В новенькой, отутюженной с вечера форме, представляющей собой голубую юбку с белой блузкой и маленьким белым передником, Наташа стояла в шеренге из десятка одетых так же, как и она, коллег в судовом ресторане. Перед ними прохаживался улыбающийся доктор — тот самый «рыцарь» у трапа. На этот раз на нем был белый халат.
-Так, красавицы… новенькие и старенькие… Начинаем новый рейс. Как мы с вами знаем, чистота – это главное в нашем деле, а посему ручки покажем, шейки, воротнички! Прекрасно. Теперь юбочки подняли и что у вас там – показали. Повыше, не стесняйтесь! А вам, новенькая мадам, особое приглашение нужно?
— Да как-то неудобно мне, — пытаясь подавить закипающее негодование, тихо сказала Наташа
— Не понял. Всем удобно, а ей – нет! Я врач, что неудобного — то? – с кривой ухмылкой, глядя на нее масляными глазами, спросил доктор.
— И что же тут непонятного, Евгений Петрович? Конечно же, как врачу я покажу вам, что у меня под юбкой. Мне не трудно. Однако здесь, в этих условиях, а не в кабинете на медосмотре, неудобно как-то без взаимности, непривычно мне такое. Как честный человек, вы тоже должны показать, что у вас там в штанах имеется, так справедливее будет.
Девчонки прыснули, сдерживая смех. Доктор стал красным как рак.
— Да?! И что, вот такая смелая? Небось, думаешь, что ты на коне теперь?
— А вы что же, — понесло Наташу, — думали, что я с первым шагом на судно, вот так сразу и под коня?
Она не вкладывала такого смысла в эти слова, но девчонки уже успели узнать о новой кличке ненавистного доктора, и теперь открыто засмеялись, не в силах сдерживаться.
— Ну-ну! Это мы поглядим, кто и под каким конем окажется! – с перекошенным от злости лицом сказал доктор и быстро ушел.
— Все, Натка, — серьезно сказала Лена, прибежавшая вскоре. Новости, а тем более такие, распространяются по судну с быстротой молнии, — теперь тебе кранты. Злопамятный он, сожрет тебя!
— Подавится! — резко ответила Наташа, однако в душе она совсем не была уверена в благоприятном для себя исходе этой схватки. Нет, не таким представлялось ей начало работы на судне.
Посадку Наташа не видела, но уже знала, что пассажиры – наши. Девчонки рассказали, что в расписании на линии образовалась «прореха» и ее заполняют небольшим, недельным круизом вдоль побережья. В переводе на русский язык это означало, что предстоит недельная гулянка, и экипажу предстоит как следует поработать.
Оба ресторана, большой и малый работали в полную силу. Работа была уже знакома и
особых трудностей не возникало. Дни летели со скоростью курьерского поезда. Наташа до поздней ночи с удовольствием летала с подносами между столиками, время от времени ловя на себе внимательные мужские взгляды. Руки уже начали помаленьку привыкать к тяжеленным подносам, к стопкам тарелок и не так болели. Стычки с коллегами на раздаче уже не воспринимались как что-то серьезное. Смертельно уставшая, она быстро, едва коснувшись подушки, засыпала спокойным, глубоким сном.
Проснувшись рано утром, Наташа с удовольствием вновь засыпала и спала дальше, если в этот день была не ее очередь обслуживать завтрак. Встав, собиралась и свежая, выспавшаяся шла на работу. Осмотры были каждый день, но они теперь ограничивались руками и воротничками. Попыток досмотров под юбками больше не было. Все утихло. Наташа вела себя так, будто ничего не случилось. Доктор тоже делал вид, что ничего не случилось, и он не замечает с трудом скрываемые улыбки официанток на утреннем осмотре.
Слух о строптивой новенькой, давшей отпор доктору, всколыхнул весь штат ресторана и номерных. Вслед ей оборачивались, да и парни поглядывали, цепляли.
— Странно, не доканывает он тебя… — говорили девчонки в каюте.
— А может так все и закончится?
— Не-а, задумал чего, наверное. Так просто этот конь не отстстанет. Ты, Нат, не расслабляйся! Будь поосторожнее, старайся подальше от него держаться.
— Наташа, иди на камбуз, там пробу снимать будут Анатолий Николаевич и доктор. Тебя велели вызвать, — сказала молодая девочка с камбуза, заглянув в каюту на третий день, незадолго до начала работы.
— Хорошо, уже иду, — ответила Наташа, поправляя прическу.
Снятие пробы проходило на камбузе. Для этого там имелся специальный столик с белой скатертью. Проходило все по одному и тому же сценарию. Сначала официантка приносила пиалы с первыми блюдами, потом шли вторые и напоследок – десерт.
С независимым видом, улыбаясь, Наташа принесла пиалы с первыми блюдами, что были в меню, и поставила их на стол, на котором были уже разложены приборы, салфетки и прочие предметы, обязательные для хорошо накрытого стола в ресторане. Еще раз улыбнувшись, она пожелала приятного аппетита и отошла к стойке, у которой стоял шеф-повар и повара, ответственные за меню.
За столом сидели заместитель директора ресторана, приятный полноватый человек лет сорока по имени Анатолий Иванович и доктор.
По знаку замдиректора Наташа убрала пиалы и принесла вторые блюда. При этом доктор внимательно посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
«Ну, все! – улыбнувшись в ответ, радостно подумала Наташа, — Похоже, все обойдется! И совсем не такой он страшный и ужасный, как о нем говорят!»
— А десерт – только фрукты в сиропе, остальное не неси, — сказал Анатолий Николаевич, когда она убирала тарелки.
Наташа подошла к столу с подносом, на котором стояла большая чаша с логотипом «Байкал». В ней – яблочные дольки, проваренные в янтарно-прозрачном медовом сиропе.
— Да… этот десерт поистине великолепен, наш шеф каждый раз превосходит себя, — сказал замдиректора, — не устаю восхищаться!
— Еще как великолепен! – согласился доктор, — И, тем более, он хорош из рук такой красавицы!
