Как-то раз, уже под утро, Танюшке приснился сон. Перед ней стояла та самая старая цыганка. Она долго смотрела на Танюшку и молчала. Вынув трубку изо рта, цыганка сочувственно покачала головой, снова вернула трубку в рот и пыхнула дымом. Покачав головой еще раз, она повернулась и сразу исчезла. Проснувшись, Танюшка долго не могла прийти в себя.
«Что она хотела сказать? Неужели то, о чем предупреждала тогда, в таборе? – с тревогой думала Танюшка, — Все ведь так хорошо, так замечательно. Муж хороший, скоро появится ребеночек. Что мне еще нужно в этой жизни? Нет, ничего плохого просто не может быть! Это лишь мое воображение. Наверное, я просто устала. Да и что же, что сон?»
С большим усилием заставила себя встать. В последнее время ей было очень тяжело это делать. Живот был еще не очень большой, но ощущение тяжести было такое, что Танюшка с трудом с ним справлялась. Особенно это состояние усугублялось сильным токсикозом. Она уже почти не могла готовить мазь, совершенно не перенося запах, к которому всегда была безразлична.
«Все, в последний раз схожу сегодня и буду с клиентами записку передавать, как предложил аптекарь, — рассуждала она, собираясь, — да и вообще, прием скоро придется прекращать на какое-то время… А ребеночек родится – няньку найду и начну снова прием вести.»
Идти было не очень далеко, всего-то минут десять, но на этот раз путь дался Танюшке совсем не просто. Пару раз она останавливалась, чтобы отдохнуть. Выйдя на «стрелку», осмотрелась. «Стрелкой» в народе называли развилку из трех дорог, одна из которых была центральной улицей – Светланской, которую не так давно переименовали в Ленинскую. По ней ездили и конные пролетки, и очень редкие тогда автомобили, и трамваи.
Аптека была на другой стороне центральной улицы, рядом с красно — кирпичным забором Морского госпиталя. Танюшка выждала, когда пройдет трамвай и пошла, с трудом поднимая ноги. Внезапно она споткнулась о чуть выступающий из брусчатки трамвайный рельс и, понимая, что падает, только и успела подумать, что должна выставить вперед руки… Очнувшись, увидела встревоженное лицо аптекаря.
— Вы меня слышите? – повторял он раз за разом.
— Да, — прошептала Танюшка.
— Слава Богу! Я уж испереживался за вас! Зачем вы сами пошли? Мы же договорились, что вы будете с клиентами вашими передавать записку!
— Что со мной? — слабым голосом, не слушая его, спросила Танюшка.
— Повезло вам! Незнакомые люди принесли вас сюда, когда увидели, что вы упали и остались лежать посреди дороги, возле рельсов. Как вы себя чувствуете? Что у вас болит?
— Голова.
— Не мудрено! Вы головой ударились о камни. Я перевязал вам ссадину.
— Что-то я… — Танюшка попыталась сесть, но аптекарь остановил ее.
Одновременно Танюшка почувствовала, как все вокруг поплыло, и тошнота навалилась на нее.
— Смотри, что это? — услыхала она тревожный женский вскрик, теряя сознание.
Очнулась Танюшка в комнате с белыми стенами. Первым, что она почувствовала, была жажда. Пересохшие губы, сухой рот требовали воды. Еле шевеля сухим, разбухшим, почти не чувствующим ничего языком, попыталась позвать кого-нибудь.
— Очнулась, милая? Вот и слава те, Господи!
Перед Танюшкой возникло улыбающееся женское лицо с белой косынкой на голове.
— Пить, наверное, хочешь? Сейчас, потерпи немножко, дам я тебе водички.
В губы ткнулось что-то гладкое. Оттуда, слабой струйкой, полилась теплая, невкусная, явно кипяченая, вода. Танюшка ощутила, как смачиваются губы, рот и сразу стало легче дышать.
— Хватит пока, минут через десять еще дам, — сказала санитарка.
— Что со мной? – спросила Танюшка.
— Что с тобой? А дела наши, бабьи – вот, что с тобой. Ты зачем шастала в положении по городу? Ладно, милая, ты полежи немножко, а я сейчас доктору скажу, что проснулась ты. Он тебе все, как есть, обскажет. И не вздумай вставать! Крови ты много потеряла, еле откачали. И не вздумай тут слезы свои показывать! Здесь это не очень любят. Военные у нас доктора, строгие, но очень хорошие. Всех вылечивают, какие попадают сюда!
— Почему военные?
— Ты же в Морском госпитале лежишь, милая. Тебя, всю в крови, какие-то мужички на руках принесли сюда вчера. Говорят, из аптеки. Главный наш сразу приказал тебя в… Ой, да что же это я, глупая, разболталась с тобой?! С доктором, милая, побеседуешь обо всем. Побежала я!
«Вот оно, предсказание, и вот он, сон… — подумала Танюшка, — Ведь еще тогда старая цыганка сказала, что на земле не будет мне никакой благодарности за свой дар и за работу. Уделом моим будет тяжелая жизнь, да одиночество без простого бабьего счастья».
Как и большинство вокруг, Танюшка не верила в предсказания и, тем более, цыганок… «Выходит, не все врут…» — подумала она и тихо заплакала.
Известия камнепадом обрушились на Танюшку, рождая вопросы, на которые не было ответов. Что с ней? Что с ребенком? Как сообщить мужу, что она здесь?
Пришедший доктор ничего не прояснил. Основное, что поняла из его слов Танюшка – это то, что медицина умеет многое, но далеко не все, да и врачи не всемогущи, а иногда бывают и вовсе бессильны… А еще, поняла она, что детей у нее может и не быть…
— Нет, это не обязательно так будет, но… — сказал доктор.
