряжение возвращаться на кромку. «Нина Сагайдак» и «Коля Мяготин», поскольку имели скоропортящиеся грузы на борту, должны были продолжить пробиваться на запад.
Нас выводили «Арктика» и «Капитан Сорокин». Очень медленно и долго описывали дугу, чтобы попасть в тот канал, которым пришли в эту точку. Как только вошли в него и «Капитан Сорокин» начал двигаться самостоятельно, «Арктика» вернулась к каравану, а мы пошли обратно, на восток. Движение было очень сложным. Почти каждые пятнадцать минут хода останавливались, и ледокол возвращался, чтобы обколоть нас. Ветер к тому времени был уже штормовой, до 20-25 метров в секунду.
Примерно часов через восемь, когда мы находились милях в 15 от каравана, услыхали, как капитан «Нины Сагайдак» сообщил на ледокол о поступлении воды в трюм. Потом у него был продавлен второй трюм. Началась операция по спасению экипажа. Все люди сошли на лёд. Судно, раздавленное льдом, быстро погружалось и вскоре затонуло. Экипаж, шокированный жутким для любого моряка зрелищем гибнущего судна, перешёл на ледокол.
Мы, также потрясённые случившимся, продолжали свою борьбу со льдами, не прекращая ни на минуту. Отвоевывая буквально каждый метр, продирались за ледоколом, время от времени получая сильнейшие удары по корпусу всплывающими из-под его кормы глыбами льда, отчего судно тряслось и содрогалось. В носовом трюме появилась водотечность. Стальной корпус толщиной полтора сантиметра не выдерживал ударов тяжёлых льдин опреснённого, твёрдого многолетнего льда. Пройдя ещё миль десять, мы встали.
В это время, судя по тому, что мы слышали в эфире, началась борьба уже за жизнь «Коли Мяготина». Ледоколы постоянно обкалывали судно, державшееся из последних сил. Экипаж был готов по команде немедленно сойти на лед. Однако усилиями двух мощнейших ледоколов «Колю Мяготина» всё же отстояли и через сутки, после ослабления сжатия повели дальше, в Певек и на Колыму.
Ветер начал стихать только часов через десять. Сжатие уменьшилось, и мы смогли продолжить движение. Ещё почти сутки пробивались к кромке, но когда подошли к ней, от увиденного волосы на голове дыбом встали.
Ледяной шторм
Я читал об этом явлении в специальной литературе, но встречать не доводилось.
Совершенно сюрреалистичная картина: огромные ледяные глыбы толщиной три-четыре метра, размерами с железнодорожный вагон и больше, в тишине взлетают на несколько метров на волне. Поражает несоответствие стремительного движения огромных масс и слабого звукового сопровождения происходящего. Мозг, однако, понимает, что шума и не должно быть, да и реальность подтверждает это – слышится только жуткий шорох и скрип трущихся друг о друга льдин. Войди в эту мельницу, и перемелет, даже не заметив… Мы остались во льду, не дойдя до кромки метров пятьсот, так как входить в этот жуткий компот из сбесившихся льдин ни желания, ни смысла не было.
Определились с трюмами. В носовом трюме вода была на уровне полтора метра. Идти снова в лёд с таким состоянием корпуса было нельзя. Я сообщил об этом в Штаб, и вскоре получил указание следовать в Провидения для водолазного осмотра и аварийного ремонта, а затем – в Эгвекинот под выгрузку.
Вновь Провидения
В этот раз переход был совсем иным. Ветром принесло много льда. Это был и мелкобитый лёд, и целые поля. Шли, лавируя между льдинами, и здесь как раз всё зависело от искусства рулевого – как он чувствует судно. Помощник лишь изредка подсказывал ему, в какую щель лучше нырнуть. А ещё, очень многое зависело от работы машины и от того, как точно она реагирует на команды с мостика.
Время от времени судно зажимало льдинами, и приходилось буквально проламываться, протискиваться, пытаясь расколоть или раздвинуть целые поля. Вот тут как раз и нужна была мощь двигателя. Её не хватало. В очередной такой «затор» произошла стычка со стармехом.
Судя по показанию тахометра, обороты не додавали. Я приказал в машину добавить оборотов. Ответ вахтенного механика был один – всё уже добавили, больше нет. Тогда я возмутился, позвонил стармеху в каюту и потребовал дать нужные обороты. В ответ полился поток слов относительно документов, кривых, диаграмм и так далее.
Я понимаю стармеха. Он принял это судно с постройки и лелеял машину как собственное дитя, не давая особых нагрузок, оберегая от всяческих стрессов и прочего, а тут пришёл какой-то молодой и начал «насиловать» любимицу, требовать дать ей такие нагрузки, каких она не испытывала ранее.
Разговор происходил в каюте стармеха. Я потребовал у него таблицы соответствия оборотов и мощности, утверждённые пароходством, и доказал, что он недодает практически 10 процентов мощности, потребовав от него немедленно дать распоряжение механику работать в соответствии с этими диаграммами. После этого о дружеских отношениях можно было и не думать. Забегая вперёд, скажу, что расстались мы с ним, в конце концов, в очень хороших отношениях, но всё это было потом. Обороты были даны.
В Беринговом проливе наткнулись на перемычку крупных полей тяжёлого льда. Выручил линейный ледокол «Ленинград», бывший недалеко и шедший навстречу. Он очень торопился и поэтому не очень-то заботился о том, как мы себя чувствуем при его резких поворотах и высоких скоростях во льду. Пришлось ругнуться. Помогло. Проломив перемычку и буквально протащив нас через неё, ледокол убежал.
Трудно, но успешно пробиваясь сквозь битые льды, прибыли в Провидение. Водолазный осмотр показал, что вся подводная часть в районе скул побита льдинами, и там появилось больше десятка вмятин с небольшими трещинами. Трещины покрупнее заварили подводной сваркой, мелкие решили не трогать, а после разгрузки трюма заделать изнутри.
Неприятность
В тот же день произошла неприятность. Группа членов экипажа сошла на берег. Вернулись довольно поздно. С собой, как выяснилось потом, привезли спиртное и втроём всю ночь гуляли. Наутро один из них вышел из-под контроля и стал приставать ко всем, угрожать. Попытки успокоить его не приносили результата. Когда он достал нож, сомнений уже не было. Вызвал милицию на рейд. Он оказал довольно ожесточённое сопротивление и был увезён на берег.
Утром собирались сниматься. Принял решение списать буяна с судна. Сообщил в кадры радиограммой. По выходу из милиции он получил деньги на билеты у представителя пароходства и самостоятельно добирался до Владивостока, где и был уволен. Потом, по возвращении домой, узнал в кадрах о бурном детстве и юности этого человека.
Лёд на выходе был довольно разреженный, и через несколько часов вышли, наконец, на чистую воду. Продолжая внимательно наблюдать за морем из опасения встретить дрейфующие льды, добавили ход и побежали.