Одновременно с этими словами Наташа почувствовала, как на ногу сзади легла рука. В шоке, она посмотрела на доктора. Не моргая, он смотрел ей в глаза и улыбался. Взгляд был холодным и колючим. Руку не убрал. Напротив, передвинул ее выше.
— И что, нравится? – тихо, стараясь не сорваться, спросила Наташа.
— Очень нра…, — начал было Анатолий Николаевич, удивленный ее вопросом, но осекся, скосив взгляд туда, вниз.
— Прекрасный, просто удивительно замечательный десерт! – громко, с расстановкой, явно на публику сказал доктор. В том, что она была, Наташа не сомневалась. Шеф и не менее трех-четырех поваров прекрасно видели все происходящее. Шоу было рассчитано именно на них и на их рассказы в экипаже о том, как ее осрамили.
Рука под юбкой уверенно переместилась еще выше и легла на ягодицу, слегка сжав ее.
— Я рада, Евгений Петрович, что вам понравился десерт, — стараясь не показывать свои эмоции, так же громко сказала Наташа, взяла обеими руками чашу со стола и вылила ее содержимое на голову доктора, по инерции продолжавшего улыбаться.
— Исчезни! Иди к себе, быстро!– после шока и небольшой паузы, тихо сказал замдиректора и, сделав испуганное лицо, бросился к доктору с салфеткой.
Экипаж гудел, словно растревоженный улей. Уже через полчаса Наташа стала народной героиней, но она этого еще не знала, поскольку лежала, уткнувшись в подушку, и содрогалась от рыданий. Девчонки никак не могли успокоить ее, а потом решили, что ей лучше проплакаться и оставили в покое. Через какое-то время она успокоилась и забылась в легком сне, продолжая иногда вздрагивать.
«Внимание экипажа, официантке Хмельницкой зайти к директору ресторана», прозвучало в динамике.
«Вот и началось… — подумала Наташа, быстро встала, привела себя в порядок и пошла, — Будь, что будет!».
— Присаживайтесь, Наталья Александровна, — сказал директор, указывая на стул, на котором Наташа уже сидела несколько дней назад.
— Не думал, что так быстро встретимся вновь, — сказал он после долгого молчания.
— Я тоже… — начала было Наташа, но директор жестом остановил ее.
— Я не требую от вас никаких объяснений. Мне в этой ситуации все более или менее понятно. Хочу задать вопрос. Вы понимаете, что произошло и что вам после этого еще здесь работать? По крайней мере, до прихода в порт.
— Да, понимаю.
— И как? Готовы?
— Думаю, что да.
— И то, что я должен строго наказать вас, тоже понимаете?
— Да.
— Это хорошо, что понимаете. Благодарите Анатолия Николаевича и шеф-повара. Если бы не их рапорта и рассказы, полетели бы вы и с судна, и из пароходства. Только благодаря им и моему ходатайству капитан согласился оставить окончательное решение за мной, а я очень не хочу, чтобы вы подумали, что вам можно все. Это не так. Именно поэтому до прихода в порт буду думать, что с вами делать. И это — в обмен на твердое обещание, что до возвращения во Владивосток я вашу фамилию больше не услышу, кто бы и как бы ни пытался спровоцировать вас. Договорились?
— Да, договорились.
— Хорошо. Все, идите работайте. Да не просто, а хорошо, лучше всех работайте!
— Спасибо вам, Валерий Михайлович!
— Не за что меня благодарить, я еще не сказал свое решение, и совсем не факт, что оно вам понравится.
До самого прихода во Владивосток Наташа не видела больше доктора. Девчонки говорили, что капитан, узнав о его «осмотрах», потребовал ухода доктора, и тот, сказавшись больным, не выходит из лазарета. Капитан послал по радио запрос на замену ему.
Наташа стала популярной. Ей улыбались, ее приглашали в компании, пытались завести «дружбу», но она перестала идти на такие контакты, поскольку все вновь и вновь заканчивалось обсуждением тех событий, а этого она меньше всего хотела.
Вокруг стала образовываться та же зона пустоты, с которой она была знакома со школы – все отошли за невидимую черту и перестали пытаться приблизиться вплотную. Единственным человеком, с которым Наташа общалась свободно и откровенно, была Лена.
Стоянка во Владивостоке была короткой и, сделав какие-то свои дела, к вечеру судно отошло от причала и пошло в Находку, чтобы встать на линию «Иокогама-Находка».
Сразу после отхода, Наташу вызвали к директору. Уже успокоившаяся было, она взволновалась. Обещанное директором решение, как ей представлялось, состояло в том, что она осталась на судне. Этот вызов сильно обеспокоил и ее, и девчонок.
— Все, Натка, — глядя с сочувствием на Наташу, сказала Валя, — точно, тебя в посудницы переведут или коренщицы. Будешь тарелки мыть, да лук с морковкой чистить с утра до вечера. Не прощают нам начальники вольности разные…
— И ладно, почищу. Ничего со мной не случится! – твердо сказала Наташа и вышла из каюты.
— Да ладно вам, — вмешалась Татьяна, — может, банкетик какой обслужить вызывают, а вы тут теорию целую развели, запугали совсем девку.
— Да, запугаешь ее, пожалуй! А банкеты вряд ли, ей еще рано.
— Ой, а то вы не знаете, что обслуживать банкеты не по опыту вызывают! Пару раз обуют за ошибки, на третий раз будет идеально обслуживать.
— Заходите, Наталья Александровна, присаживайтесь. Как работается?
— Нормально, спасибо.
— Вот и хорошо. Как и обещал, хочу объявить свое решение. Состоит оно в том, что вы будете работать на другом месте. Сразу должен предупредить — работа не из легких, но очень ответственная, да и нервишки подальше спрятать придется, потому что там провоцирующих ситуаций будет множество, а реакции на них вроде той, с яблоками, — улыбнулся директор, — не должно быть ни под каким соусом, даже сладким! Я могу быть уверенным в том, что все будет нормально?
— Да, можете.
— Верю. Не верил бы – не предложил место помощницы в бар.
Наташа не поверила своим ушам. Вместо наказания она получала повышение?! Это был настоящий шок. Видимо, директор был готов к такой реакции, потому что широко улыбнулся.