Дни шли за днями, похожие друг на друга, как капли воды. Горе сделало их молчаливыми. Игорек пропадал на службе, а Танюшка работала с утра до вечера. Так им было легче, это отвлекало от мыслей о своем горе. Все, однако, лечит время. Постепенно, месяц за месяцем, чувство это становилось менее острым, притуплялось. Они вернулись к прежней жизни, находя время и силы на прогулки, выходы в кино или на берег моря.
Посетителей с животными было много. Также увеличивалось и количество таких, которые хотели вылечить себя или своих близких, знакомых. Время от времени, не очень часто, приходили молодые люди, предъявляли Танюшке свои удостоверения и задавали много вопросов. Она отвечала на них и показывала документы. Люди вежливо прощались и уходили.
Однажды Игорь вернулся со службы хмурый.
— Что с тобой, почему ты такой? Случилось что?
— Случилось, Танюшка. – помолчав, ответил Игорь, — Мой начальник, наш покровитель, был арестован сегодня ночью. Как враг народа.
— Вот это да… И что теперь будет?
— А что будет… На его место сядет тот, кто давно уже мечтал это сделать. Я даже могу предположить, что ради этого он мог много, чего сделать … Ты знаешь, о чем и о ком я.
— Ох, знаю Игорек, знаю.
— Так вот, тот документ, что у тебя есть, больше никому не показывай. Теперь это опасно и для дела, и для нас обоих. Ты поняла меня?
— Да, поняла.
— Отныне ты действуешь на свой страх и риск. Под моим покровительством. Другого у нас с тобой нет.
— Разве этого мало? – спросила Танюшка.
— Нет, этого не мало, — ответил Игорь и, помолчав, добавил, — но до тех пор, пока я чист и ко мне нет претензий в органах. Надеюсь, так это и есть, а там – посмотрим.
На этом, решила Танюшка, закончились их неприятности. Жизнь вошла в спокойное русло, и так продолжалось до того, теплого июльского, утра, которое она запомнила на всю жизнь.
Неспокойно было на Манчжурской границе, в районе озера Хасан, а ведь это находилось всего в тридцати километрах от Владивостока. Газеты постоянно сообщали о провокациях и о задержанных японских лазутчиках. В то утро, на другой стороне Амурского залива, глухо, словно раскаты далекого грома, загрохотала канонада. Сначала Танюшка так и подумала – гром, однако он был таким частым и продолжался так долго, что она поняла – это не гром. Там, на другой стороне Амурского залива идет бой.
— Да, — подтвердил ее догадку Игорь, вернувшийся с работы поздно вечером, уставший и хмурый, — ты права.
— И что же это?
— Это война, Танюшка. Японцы напали на нас в районе озера Хасан.
— И что теперь будет? – с ужасом спросила Танюшка, — Это же так близко…
— Да, это почти у стен нашего дома. Однако я думаю, что все будет хорошо. У нас мощная армия, она даст отпор врагу. Сегодня туда, на подмогу пограничникам, двинулись войска, техника, однако все это очень сложно, ведь туда нет никаких дорог — сплошная тайга, да болота.
Громыхало почти постоянно. Люди в городе стали малоулыбчивыми, в глазах видна была тревога. В городе стало гораздо больше военных, на узловых железнодорожных станциях по ночам шла разгрузка войск и техники.
Через несколько дней Игорь пришел с работы раньше обычного.
— Что случилось? – встревожено спросила Танюшка.
— Не беспокойся. Просто я через два часа уезжаю.
— Куда?
— В командировку.
— А когда вернешься?
— Пока не знаю. Может быть, через неделю, а может быть и через две или три.
— Это связано…
— Да, связано.
— А…
— Больше ничего не спрашивай. Я не смогу тебе ответить. Сама понимаешь…
— Понимаю, — сказала Танюшка, и слезы потекли из ее глаз.
— Пожалуйста, не плачь, родная моя. Я — военный человек, ты же понимаешь это.
— Понимаю. Писать будешь?
— Если будет возможность – напишу. Если не будет писем – не переживай. Это будет означать, что нет такой возможности.
— Я все понимаю, Игоречек, не сомневайся! Делай спокойно свое дело и не думай обо мне. Ты только знай, что я очень и очень буду тебя ждать, а когда вернешься – увидишь, что любить тебя буду еще больше.
— И вот, еще что…- добавил Игорь, — Ты спокойно занимайся своим делом и никого не бойся. Если кто-то начнет к тебе цепляться, просто скажи, кто твой муж и что он скоро вернется, разберется со всем сам. Все разговоры на эту тему они должны вести только с ним, потому что все документы — у него.
Именно так и случилось. Через неделю к ней пришли двое довольно молодых людей и стали задавать вопросы о том, чем и на каком основании она занимается. Танюшка вспомнила все, что ей говорил муж.
— И что с того, что он работает в органах? – заносчиво сказал один из них, — Мы тоже не просто так, с улицы пришли сюда.
— А я что, просто так здесь сижу перед вами? – неожиданно для себя, громко выпалила Танюшка и тут же испугалась того, что сделала.
— Да?! — воскликнул спросивший и многозначительно посмотрел на своего товарища.
— Извините нас, — сказал тот, вставая, — мы ошиблись.
— Так как же мне теперь быть? Я должна доложить мужу о вашем визите? – совсем вошла в роль Танюшка.
— Нет, не стоит. Это была ошибка. Нас не предупредили. Считайте, что это был простой дежурный обход. До свидания!
— Всего вам хорошего!
Когда хлопнула входная дверь, и по деревянной лестнице застучали их сапоги, Танюшка прислонилась к стене, закрыла глаза и попыталась унять дрожь в груди и стук в висках от волнения.
«Это что-то новенькое… — успокоившись, подумала она и глубоко вздохнула, — таких талантов за мной раньше не замечалось!»
После последнего нежданного визита Танюшка долго вздрагивала от каждого скрипа лестницы, ожидая расплаты за свою ложь. Больше, однако, к ней никто не приходил.
Через полторы недели гул канонады стих. Еще через неделю вернулся Игорек с рукой на перевязи. Танюшка всплакнула, но он успокоил — рана была не очень серьезной.
— Вы отбили врага, Игорек, вы настоящие молодцы!
— Еще какие! Так надавали самураям по мордасам, что мало им не показалось! Теперь у них долго еще не появится желание нападать на нас!
— А сами-то как?
— Сами… Мы победили, Танюшка! – помолчав, сказал Игорек и обнял жену. Она молча прижалась к нему, вполне понимая, что он не мог сказать больше, чем сказал.
Рана действительно оказалась не очень тяжелой. Съездив на службу для доклада, Игорек вернулся с приказом на внеочередной краткосрочный отпуск.
Это были дни счастья! Пролетели они быстро, и жизнь снова потекла тихо и мирно.
Примерно через месяц Игорь вернулся со службы с новеньким, сверкающим орденом Красного Знамени на груди гимнастерки с новенькими же погонами капитана. Танюшка была счастлива за мужа.
— Ты у меня, оказывается, самый настоящий герой! А я и не знала… Вернее, я-то знала, а вот люди не знали. Теперь все будут знать это!
Если бы не мысли о цыганкином предсказании, время от времени навещающие Танюшку, да не сообщения в газетах о встающем на ноги фашизме в Германии, все было бы прекрасно. Они часто разговаривали об этом вечерами, за чаем.
— Игорек, скажи мне – война будет? Только честно.
— Не имею права я говорить такое, Танюшка, но тебе скажу — да, война будет. То, что происходило в Германии, теперь разрастается по всей Европе и все ближе и ближе подходит к нашим границам.
— А когда?
— Думаю, скоро.
Прошел год. В ноябре 1939 года, вернувшись со службы, Игорь сказал, что началась война с Финляндией. Подкованная уже в вечерних разговорах с мужем, Танюшка сразу подумала, что это – начало того большого и страшного, что стояло уже у порога страны. На следующий день сообщение об этом появилось в газетах. Через пару дней Игорь сказал, что написал рапорт с просьбой отправить его, опытного офицера, на фронт. Ему отказали. Игорь сильно переживал. Переживала и она, но причина ее переживаний была совсем другой, прямо противоположной. Она боялась, что он все-таки добьется своего, и его пошлют на фронт. Не послали. Особенно же порадовало ее окончание войны в марте 1940 года.
И снова время потекло ровно, спокойно и предсказуемо. Они были счастливы. Встречаясь каждый день вечером, они радовались друг другу, и, расставаясь утром, точно знали – вечером снова будут вместе. Если бы не тревожные известия в газетах о том, что происходило в Европе, тот год они могли бы описать двумя словами – покой и счастье. Промелькнул он одним днем.
Все закончилось неожиданной радостью – Игорь получил внеочередной отпуск. Танюшка очень обрадовалась, но радость вскоре поубавилась. Что-то говорило ей, что все это очень странно. Никогда еще не давали Игорьку отпуск просто так, да еще и весной…
«Что-то за этим стоит!», — решила она и вечером, когда сели ужинать, задала прямой вопрос.
— Игорек, что происходит? Почему и для чего тебе дали отпуск? Мне кажется, что…
— Эх, милая ты моя женушка, — жестом остановил ее Игорь, — не хотел я раньше времени говорить об этом. Планировал поговорить с тобой за пару дней до окончания отпуска, однако ты сама спросила, и мне придется все рассказать сейчас.
— Я слушаю тебя, — чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, сказала Танюшка. Она прекрасно понимала, что ничего хорошего не услышит.
— Сразу скажу, — улыбаясь, Игорь накрыл своей ладонью Танюшкину, лежащую на столе, — нет ничего страшного! Обычная командировка, только немного более длительная, месяца на три.
— Значит, ты вернешься в июле?
— Конечно! – ответил Игорь и, опустив глаза, добавил,- если не продлят немного.
— А куда командировка?
— Прости, но я не…
— Далеко?
— Далеко, но это наша страна.
Танюшка встала и подошла к большой карте, которую недавно принес и прибил к стене Игорек.
— Здесь? – Танюшка прикоснулась пальцем к карте рядом с Москвой.
— Нет.
— Здесь? – она показала на Ленинград.
— Нет.
— Здесь? – показала она на западный край Белоруссии и немедленно поняла по его взгляду, что на этот раз попала, — Но ведь дальше уже… А там…
— Да, за границей уже немцы, но я же с этой стороны буду! Мне нечего за той границей делать, я же ни польского, ни немецкого языка не знаю. Да и не у них мне службу предстоит проверять, а у наших! – стараясь развеселить и отвлечь Танюшку, сказал Игорь.
— Я понимаю, — опустив глаза, тихо сказала Танюшка. И действительно, она прекрасно понимала, что все, что бы ни говорил сейчас Игорь, предназначено только для того, чтобы успокоить ее. О том, что действительно ждет его там, он, естественно, не мог, да и вряд ли хотел сказать.
Неделя пролетела одним днем. Утром Танюшка накормила мужа. Молча они посидели немножко. Игорь взглянул на новые, красивые, появившиеся перед самым отпуском, командирские часы. Раньше Танюшка никогда не видела таких.
— Пора. Нужно идти.
— Я провожу, — сказала Танюшка.
— Нет, ты останешься здесь.
— Но…
— Это не обсуждается. Все должно выглядеть как обычно. Попрощаемся здесь.
Она стояла у окна и смотрела на стоящую там черную «Эмку». Игорь бросил свой небольшой чемодан на заднее сиденье и, махнув рукой Танюшке, захлопнул за собой дверь автомобиля. Резко взяв с места, машина оставила облачко густого сизого дыма и унеслась в полусумрак раннего утра.
Долго Танюшка не могла отойти от окна. Словно за соломинку, сознание хваталось за застывшую в памяти картину машущего рукой мужа. Танюшка всем своим существом чувствовала неотвратимость надвигающейся беды. Слез не было.