— Вы показали свой характер, доказали самостоятельность и умение работать. Все, с кем я разговаривал по этому вопросу, отозвались о вас положительно и выразили уверенность в том, что справитесь. Однако не могу не задать один вопрос. Сейчас в вашей жизни произойдут перемены. Вы привыкли уже к роли героини, а после этого назначения придется испытать совсем другое отношение. У вас появятся недоброжелатели, многие изменят свое отношение к вам, узнав о назначении, поскольку сами рассчитывали на него. Не все поймут мое решение и объяснят его по-своему. Полагаю, вам не нужно объяснять, о чем я. Готовы ли вы к такому обороту?
— Думаю, что да, — подумала и сказала Наташа, вспомнив слова отца. Тогда ей предложили повышение на фабрике, а она сомневалась, идти на него или нет. «Двигают – двигайся, дочка!», сказал тогда отец.
— В таком случае, прямо сейчас подойдите к бармену Тихонову. Он введет вас в курс дела.
«Вот так, — внутренне сжалась Наташа, — буду работать со Стасом… Да за что же мне все это? Почему именно с ним? А может, отказаться, пока не поздно?»
— Успехов! — сказал директор, вставая.
«Господи, да как же я девчонкам — то скажу о назначении?» — думала Наташа, идя по коридору. Только сейчас она окончательно поняла, что произошло и что ей предстоит.
Бар, в котором властвовал Стас, находился в кормовой части надстройки, в районе шлюпочной палубы.
— Ага, прибыла, — сказал Стас, ухмыляясь во весь рот, — и что делать будем? Как жить?
— Работать будем, — серьезно ответила Наташа, стараясь не смотреть. Стасу в глаза. Она не забыла его слова, брошенные на днях.
— Ишь, героиня какая! Месяц-другой пройдет – обломается! – громко сказал тогда он вслед проходящей мимо Наташе. Она спиной чувствовала взгляды ребят, стоящих рядом с ним.
— А куда она денется! – подхватил кто-то из них.
Сказано все это было с тем расчетом, чтобы она услыхала. И она услыхала.
— Ну, работать, так работать. Значит, так, — продолжил Стас, доставая бумаги, — сейчас идешь на склад и там получаешь по этим накладным все, что еще недополучено. Основное я уже получил, отметки на фактурах стоят. Остались мелочи – сигареты, пиво, соки. Смотри, внимательнее все считай. Бориска – человек интересный, на раз объегорит! Просчитаешься – из своего кармана заплатишь. Уразумела?
— Да.
— Отлично. Вперед!
В каюту Наташа вернулась за полночь. Получение товара, погрузка его в лифт, острый взгляд завскладом Бориса Сергеевича, масляные глазки грузчиков, так и норовящих утянуть блок сигарет или еще что-нибудь — все вихрем пронеслось пред Наташей. Когда товар был получен и закрыт на ключ в баре, на подкашивающихся от усталости ногах, Наташа вернулась в каюту. Девчонки не спали.
— Наташка, ты где это была так долго, а?
— Сначала у директора.
— А потом?
— А потом принимала товар.
— Товар?! Какой еще товар?
— На складе. Меня поставили помощницей к Стасу.
Молчание, близкое тому, что описано в «Ревизоре», длилось не меньше минуты.
— Ну, мать, ты даешь…
— Никому я ничего не даю. Я просто сказала «Есть!» и пошла работать.
— Люди годами ждут это место, из кожи вон лезут, на ухищрения всякие идут, а тут – на шестой день работы… — тихо сказала Валя, глядя на Наташу круглыми от изумления глазами.
— И всего-то, оказывается, надо было компот идиоту на голову вывернуть, – рассмеялась Татьяна, — а никто не догадался сделать этого!
— Все, девчонки, хватит об этом! Я не просилась на это место, и не меньше вашего была шокирована. Давайте спать, сил моих никаких нет, как устала!
— Спи! – громко сказала молчавшая до этого старшая из соседок по каюте, Оксана, и вышла, громко хлопнув дверью.
Наутро, уже переодетая в полученную у кастелянши красную юбку, Наташа шла на работу в бар под перекрестным обстрелом изумленных взглядов доброй половины экипажа, готовившейся к посадке пассажиров.
— Чудеса! — присвистнул кто-то из парней, куривших возле большой металлической пепельницы.
— Все, даже самые чудные, чудеса обычно имеют очень простые объяснения, — громко ответили ему, и парни засмеялись. Наташа понимала, что за этими словами наверняка последовала расшифровка и даже догадывалась, какая. Высоко подняв голову, она прошла мимо, даже не взглянув на них.
— Не зазнавайся, — донеслось вслед, — мы хорошие!
— Я знаю! — не оборачиваясь, громко ответила Наташа.
— Ну, что же, начинаем работать, — сказал Стас, — твоя задача – это идеально чистая посуда, лед, открывание бутылок, банок, уборка на столиках и так далее, но самое главное – постоянная улыбка. Пассажирам именно она нужна больше, чем напитки, и поэтому она должна быть всегда, независимо ни от чего. Поняла?
— Да, поняла, — ответила Наташа, — и это все?
— Нет, не все. Вот тебе тетрадь. В ней – рецепты напитков. Как только выучишь все наизусть — допущу тебя к работе с пассажирами, то есть к деньгам. Чем раньше выучишь все, тем лучше для тебя, а пока – делай, что сказал и слушайся беспрекословно. Это тоже понятно?
— И это понятно.
— И вот еще что. Тетрадь из бара выносить запрещаю. Времени тебе на обучение даю месяц. Не сумеешь – уйдешь, вернешься в официантки.
— Я сумею, — твердо сказала Наташа.
— Вот и поглядим, — внимательно посмотрел на нее Стас, — только ты не думай, что…
— Я не думаю, — резко ответила Наташа, не дожидаясь конца фразы.
— Вот и правильно. Мне пофигу, каким путем ты сюда попала. Главное – как будешь работать и вообще, как покажешь себя.
— Что молчишь? — спросил он, выждав минуту.
— Ты ждешь, что я начну что-то рассказывать? Так нечего. А и было бы – не рассказала. Сам понимаешь. А работать буду, не сомневайся.
— Ну-ну. Мне все это без разницы, а что язычок умеешь держать за зубами – это хорошо, пригодится. Ладно, давай работать. Быстро считаем товар и готовимся к посадке.
Через час все было готово к работе. Стас позвонил куда-то, взял с полки под стойкой увесистый пакет и подал его Наташе.
— Иди, завскладу отнеси, пока посадка не началась. Он в каюте.
— Что сказать ему?
— Ничего. Просто отдай и все.
Борис Сергеевич, действительно, ждал. Дверь в каюту была открыта и, как только Наташа подошла, пригласил ее жестом. Наташа вошла, поздоровалась и подала пакет.
— Ага. Что еще передал Стас?
— Ничего.
— А ты?
— Что я?
— Ты чем угостишь меня? От себя.
— Ничем.
— Вот как? Почему?
— Так не работала еще, да и не знаю, что и как…
— А что тут знать? У красивой девушки всегда найдется, что от себя подарить мужчине. Разве не так?
— Это как, — закипая, ответила Наташа, — каждому, кто встретится на пути, по подарку дарить или как-то выбирать?
— Да ладно, пошутил я! — серьезно, глядя в глаза, сказал Борис Сергеевич, — Ишь, готова съесть уже! Иди, а то Стас заждался. Ревнивый он!
Стас внимательно посмотрел на вернувшуюся Наташу.
— Приставал?
— Нет.
— Странно… Ко всем пристает, а к тебе – нет.
— Ты смотри, — продолжил он, выдержав паузу, — даже не вздумай! Будешь не только со мной дело иметь, а и еще кое с кем, кто тебе патлы — то повыдергивает одним махом, да глазки твои красивые попортит! Все поняла?
— Поняла.
— То-то же.
Посадка началась ровно в одиннадцать. В иллюминатор видно было, как номерные, все в красивых синих сарафанах, встречали пассажиров и вели их в каюты.
— Скоро и к нам народ потянется, — сказал Стас.
И действительно, вскоре стали появляться первые посетители. Один, явно наш, заказал кофе и сел за дальним столиком. За ним пришли два пожилых японца и, заказав по коктейлю, также сели за столик. До отхода в баре было не более двух-трех человек одновременно, и Наташа, переборов первое волнение, с удовольствием убирала на столиках, мыла стаканы и чашки.
Отойдя от причала, судно быстро набрало ход и пошло на выход. С погодой повезло. При полном безветрии, море было блестящим и казалось вязким, словно желе. В нем удивительно контрастно отражались белые облака с небольшими просветами голубого неба. Даже одинокие чайки, летящие низко над поверхностью, отражались так четко, что можно было представить себе, что все вокруг – одно сплошное небо, а судно – это сказочный белый летучий кораблик…
Стоя на безлюдной палубе, Наташа с удовольствием вдыхала невыразимо приятный морской воздух и любовалась этой величественной картиной с постепенно сглаживающимся и тающим темным силуэтом берега за кормой.
«Ой, что это я, — спохватилась она, — там же уже пассажиры в бар пришли, а Стас один!»
— Подышала? Накурилась? — принюхиваясь, спросил он. Посетителей в баре не было.
— Ага, — ответила Наташа с улыбкой, — только не курю я.
— Это ты правильно. Я тоже не курил никогда и не тянет! Пока никого нет – сходи поешь. И не задерживайся — потом я пойду.
— Почитай пока тетрадку, – сказал Стас, когда Наташа вернулась, — скоро начнется работа. Думаю, минут через сорок начнут собираться – как раз ужин в ресторане будет. Они обычно из ресторана прямиком в бар идут. Если забредет кто – обслужи. Меню с ценами – вот оно. Что не знаешь – смотри в тетрадке. Я скоро.
Когда пассажиры потянулись в бар, она немного растерялась, но открытые, доброжелательные улыбки японцев быстро вернули ее в спокойно-напряженное состояние. С трудом понимая их английский, она все же улавливала, что они хотят и быстро исполняла заказ. В основном, японцы заказывали вина, указывая на их названия в меню, и кофе. Непривычное для уха «кохи при-из» Наташа вскоре уже воспринимала так, будто знала эти слова в японском произношении всю жизнь, и наливала ароматный кофе.
Успевая поворачиваться, она потеряла счет времени. Минуты и секунды уходили на обслуживание, уборку посуды, ее мытье. Японцы расселись по высоким барным стульям и наперебой улыбались ей, что-то говорили. Наташа не понимала слов, но по выражению их лиц и глаз понимала, что это были комплименты. Она раскраснелась. Ей это нравилось, в руках все летало – напитки наливались, стаканы мылись, лед раскладывался, кофе заваривался с пенкой и все это практически одновременно. Японцы как будто включились в это ее состояние и наперебой заказывали то воду, то кофе, то вино, то коктейль.
— А что, — раздалось вдруг рядом, — неплохо, совсем неплохо!
От неожиданности Наташа чуть не выронила стакан, который протирала в этот момент.
— Ой, — вырвалось у нее, — я здесь…
-Да вижу, все вижу, — серьезно сказал Стас, — я минут пятнадцать уже наблюдаю за тобой вон с того, дальнего столика.
— А я и не заметила…
— Это ничего, потом привыкнешь и не только каждого человека, мышку будешь замечать в баре.
Наташа взглянула на часы. Обещанное Стасом «скоро» обернулось полутора часами. Японцы с интересом наблюдали за их диалогом, пытаясь уловить его суть.
— Хорошо Наташа? О’кей? – указав на нее, Стас обратился к японцам, сидящим у стойки.
— Хай! Хай! Харасо Натаса, кавай, бьютифур! – улыбаясь и кланяясь, разом заговорили японцы, словно только и ждали этого вопроса.
— Вот и ладненько, — серьезно сказал Стас и встал у стойки, давая всем понять, что хозяин вернулся к работе, которая с каждым часом становилась все напряженней. Весь вечер в баре не было свободных мест. И Стас, и Наташа постоянно были заняты.