Через два месяца началась война. Все, что ей оставалось с тех пор — это чтение трех его, успевших дойти еще из мирного времени, писем, воспоминания о счастливых днях, да надежда на то, что любимый выживет, спасется и вернется домой, к ней.
Писем больше не было. Единственным подтверждением тому, что он жив, стал денежный аттестат, который Танюшке выдали в управлении НКВД и по которому она ежемесячно получала деньги. Как ей объяснили, это была часть жалования Игоря.
С началом войны все изменилось. Изменилась жизнь и у Танюшки. Поток домашних питомцев почти прекратился, зато вырос поток больных людей. Сказывались и переживание за близких, ушедших на фронт, и постоянная угроза нападения Японии, и многое другое, что неизбежно появляется во время войны.
Не было среди этих людей улыбающихся, разговорчивых. Они приходили и часами, молча стояли в ожидании приема, глядя в землю. Понимая все и жалея их, с раннего утра и до позднего вечера Танюшка осматривала людей и варила, варила мазь, чуть не падая от испарений. Закончив прием, без сил от усталости, она пила чай, ложилась и мгновенно засыпала, чтобы проснуться утром и – снова за работу. Соседи, задыхаясь от запаха мази, молча сносили это.
В таком режиме ей легче было жить. Некогда было думать о том, как там Игорек на фронте. Она боялась этих мыслей и лишь иногда давала волю им и слезам, но случалось это редко.
Все необходимое она заранее и в больших количествах, на неделю работы, закупала в аптеке. Только масло стала просить приносить своих пациентов. Благо, коммерческий магазин был рядом. Для себя Танюшка покупала мало и ела только тогда, когда понимала, что должна что-то съесть, иначе упадет от бессилия. Чай с кусочком хлеба, да каша – это была ее основная еда. Деньги с людей брала только на аптечные расходы. От денег за работу отказывалась.
Люди, однако, все равно оставляли немного денег, а кто-то приносил продукты, и это здорово помогало Танюшке, избавляя от необходимости частых походов в магазин.
Однажды, готовя очередную мазь, Танюшка упала в обморок. То ли от усталости, то ли еще от чего. Когда сознание начало возвращаться, она услыхала тихий голос. Он тихо позвал ее. Это было так странно, что она замерла, не открывая глаз. Больше голоса не было, но мысль о том, что с Игорем случилось страшное, обрушилась на нее таким ужасом, что похолодело и сдавило в груди. Она не сомневалась, что это был он, его голос.
Похоронка пришла через три месяца, весной сорок второго. Как и чувствовала Танюшка, Игорь погиб еще в конце сорок первого. С приходом похоронки прекратилась и выплата по аттестату. Слез долго не было. Они пришли намного позже. Она словно окаменела, почти механически выполняя свою работу.
До середины сорок второго к ней ни разу не приходили. Участковый, дважды она видела это, приходил во двор, перебрасывался парой фраз с очередниками и уходил. И вот, однажды ночью, Танюшка проснулась. По лестнице топали тяжелые сапоги. Танюшка обмерла. Она слишком хорошо знала этот звук – шаги поднимающихся военных. В дверь требовательно постучали.
— Татьяна Степановна Рябова? — спросил вошедший лейтенант с петлицами НКВД. За ним стоял участковый.
— Да, — ответила Танюшка.
— Собирайтесь, вы пойдете с нами. Возьмите все необходимое из одежды.
— Вы меня арестовываете? За что? У меня муж чекист…
— Мы все о вас знаем. – прервал ее лейтенант, — Это не арест.
— А что же это тогда?
— Даю вам десять минут. Не теряйте времени, собирайтесь.
Танюшка быстро собирала вещи. Помня прежний опыт, взяла смену белья, платье и хлеб.
Выйдя из квартиры, удивилась, что лейтенант был один. Кроме участкового никого больше не было. Все это показалось несколько странным. Внизу ждала машина. Танюшка узнала ее. Это была та самая машина, что увозила Игоря… Кроме водителя, в машине был еще один офицер, но, судя по петлицам, не чекист. Участковый с ними не поехал.
Все стекла в машине, кроме лобового, были закрыты шторками, однако было понятно – они выезжали из города. Ехали очень долго. Танюшка заснула, проснулась и снова заснула. Машина остановилась. Они стояли перед шлагбаумом. Часовой с винтовкой проверил в свете висящего на груди фонарика поданные офицером документы.
— Проезжайте, — козырнул часовой офицеру и, вернув документы, поднял шлагбаум.
Ехали еще с полчаса. В сумраке едва начинающегося рассвета, Танюшка увидела, что вокруг них совсем другой, непривычный для нее лес – очень высокие, стройные сосны. Водитель опустил боковое стекло, и в машину ворвался потрясающий, густой аромат хвои. Танюшка с восторгом вдыхала его, позабыв на мгновение о том, в каком она положении.
Внезапно впереди вспыхнул яркий свет прожектора. Он совершенно ослепил. Машина резко затормозила и встала.
— Документы! – раздался требовательный голос.
— Проезжайте, вас ждут, — сказал вскоре тот же голос, и свет погас.
Метров через двести открылась большая поляна, в центре которой стояло двухэтажное бревенчатое здание. У входа ждал офицер. Козырнув приехавшим, он взял документы и посмотрел на Танюшку.
— Здравствуйте, Татьяна Степановна. Устали? Дорога не близкая была.
Танюшка настолько растерялась от неожиданности, что не сразу смогла ответить.
— Ладно, поговорим еще чуть позже, а сейчас идемте, я покажу комнату, в которой вы будете жить, — сказал, улыбнувшись, офицер и открыл дверь, пропуская Танюшку вперед. Привезшие ее офицеры остались снаружи. Внутри помещения был часовой с автоматом. Танюшка слыхала о таком оружии от Игоря, но видела его впервые.
Они поднялись на второй этаж. В самом начале коридора сидел офицер с красной повязкой на руке. При их появлении он встал, отдал честь и молча подал ключ с биркой.
В небольшой комнатке была тщательно, без единой складочки, заправленная узкая кровать, небольшой столик, табурет и шкаф. В углу – умывальник-тумбочка, но главное – рядом была небольшая, аккуратная печь. Все было чисто, аккуратно и по-мужски скупо. Женской руки не чувствовалось и в помине.
«Господи, — подумала Танюшка, — да что же это такое? Куда это я, интересно, попала?»
Умывшись, она села на табурет и, не зная, что делать дальше, налила из стоявшего на столе графина воды в стакан. В дверь постучали.
— Да, войдите.
— Это я, Татьяна Степановна. – входя, сказал тот же офицер, — Расположились? Вот и хорошо. Я приглашаю вас на завтрак, а после него вам ответят на вопросы, которых у вас накопилось немало, как я подозреваю.
После довольно плотного завтрака ее привели в небольшую комнату на первом этаже. За столом сидел не очень молодой, плотный капитан. Он встал и подал Танюшке руку.
— Здравствуйте, меня зовут Павел Иванович. Я назначен вашим обеспечивающим и сейчас постараюсь ввести в курс дела, а потом мы этим делом и займемся. Согласны?
— А если я отвечу «нет»? – выпалила Танюшка.
— Вы действительно так ответите? – серьезно спросил Павел Иванович, и Танюшка пожалела о сказанном.
— Да нет, конечно, извините меня.
— Хорошо. Итак, вас привезли сюда для выполнения особого задания. Задание это имеет высокую степень государственной важности, и от выполнения его будет зависеть многое в вашей жизни. Прежде, чем вы ознакомитесь с ним, я предлагаю вам подписать обязательство о неразглашении военной и государственной тайны, которые, находясь здесь, вы узнаете. Все, что относится к этому заданию, имеет гриф «секретно» и относится к государственной тайне. И еще… Вы не должны ходить по зданию и выходить из него без моего ведома. Ни при каких обстоятельствах. Вы поняли это?
— Да, поняла, — подписав бумагу не читая, сказала Танюшка, — только…
— Вы все сейчас узнаете. И я очень прошу вас – не волнуйтесь. Все, что вам придется делать, вы хорошо знаете и это не доставит особых хлопот. Учитывая то, что я о вас знаю, не сомневаюсь, что долго вам здесь не придется находиться. А сейчас следуйте за мной.
В небольшой комнате, куда они пришли, был стол с телефоном, за которым сидел офицер, да большой кожаный диван. Офицер встал и указал на дверь в противоположной стене.
— Входите, вас ждут.
Танюшка ожидала, что с ней войдет и Павел Иванович, но он открыл и, пропустив Танюшку, закрыл за ней дверь.
В большой комнате, за массивным письменным столом сидел человек. Комната была полупустая. Стол с покрытой зеленым сукном столешницей, настольная лампа, красивый стул с резной спинкой у стола. Такой же, как тот, на котором сидел хозяин комнаты. В противоположном углу – узкая кровать за приоткрытой тяжелой ширмой. Невысокий, полноватый, седой мужчина с умными, пронзительными глазами, встал и, выйдя из-за стола, шагнул навстречу Танюшке.
— Здравствуйте, Татьяна…э…как вас по батюшке кличут?
— Просто Татьяна, — пришла она на помощь.
— Спасибо. Меня зовут Вячеслав Михайлович. Это из-за меня таким неприятным образом побеспокоили вас. Надеюсь, вы не обижаетесь на меня?
Танюшка уже узнала этого человека, лицо которого довольно часто появлялось в центральных газетах и в киножурналах, что показывали перед фильмами.
— Нет, что вы, мне приятно… — начала было Танюшка, но он прервал ее со смехом.
— Все, все! На этом предлагаю закончить торжественную часть нашего знакомства и приступить к основной! Согласна, Танюша?
— Да, согласна, Вячеслав Михайлович.
— Отлично. Тогда продолжим. Итак, вас привезли сюда без вашего согласия, к сожалению. Однако идет война, и некоторые вещи приходится делать не так, как хотелось бы. А теперь – о сути моей проблемы и вашей задачи. Беда у меня, Танюша. Появилась она не так давно, полгода всего, но за это время натерпелся я… И уж очень мешает она в работе. Самое тяжкое в этом то, что врачи, а я имею доступ к очень высокого уровня специалистам, как вы понимаете, расписались в бессилии перед этой болезнью. Однако что тут говорить, вы все поймете, увидев результаты их лечения. С этими словами он расстегнул ворот рубахи, и Танюшка увидела то, что и ожидала уже увидеть.
— Можно, я поближе посмотрю?
— Да, конечно, для того вас сюда и пригласили, — сказал он и снял рубаху.
Танюшка внимательно рассматривала пятна, волдыри. Она не встречалась еще с такой разновидностью экземы, но читала о ней в справочнике. Судя по тому, что она помнила, лечение должно пойти нормально, только мазь нужно было готовить немножко иную.
— А ниже есть пятна?
— Нет, ниже чисто.
— Отлично. Все, можете одеваться, — сказала она.
— Что скажете? Возьметесь лечить меня? – явно волнуясь, спросил Вячеслав Михайлович.
— Конечно! Все хорошо, будем лечиться, вот только…
— Спасибо вам за надежду! Если вы о необходимых лекарствах или продуктах, то все, что нужно для этого, будет немедленно доставлено, только составьте список необходимого и передайте Павлу Ивановичу. Он организует. Только одна просьба — на все лечение список постарайтесь составить, поскольку магазинов поблизости нет, как вы понимаете… И когда начнем?
— Как получу все нужное, так часа через три и начнем.
— Прекрасно.
С этими словами, он проводил Танюшку к двери и открыл ее. Там ждал Павел Иванович.
— Отдыхайте. К утру все будет доставлено, — сказал Павел Иванович, когда список был готов.