Все когда-то заканчивается, постепенно в баре оставалось все меньше людей, и вскоре ушел последний посетитель. Наташа как раз домывала посуду.
— Ну что, как впечатления от первого дня? Трудно было? Устала? — спросил Стас, наливая себе коньяк.
— Да нет, нормально все, только вот с пробками винными…
— Это ничего! Пооткрываешь сотню, другую – привыкнешь и будешь их как семечки щелкать! Ну что, за первый день работы?
— Можно… Если только не крепкое что-нибудь.
— Легко! «Блэк Рашн» будешь?
— А это не крепко? – немного испугавшись, спросила Наташа.
— Тебе понравится!
И действительно, темный напиток из кока-колы, водки и кофейного ликера оказался настолько вкусным, что Наташа быстро выпила его и не прочь была бы выпить еще один бокал, но Стас, поняв это, улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Осторожно! Это совсем не лимонад!
«Тогда все, хватит, — подумала Наташа и, кивнув Стасу, поставила бокал, — однако надо будет рецептик внимательней глянуть и запомнить».
Подходя к каюте, глянула на часы. Они показывали половину первого ночи…
Работа на линии тем и хороша, что в любой день знаешь, что будет завтра, послезавтра или через несколько дней. Это касается того, где судно будет находиться и будут ли пассажиры на борту, а следовательно – насколько напряженной будет работа. Однако не все охватывает расписание. Это Наташа поняла уже на второй день рейса. Пройдя Сангарский пролив между японскими островами Хоккайдо и Хонсю, с его снующими туда-сюда паромами и судами всевозможных видов и размеров, «Байкал» подошел к выходу в Тихий океан. Это почувствовалось сразу. Судно начало качать. Сначала это было просто незначительное и привычное уже покачивание, но с каждой минутой оно становилось все сильнее и сильнее. Все в баре пришлось закрепить, разместить в специальных гнездах.
Улучив минутку, Наташа вышла на палубу. Фиолетово-синий простор с пологими волнами простирался по левому борту и по курсу. Берег оставался по корме. Наташа зашла за надстройку и увидела, что по правому борту берег совсем не так далеко. Вернувшись в бар, рассказала об увиденном Стасу.
— Понятно. Значит, скоро даст нам прикурить…
— То есть?
— А покачает нас как следует! Скоро повернем направо и пойдем на юг, вдоль Японии.
— И что?
— Океанская волна станет нам в борт бить, и начнется сильная качка. Пробовала, что это такое?
— Нет…
— Значит, попробуешь. Эти суда очень горазды на такое. Они длинные и узкие. Бортовая качка стремительная. Ну, да сама увидишь. Пока не началось, скажу главное. Запомни это. Никого не интересует, что ты чувствуешь при качке. Работа должна делаться при любых условиях. Ты поняла?
— Да…- неуверенно сказала Наташа.
— Это означает, — продолжил Стас, — что пассажиры не должны видеть, как ты переносишь качку. Укачалась ты или нет — это твое личное дело. Они должны видеть только твою улыбку, чего бы тебе это ни стоило. Я даже не спрашиваю, поняла ты это или нет. Так должно быть и так будет. В противном случае ты уйдешь.
— Я поняла.
— Вот и хорошо. Чувствую, что тебе сегодня повезет – никого в баре нет и не будет, по всей вероятности. Если за полчаса никто не придет, ты можешь быть свободной. Будешь должна мне несколько часов.
— Хорошо, спасибо, — сказала Наташа, с ужасом ощущая, как палуба уходит из-под ног.
— Ну вот, я же говорил – поворачиваем.
В подтверждение его слов судно резко повалилось на правый борт. С барной стойки слетел стакан и покатился по мягкому паласу. Схватившись за край стойки, Наташа замерла, ожидая чего-то ужасного. Достигнув крайней точки в своем сваливании, судно замерло и медленно, неохотно стало возвращаться, постепенно наращивая скорость выпрямления. Перевалив начальное положение, судно так же стремительно продолжило падение на другой борт. Все повторилось. Потом еще раз, затем еще и стало так раскачиваться с борта на борт. Это была уже какая-то стабильность. Все было бы ничего, если бы не тошнота, противной волной поднимающаяся к горлу.
— Все, иди. Никого сегодня не будет. Вон, зеленая уже. Советую пойти на шлюпочную палубу и подышать свежим воздухом – это помогает.
— А почему на шлюпочную?
— Потому что ниже обычно заливает волнами, и выходы туда закрыты. Ладно, иди и не забудь, что завтра – рабочий день. Открываемся в десять.
С трудом, цепляясь за перила трапов и за деревянные поручни на стенах в коридорах, Наташа подошла к выходу на шлюпочную палубу. Через маленький круглый иллюминатор в тяжелой деревянной двери видно было, как линия горизонта поднялась вверх, исчезнув за блестящим латунным кольцом вокруг стекла. Замерев, судно стало двигаться в обратном направлении. Линия горизонта вернулась и, быстро перемещаясь, скрылась за нижней кромкой иллюминатора. Наташа замерла от ужаса и, если бы не тошнота, никогда бы не решилась выйти на палубу. Выждав удобный момент, она быстро открыла дверь и тут же опять закрыла, поняв, что не сможет ее удержать. Обдумав, опять выбрала момент, быстро открыла дверь, вышла и тут же захлопнула ее, успев схватиться за стальной поручень.
Палуба резко уходила вниз, и Наташа вдруг осознала, что стоит отпустить поручень, как она тут же скатится вниз, к краю палубы, откуда неминуемо свалится туда, в кипящую зеленую воду. Только тонкий тросик леера, натянутого вдоль края палубы под высоко висящей шлюпкой, ограждал эту пучину от палубы. Ужас охватил Наташу. Она не знала, что делать. Оставаться здесь – сумасшествие, но сил заставить себя разжать руки и отпустить поручень, чтобы открыть дверь, тоже не было.
Успокоившись немного, она постаралась унять бешено колотившееся сердце. Уловив момент, когда крен пошел на противоположный борт, отцепилась от поручня, открыла дверь и нырнула в коридор. Судно в этот момент стало переваливаться в обратную сторону и Наташа, успев схватиться за поручень в коридоре, выпустила ручку двери. Она хотела было высунуться, переступив одной ногой за порог-комингс и схватить дверь за ручку, но почему-то в последний момент передумала. В следующее мгновение судно начало двигаться на противоположный борт. Тяжелая дубовая дверь, отделанная толстой латунной полосой, стала стремительно закрываться и с громким лязгом, тяжело захлопнулась. Наташа с ужасом подумала, что было бы, попади туда ее нога. К дальнейшим приключениям она не была готова и потому пошла прямо в каюту, если способ передвижения, который ей пришлось осуществлять, можно было назвать словом «пошла». Это были короткие броски со стены на стену с хватаниями за поручни и перила. Приноровившись, Наташа уже довольно легко передвигалась вперед, почти не обращая внимания на качку.
Чем ниже она спускалась, тем тяжелее был воздух в коридорах. Спертый, горячий, он то ли казался, то ли на самом деле был густым и тошнотворным. Наташа ярко, отчетливо ощущала странные, неприятные запахи. Все они напоминали об одном – о тошноте. От этого ощущения некуда было деться. Оно было всюду, оно преследовало. Наташа всеми силами гнала от себя мысли об этом.
Все девчонки были в каюте. По их виду не было видно, что им плохо.
«Это что же, — подумала Наташа, — получается, что только мне плохо?»
-Ты как, Натка, не укачалась? – словно услыхав ее мысли, спросила Татьяна.
— Нет. А что?
— Да так… Я когда первый раз в шторм попала — ужас, как укачалась! Думала, вернусь – сразу уволюсь!
— А это что, шторм?! – вырвалось у Наташи. Девчонки рассмеялись.
— А тебе что, мало этого? Слабовато качает?
— Да нет…Просто я читала и в кино видела немножко не такое.
— Не переживай. Разное увидишь, если на море решила работать! – сказала Валентина, — Я сама поначалу страсть, как укачивалась. Это потом привыкла, а первое время…
— Ой, девчонки, хватит о качке, а то я сейчас точно, укачаюсь! — неожиданно громко сказала Алла, — Лучше, давайте спать!
Наташа не заметила, как уснула. Ей повезло – ее кровать была расположена поперек судна и на качке она оказывалась то головой, то ногами вниз. Это, однако, не очень мешало спать. Другим девчонкам повезло меньше – их валяло по постели с боку на бок, и спать при этом было почти невозможно. Приходилось распластываться по кровати, словно лягушка на воде, правда и это слабо помогало, позволяя лишь забываться на короткое время.
Проснулась Наташа оттого, что почти не качало. Иллюминатор светился ярким солнечным светом. Вскочив, подбежала к нему и выглянула. Даже через мутное от застывшей морской соли толстое стекло было видно, что судно бежит по гладкой, мутной серо-зеленой воде.
— И что там? — раздалось с дальней кровати.
— Красота! Тишина и солнышко, — ответила Наташа.
— Значит, повернули уже и в Токийский залив заходим, — сказала Валя, спустив ноги с верхней кровати, — скоро в Иокогаму придем. Сразу к причалу поведут.
— Да? А откуда ты все это знаешь? — с изумлением спросила Наташа.
— Да легко и просто все! — высунулась из-за шторки Оксана, — Заведи себе штурманца в качестве милого дружка, и тоже все секреты знать будешь о том, как и куда плывем!
— Не обращай внимание, ей бы только язык почесать! — засмеялась Валентина.
— Да и ладно, — также со смехом ответила Оксана, — что же мне еще делать, если сами подставляете, обо что почесать его можно!
К причалу пассажирского терминала в Иокогаме встали только к обеду. До этого времени пришлось покрутиться. Пассажиры, словно наверстывая упущенное предыдущим вечером, битком набились в бар. Пили, в основном, кофе и пиво. Наташе так и не удалось выйти на палубу, чтобы посмотреть на первый в ее жизни японский город. Когда все было убрано и вымыто, швартовка уже заканчивалась. Наташа стояла на шлюпочной палубе, где между стоящими на специальных приспособлениях спасательными моторными ботами был натянут тонкий стальной леер. То самое место, что так всерьез, основательно напугало ее меньше суток назад. Отсюда Наташе было видно, как к борту подходили большие, блестящие автобусы. Пассажиры садились в них и уезжали куда-то. Большие тележки встали под открытый уже лацпорт — вырез в борту, и оттуда матросы подавали багаж — чемоданы, сумки, свертки различной формы.
Все было четко, отработано. Над причалом нависал большой стеклянный морской вокзал, явно приспособленный под большие круизные лайнеры, но и этим небольшим пароходом он не побрезговал. О размере судов, которые подходят сюда, Наташа судила по тому, что большой портальный трап, который подавался с балкона морского вокзала на суда, был на уровне трубы «Байкала», и если бы его поставили на палубу, то пассажиры не смогли бы им воспользоваться – таким крутым был бы подъем. Вот и сходили они по обычному трапу, которым пользовался экипаж, на причал.
— Наташка, в город пойдешь? – тронули ее за плечо. Оглянувшись, увидела Лену.
— А что, можно? – спросила Наташа, взволновавшись от мысли, что впервые в жизни ступит на иностранную землю.
— Ну да, сегодня стоим здесь, отход — завтра. Спроси у Стаса. Если он не придумает ничего для тебя, пойдем к Анатолию Николаевичу. Он и сделает все.
Стас ничего не имел против ее похода на берег.
— Даже странно как-то, — сказала Лена по пути в ресторан, к заместителю директора, — не выначивается Стас. А раньше, бывало, нудит, нудит… Признавайся, чем взяла его?
— Я? Взяла? Да не брала я его вовсе. Просто работаем, вот и все.
— Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя!
Все получилось так, как и сказала Лена, правда при получении желтых бумажек-пропусков с иероглифами и фамилиями, написанными от руки по — английски, произошло странное.
— Хмельницкая, старшей в группе пойдешь, — сказал Анатолий Николаевич, подавая ей несколько бумажек.
— Да как же…- растерялась Наташа, — я же впервые, ничего не знаю в городе!