— А раньше нельзя?
— Можно, но будет это уже ночью…
— Ничего. Как привезут – пусть сразу же меня и разбудят.
— Есть, так и сделаю, Татьяна Степановна.
— Я очень прошу вас, зовите меня Таней!
— Хорошо, Таня! А теперь — отдыхайте. Ночь у вас выдалась с приключениями. Прошу помнить то, что я говорил. Дополнительно к вашей комнате и к тому помещению, в котором вы будете лечить Вячеслава Михайловича, вам разрешается гулять по поляне. Здесь тоже есть свои особенности. Советую гулять только рядом с домом, где есть скамейки и беседка. Там и посидеть можно. Близко к лесу не ходите. Дело в том, что дикие звери, а их очень много вокруг, подкапывают ограждения, и неожиданная встреча с ними может стать очень неприятной. Конечно же, охрана будет наблюдать за обстановкой, но…
— Я все поняла, Павел Иванович. А в чем я буду готовить мазь, когда все привезут?
— В вашей комнате кое-что уже приготовлено. Посмотрите внимательно все и скажите мне, чего не хватает.
С этими словами он открыл перед ней дверь комнаты. Танюшка сразу заметила перемены. Возле печи, вдоль стены, лежала аккуратная поленница дров, а на печи – стопка кастрюль разной величины и прочая кухонная утварь. Просмотрев все, Танюшка кивнула.
— Все хорошо, мне этого хватит.
— Вот и хорошо. Отдыхайте. Обед и ужин вам принесут.
И осталась Танюшка одна в комнате. На столе лежала стопка газет и журналов. Мысленно поблагодарив Павла Ивановича за заботу, она с удовольствием прилегла и принялась за чтение, однако вскоре беспокойная ночь сказалась, и журнал выпал из рук — заснула Танюшка крепким, спокойным сном.
Разбудил стук в дверь. Она открыла глаза и увидела, что в комнате темно.
— Войдите.
— Это я, – сказал Павел Иванович, входя с большой коробкой в руках. За ним шел солдат, также с коробкой, — сразу разбудил. Как и просила
— А который сейчас час?
— Половина четвертого ночи.
— Вот и отлично! К утру все будет готово.
— Чайку организовать? – спросил Павел Иванович.
— Очень было бы кстати!
— Помощь нужна?
— Только с маслом… Я возьму сколько нужно, а остальное…
— Я уже подумал об этом. Неподалеку есть глубокое озерцо, так на дне его очень холодная вода – туда и опустим.
Через десять минут в печи весело загудел огонь, и Танюшка занялась привычной работой. Павел Иванович принес чай и бутерброды.
— Можно, я посмотрю немножко? – спросил он, отхлебывая из своего стакана.
— Конечно, но смотреть-то и нечего. Только вот, запах скоро будет неприятный. Не боитесь?
— Нет, засмеялся Павел Иванович, — он же не убивает, надеюсь.
— Нет, не убивает, — засмеялась Танюшка.
Через час он ушел, явно из-за все больше и больше сгущающегося запаха. Предварительно договорились, что в восемь утра она будет в приемной, готовая к работе.
Первый сеанс прошел спокойно, но Танюшка чувствовала, как волнуется Вячеслав Михайлович. Успокаивая его, она уверенно делала свое дело.
— И не переживайте, Вячеслав Михайлович, если никаких изменений завтра или послезавтра не почувствуете. Первые результаты появятся примерно через неделю.
На пятый день, по широкой улыбке офицера в приемной, она поняла, что появились изменения. Осмотр подтвердил это.
Еще через пару дней, после очередной процедуры, Вячеслав Михайлович показал Танюшке на стул.
— Присаживайся, Танюша. Хочу спросить тебя кое о чем.
— Я слушаю вас.
— Я уже понимаю, что до окончания лечения осталось не так много времени, именно поэтому и хочу спросить, чем я смогу отплатить твое чудесное мастерство? Чего ты сама хочешь?
— Ничего, Вячеслав Михайлович, мне не нужно. Все, что нужно было для мази, мне привезли. Мне бы домой попасть, там люди ждут меня… Ой, а ведь, мне и правда… — Танюшка замолчала, усомнившись в том, стоит ли ей говорить об этом.
— Говори, говори!
— Понимаете, у меня была бумага, которая разрешала мне заниматься лечением, но человека, который мне ее дал…одним словом…
— Одним словом, — прервал ее Вячеслав Михайлович, — сейчас у тебя такой бумаги нет, и это осложняет тебе жизнь?
— Да…
— Она у тебя будет! Хорошая будет бумага, настоящая!
— Правда?
— Слово даю! Веришь? – улыбнулся он.
— Верю! – сказала Танюшка и широко улыбнулась в ответ.
— Значит, договорились!
***
Следующая неделя пролетела быстрее первой. Никаких сомнений уже не было – лечение заканчивалось. Кожа к этому времени стала уже чистой, лишь более розовый цвет ее указывал на места, где совсем еще недавно были волдыри и язвы. Закончив последний сеанс, Танюшка объявила, что сделала все, что от нее зависело, лечение полностью завершено.
— Это все, Вячеслав Михайлович. Болезнь ваша окончательно ушла, и не было еще в моей практике случаев возврата ее.
— Милая Танюша! – сказал растроганный Вячеслав Михайлович, — Ты сама не представляешь себе, что сделала для меня, и насколько я благодарен тебе. Однако что касается благодарности, я буду максимально конкретен.
С этими словами он выдвинул верхний ящик письменного стола, вынул оттуда большой конверт и подал его Танюшке.
На конверте был герб Советского Союза и надпись «Правительственное, вручить лично» красным цветом. Конверт был вскрыт.
— Посмотри, Танюша, какой документ я тебе приготовил.
Достав приятный на ощупь, плотный лист, Танюшка стала с волнением разглядывать его. Яркий, пахнущий типографской краской документ с тисненым золотым гербом говорил о том, что правительство разрешает гражданке Рябовой Татьяне Степановне, народному целителю, лечение командиров и бойцов Красной армии, граждан страны, а также состоящих на государственной службе и принадлежащих гражданам, животных. Всем государственным органам и службам предписывалось оказывать ей необходимую помощь и содействие в исполнении порученного ей дела. Внизу стояли должность, фамилия и подпись человека, которого она лечила. Все это скреплялось гербовой печатью с надписью «Правительство СССР. Москва».
— Ой… — только и смогла прошептать Танюшка, и слезы потекли по ее щекам.
— И что, достаточно ли такого документа для того, чтобы ты могла спокойно делать свое дело?
— Еще как достаточно, Вячеслав Михайлович! Теперь, с таким документом, я как за каменной стеной буду! Спасибо вам огромное!
— Значит, в расчете? – широко улыбаясь, спросил Вячеслав Михайлович.
— Еще как, очень даже в расчете!
— Тогда прощаемся, — с этими словами он подошел к ней и приобнял за плечи, — я рад, Танюша, что судьба свела меня с тобой в очень трудную для меня минуту, и век буду помнить, как ты спасла меня. Понимаю, насколько миссия, которую ты взяла на себя, трудна и хлопотна, но ты держись, не сворачивай с избранного пути.
— Да куда же я сверну, Вячеслав Михайлович? Я же ничего больше не умею делать!
— Разве этого мало? Каким бы был мир, если бы каждый умел делать что-то такое, чего больше никто не умеет и отдавал это умение людям так, как делаешь это ты. Так что, живи спокойно, радуйся жизни и лечи, лечи, лечи! Все, иди. Тебя уже ждут. И не поминай лихом.
— Я не забуду вас никогда, — сказала Танюшка и почувствовала, как слезы снова наполняют глаза, — вы хороший человек. Здоровья вам крепкого!
Вещи были собраны уже, да и вещей-то было всего-ничего, узелок небольшой. Действительно, внизу ее уже ждали. Возле той самой машины, что привезла ее сюда, стоял Павел Иванович.
— Что, Танюша, будем прощаться? – сказал он.
— Да, Павел Иванович, прощаемся.
— Ты просто молодец! Сделала такое серьезное дело, что и оценить сразу невозможно! — сказал он и добавил, обращаясь к вышедшим из машины офицерам, — Товарищи, большого человека везете, государственной важности! Смотрите мне, головой отвечаете за нее!
— Есть, товарищ полковник, довезем аккуратно! – сказали они и, отдав честь, пригласили Танюшку садиться в машину.
Обратный путь показался Танюшке намного короче. Во-первых, сюда она ехала в полную неизвестность, с ожиданием самого худшего. Сейчас же у нее было самое замечательное настроение от понимание того, что она хорошо сделала свое дело, но главное, что давало ей великолепный настрой – это документ, который везла с собой. Она понимала, что теперь ее никто и никогда не посмеет тронуть.
Когда въехали во двор и Танюшка вышла из машины, ее очень удивило то, что в некоторых квартирах открылись окна, и из них выглядывали соседи.
— Ой, Танюша, мы так рады, что ты вернулась, а то мы уж и не… — сказала одна из соседок, и Танюшка поняла все, что не было досказано. Она была тронута этими простыми словами и радость охватила ее.
— Все прекрасно, – громко ответила она, — а уж как я рада всех вас видеть, мои дорогие соседи! Мне так вас не хватало!
Эффект был совершенно неожиданный – люди захлопали в ладоши. И в этот момент Танюшка вспомнила про машину и обернулась. Она по-прежнему стояла в паре шагов от нее. Один из офицеров, сопровождавших ее, протянул ей узелок с ее вещами.
— Ой, растеряха я! Спасибо вам большое! Прощайте!
— Это еще не все, — сказал второй офицер и, открыв багажник, достал из него две большие коробки, — это тоже ваше.
— Мое? – удивилась Танюшка.
— Да, нам было приказано занести эти коробки к вам в квартиру.
— А что в них?
— Нас об этом не информировали. Мы только исполняем распоряжение.
На глазах изумленных соседей, так они и пошли – впереди Танюшка с узелком, а за ней – два офицера с коробками.
— Спасибо вам, товарищи офицеры, — сказала Танюшка, когда они поставили коробки.
— А нам-то за что? – засмеялся один из них.
— Понимаете… — замялась Танюшка, — знавала я и иное отношение к себе.
— Знаем, — тихо сказал офицер, — мы все знаем. Успехов вам, Татьяна Степановна. Если возникнут какие-то проблемы – звоните немедленно.
С этими словами он достал карандаш и написал на коробке свою фамилию и номер телефона.
— Спасибо, но надеюсь, что это не понадобится. И вы, если потребуется вдруг, обращайтесь. И тоже надеюсь, что не придется вам делать это.
Оставшись одна, Танюшка села на стул, положила руки на колени и долго так сидела, вновь переживая и обдумывая все случившееся с ней за последние две недели. Вот и снова она вышла из серьезнейшей ситуации и чиста, как прежде, да еще и огромные силы теперь вступились за нее, и может она теперь, наконец, спокойно делать свое дело, уже не прислушиваясь к шумам и не ожидая со страхом топота сапог за дверью. Как было не вспомнить слова старой цыганки? Вздохнув, Танюшка встала и начала разбирать принесенное.
По военному времени, в коробках было целое богатство – банки c американской тушенкой, соль, крупа, сахар и посуда, которой она пользовалась там, в тайге, да новые полотенца и простыни. Танюшка даже всплакнула от нахлынувших чувств.
Три дня было тихо, посетители не появлялись, и Танюшка забеспокоилась, но на четвертый день, выглянув утром из окна, увидела — четыре человека, явно в ожидании приема, стояли внизу. Привычная, заполненная работой с утра до вечера, жизнь вошла в свою колею.