— Ничего, в группе у тебя смышленые девочки, они здесь все закоулки наизусть знают.
— Но ведь…
— Все, разговор окончен. Иди. К восемнадцати быть на борту. Поняла?
— Да.
— Вот и славно. Сходи, получи деньги и — вперед!
Семь чужих, впервые увиденных сотенных бумажек легли на стол в каюте. Взяв одну, Наташа села и стала рассматривать. Сколько это? Много или мало?
— И чего смотришь? Их больше не станет от этого, — сказала вошедшая Алла.
— А что на них можно купить?
— В свой первый сход на берег не покупай ничего. Посмотри, приценись, а со временем подкопишь и купишь то, что захочешь.
Япония потрясла Наташу. Все вокруг казалось игрушечным, но одновременно и основательным. Дома в большинстве не высокие, в два-три этажа. Девчонки тянули вперед, не давая останавливаться у витрин.
— Натка, идем же быстрее – там этого от души насмотришься!
И точно, когда они пришли на улицу «Иседзаки», Наташа поняла их правоту. Длинная, неширокая улица была сплошной чередой сверкающих зеркально чистыми витринами магазинов и магазинчиков по обе стороны. Из незаметных динамиков лилась странная, но очень мелодичная музыка. Она что-то напоминала, но что? Наташа не смогла понять это. Ее отвлекло другое. Открытые стеклянные двери и длинные ряды странных стоек, похожих на пульты управления чем-то серьезным. На них постоянно мигали лампочки, что-то звенело, сыпалось. Молодые и не очень, японцы сидели за этими пультами и что-то делали маленьким рычажком.
— Девчонки, — спросила Наташа, — это что такое? Это они работают?
— Ага, работают! – засмеялись в ответ девчонки, — Это игральные автоматы. Называется это заведение «Пачинко». Японцы здесь и просаживают деньги, и выигрывают их. Так вот сидят целыми днями и дергают ручки.
— А что это высыпается?
— Шарики стальные. Они покупают их, засыпают в машину и пуляют этим рычажком по целям на машине.
— Я помню, была такая в детстве настольная игра… Кладешь шарик, оттягиваешь рычажок и отпускаешь. Он бьет по шарику и тот летит, по пути стукаясь о всякие препятствия, а ты другими рычажками пытаешься еще раз стукнуть шарик, чтобы он попал туда, где очки побольше выбиваются. У них что, такая же игра?
— Именно такая, только не очки, а шарики высыпаются в корзинки, и их потом на деньги обменивают в кассе!
— Я тоже хочу поиграть! — уверенно сказала Наташа.
— Вот это мы приехали! Ты это чего?! – остановились девчонки, с изумлением глядя на Наташу, — С твоими ли деньгами играть? Идем! Времени у нас мало, нужно все успеть.
— Эх, а я бы с удовольствием! — вздохнула Наташа, давя в себе совершенно нежданно обнаружившуюся азартность.
Все дальнейшее слилось в одну бесконечную череду витрин, прилавков, сверкающих огней и чудных песен. Девчонки что-то искали, находили и снова искали что-то. Наташа сначала с удовольствием разглядывала все, пытаясь осмыслить и как –то систематизировать увиденное, но вскоре почувствовала себя настолько уставшей, переполненной этими яркостями, что перестала разглядывать окружающее великолепие. Она просто шла и шла, подчинившись девчонкам, совершенно точно знавшим, что им здесь нужно.
— Нат, а ты почему ничего не покупаешь? Деньги копишь? – спросила ее одна из девушек уже по пути в порт.
— Ну, да, — ответила Наташа только для того, чтобы не спрашивали больше.
— Хоть водички взяла бы, что ли? Так и вернешься с пустыми руками?
— Возьму, — улыбнулась Наташа и свернула в очередную маленькую лавчонку. Она была настолько мала, что вдвоем в ней было бы тесно. Совершенно воздушная, с телом двенадцатилетней девочки, пожилая японка сказала что-то приветственное и стала постоянно кланяться Наташе, явно приглашая купить что-нибудь. Поняв, что не купить здесь ничего она уже не сможет, Наташа окинула взглядом лавочку и выбрала маленькую бутылочку с разноцветными иероглифами на этикетке, а также яркий пакетик с орешками.
— Хай, дозо, — сказала японка и, положив покупки в маленький пакетик с веревочными ручками, сунула туда же пару пачек жевательной резинки и маленький карманный календарик.
— Ишь, как ты ей понравилась, — сказали наблюдавшие за всем этим девчонки, когда Наташа вышла из лавочки, — и жвачку, и календарик тебе придарила! Поняла, видать, что ты впервые здесь.
— Да ладно вам, с чего бы она поняла это?
— Не скажи! Они все видят и понимают, потому как из поколения в поколение тут торгуют, присмотрелись к людям и насквозь всех видят!
Вечером Наташа не выдержала, пошла в бар, чтобы проверить, все ли в порядке. Снова закрыв дверь, вернулась в каюту.
Наутро была посадка, и вновь вышли в Тихий океан, на этот раз более спокойный. Судно медленно переваливалось с борта на борт, но это не беспокоило, поскольку ничего неприятного в такой качке не было. Посуда не падала, пассажиры довольно активно заказывали напитки, и думать за работой о чем-то было некогда.
Вся дальнейшая работа шла как по накатанному пути. Приход, отход, переход… Никаких событий, никаких особых ощущений. Наташа исполняла свои обязанности уже почти автоматически, даже не уставая так, как это было вначале. Стас был доволен – народ шел в бар, заказывал хорошо. Особенно хорошо шли дела тогда, когда Наташа становилась к стойке. Стас заметил это и стал чаще допускать ее к этой работе. Наташа выучила рецепты коктейлей и легко выполняла любые заказы. Жизнь налаживалась.
В тот день они вышли из Владивостока с японцами. Море было тихим, спокойным и пассажиры довольно бурно обсуждали что-то за столиками в баре, часто заказывая пиво. Уже стемнело. Убрав и перемыв очередную партию посуды, Наташа налила себе воды и села передохнуть.
— Наташа, — вдруг позвал ее Стас, — иди сюда.
— Поработать? – спросила она.
— Нет, сходи найди электромеханика и скажи ему, что сломался льдогенератор. Я не могу дозвониться до него. Пусть срочно придет или пришлет кого-нибудь.
Уже через пятнадцать минут сам электромеханик возился с аппаратом. Дело явно не ладилось. Наташа бегала с ведерком в бар ресторана, набирала кубиков льда и несла в бар. И так – каждые полчаса. Усталая, она опустилась на стул, когда Стас закрыл бар.
— Закончит работу – угости его, да и сама прими стопку, это поможет снять усталость. Коктейли делай какие хочешь, тренируйся. На руки дашь только бутылочку вина или водки. Импортное не тронь. Да и вообще, не усердствуй, по-легкой все делай.
— Поняла. Все будет хорошо.
Работу электромеханик закончил уже за полночь. Бросив испачканную ветошь в мусорную корзину, сел на стул и повернулся к Наташе, клюющей носом за столиком.
— Все, мать, принимай работу!
— Ага, Сережа, сейчас приму, — поднялась и сладко, до хруста в косточках потянулась Наташа, но тут же поняла, что зря это сделала. Взгляд его серых глаз был уже не тот, что еще пять минут назад.
— Ох, мать, и хороша же ты!
— Да ладно тебе… — смутилась Наташа и пошла к генератору. Он исправно работал, что и доказал, высыпав в накопительный поддон порцию ледяных кубиков.
— Выпьешь чего -нибудь?
— Если нальешь — выпью.
— А чего же не налить, коли работу сделал, — сказала Наташа, — что будешь пить?
— А что себе, то и мне.
Наташа сделала по коктейлю, и вскоре усталость, как и говорил Стас, прошла. Потом был второй, за ним – третий коктейль. Беседа обо всем и ни о чем текла плавно. Сергей оказался очень неплохим парнем. Наташе было легко с ним. Ей вдруг показалось, что вот оно, пришло наконец то, о чем она и думать-то себе не давала. Нормальный мужчина, нормальные слова, нормальные…руки. Они так сладко трогали, так обнимали ее, что мир постепенно перестал существовать.
В каюту Наташа вернулась сама не своя. Пришло отрезвление. Во всех смыслах. Немного подташнивало. Она уже понимала, что произошло. Это было совсем не то, что было нужно ей.
«Да… Предупреждал же Стас, что коктейль – это не компот! Однако что было – то было», — подумала она, тяжело вздохнула и провалилась в тяжелый, беспокойный сон.
Через пару дней Наташа немного успокоилась, поскольку Сергей не появлялся и никак не проявлял свою заинтересованность в ней.
«Вот и хорошо, — думала она, — не было ничего и все тут. Пусть докажет кто-нибудь!»
Стас посматривал на нее время от времени и к вечеру спросил:
— Ты чего, Наташ, такая смурная ходишь? Случилось что?
— Да нет, все нормально, — ответила Наташа, — отводя глаза.
— Смотри, ежели чего — говори. В обиду не дам!
— Спасибо, Стас! – сказала Наташа с удивлением. Меньше всего ожидала она таких слов от него.
Переживания с каждым днем становились слабее и слабее. Окончательно они прошли через неделю, ровно в половину третьего ночи.
В каюту постучали. Через минуту – еще раз. Поднялась Алла. Открыв дверь, шепотом спросила, что нужно. Ей что-то тихо ответили мужским голосом.
— Наташка, это тебя… — сказала Алла и легла.
— Сергей?! Ты чего? – спросила удивленная Наташа
— Дай пару бутылок водки.
— Не поняла.
— Что ты не поняла? Не хватило нам. Идем скорее, ребята же ждут.
— Ребята? Какие ребята? Я не распоряжаюсь баром. К Стасу стучи.
— Да ладно тебе! Со Стасом ты сама разберешься. Мы уж с тобой так, без официоза, по- семейному. Ночью, в постельке, потом и разберемся помаленьку, потихоньку.
— По-семейному, говоришь? Ночью и в постельке? А не мало ли просишь – всего-то пару бутылок водки-то? А впрочем, согласна! По домашнему, так по домашнему. Никакого официоза! — с этими словами Наташа со всей своей силы захлопнула дверь. Прежде, чем захлопнуться, дверь глухо стукнула обо что-то твердое.
— Вот, сука! — раздалось за дверью, — Ладно, поглядим еще!
— Сильна ты, мать! Лихо обошлась с придурком, – раздался шепот с верхней кровати.
— Ничего я не сильна, — буркнула Наташа, изо всех сил стараясь подавить рыдания, готовые вырваться наружу.
— Сильна! Ох, сильна! — сказала те же слова Лена, выслушав утром ее рассказ, — Все ты правильно сделала, но легче тебе от этого не станет. Ведь он что, думаешь, так и расскажет друзьям, что ты его прогнала, да еще и в лоб закатила на прощание? Как бы не так! Он такого насочинит, что два Шекспира вовек не придумали бы!
— И что мне теперь? Извиняться бежать?
— Только этого еще не хватало! Это он пусть извиняется!
— Не нужны мне его извинения.
Наутро Стас как-то странно улыбался. Наташа напряглась немного, но вскоре расслабилась – ни слова не было сказано о случившемся. Только вернувшись с обеда, он в упор посмотрел на нее с серьезным выражением лица, но с чертиками в глазах.
— И что это электромеханик наш с таким огромным фонарем во лбу разгуливает, не знаешь? Приложил кто или сам?
— Не знаю я. — с усилием подавляя улыбку, ответила Наташа, — Да и откуда мне знать, если целыми днями здесь, на работе пропадаю? Может быть, в дверь какую не вписался?
— Вполне может быть и так. Знать бы еще, в чью дверь!
— А мне не интересно.
— И это правильно! Он там попытался было начать сказки какие-то рассказывать, но ему дали понять, что не стоит этого делать. Он и не стал.
Наташа посмотрела в смеющиеся глаза Стаса и от души улыбнулась.
— Пойду и я пообедаю, если ты не против.
— Я не против! – сказал Стас и открыто засмеялся.