Закончилась война. Это была такая огромная, бескрайняя радость, что люди были, хоть и со слезами от горя, связанного с потерей родных и близких, искренне счастливы, полны надежд на нормальную, сытую, счастливую мирную жизнь. Эйфория этих дней, однако, не в полной мере или ненадолго коснулась тех, кто потерял на этой страшной войне здоровье. Сколько их стали калеками! Другая проблема была у тех, кто выжил, не был искалечен телом, но, вернувшись, понял, что ничего, кроме умения убивать врагов, не умеет. Много тогда случилось трагедий. Этому способствовало стремительное появление повсюду множества питейных «забегаловок», прозванных в народе «зелеными попугаями» из-за их одинаковой окраски, да киосков, торгующих дешевой водкой в розлив.
Конечно, вечно занятая Танюшка мало что из этого видела. До нее все это донеслось резким увеличением потока израненных, больных различными, в том числе и кожными болезнями, молодых людей, которых война не смогла сломать там, на фронте, но догнала уже дома, когда победное расслабление и не оправдавшиеся ожидания и надежды дали огромный всплеск этих заболеваний…
Танюшка работала, не покладая рук, с раннего утра и до позднего вечера. Принимала людей, варила мазь, отдыхала несколько часов и снова принимала, варила… Сама в аптеку она уже не ходила. Написав записку аптекарю, передавала ее с кем-нибудь, и все нужное ей приносили. Заказывала так, чтобы хватило на месяц работы. Масло приносили сами больные, о чем Танюшка говорила им при осмотре. Так и пошло. Изредка, раз в пару месяцев, она брала пару дней перерыва, потому что чувствовала – здоровья может не хватить на такой режим.
В такие дни она гуляла по городу, покупала что-нибудь из одежды, но главное – много спала. Наутро, отдохнувшая, она снова бросалась в водоворот работы.
Все ей нравилось в таком режиме, но главное – вдохновляли, давали силы результаты лечения. Осечек не было – все больные выздоравливали, и это разносило славу о Танюшке так далеко, что она изумлялась порой, узнавая, откуда приезжали люди.
Лишь один раз случилось то, о чем предупреждал Иван Алексеевич, передавая ей рецепт… Танюшка сразу узнала то, что множество раз разглядывала на картинке в медицинском атласе и о чем читала в справочнике – красную волчанку.
Мужчина смотрел на Танюшку с надеждой, и впервые она не знала, что сказать человеку. Она долго молчала, жестом показав ему, что можно одеваться
— Вы знаете, — наконец сказала она, — я вынуждена сказать вам, что не смогу вылечить эту болезнь. Все мое умение распространяется на большинство кожных болезней, но не на эту. Я ничего не могу с этим поделать.
— Татьяна Степановна, а если попробовать? А вдруг?
— Конечно, конечно же, попробуем! Денег, однако, я с вас не возьму. Давайте, попробуем. Приходите через пару часов. Я сварю для вас самую, какую смогу, сильную мазь, какую никогда еще не делала. Кто знает, может быть и получится что? Получится – слава Богу. Не получится – придется вам искать еще кого-нибудь. Найдется и тот, кто умеет такое лечить.
— Нет, — резко сказал мужчина, — не найдется. И я, и все мои родные – все мы давно уже ищем, но никто даже и разговаривать о лечении не хочет, узнав название болезни. Вы же, по крайней мере, согласились попробовать. Так что, вся надежда только на вас.
— Хорошо, ступайте. Через пару часов и попробуем, горячей еще мазью.
Через неделю мужчина пришел снова. По его виду она сразу поняла, что чуда не случилось. Он молча сел на стул и, помолчав, сказал:
— Да, вы были правы. Мазь не подействовала. Однако, независимо от этого, я хочу поблагодарить вас за то, что вы попытались что-то сделать. Вы – хороший человек. Именно это я и хотел вам сказать, – мужчина встал и вышел, не дожидаясь ответа и не прощаясь.
Танюшка долго стояла, глядя на закрывшуюся дверь. Это был первый случай в ее практике, когда она не помогла человеку. Понимая, что не могла она ничего с этим поделать, нет ее вины в случившемся, Танюшка не могла оставаться спокойной. Душа болела. От бессилия хотелось плакать, но слез не было.
Очередной пациент вывел ее из этого состояния. Танюшка встала, быстро ополоснула водой лицо и привела себя в привычное рабочее состояние.
Разглядывая пятна на теле и слушая очередную историю появления их, она замерла на мгновение.
«Господи, сколько же людям приходится терпеть всякого…Практически, с одними и теми же болезнями идут к ней люди, но какими разными путями они обретают их. Не счесть вариантов! Вот бы записывать их – какая бы интересная книга получилась! – пришла Танюшке мысль, но она тут же внутренне улыбнулась ей и сразу забыла, потому что не ее это было дело, не было в нем того интереса, который, зажженый однажды, горел и с каждым новым больным разгорался в ней еще ярче.
Именно этот огонь Танюшка ощущала каждое утро, после краткого, но глубокого сна. Едва проснувшись, она не могла уже лежать. Словно пружина, сумасшедшая, огромная энергия поднимала ее и заставляла все утренние дела делать быстро, на лету. Каждая ее клетка жаждала одного – лечить, лечить и лечить. Выглянув в окно, она всегда видела, что кто-то уже принес к ней свою беду. И день, совершенно одинаковый и, в то же время, неповторимый, начинался. Дни сливались в месяцы, месяцы — в годы.
Когда умер Сталин, у Танюшки не было особых эмоций. Она не знала, как к этому относиться. Постоянно слушая радио, говорившее о том, что все, что происходит в стране – это благодаря его, Сталина, таланту и усилиям, она не раз ловила себя на мысли о том, что и то, с чем ей пришлось соприкоснуться тогда, во время ареста, — это тоже он, Сталин, создал. Она помнила все, что рассказывала ей Ксения, что прорывалось иногда наружу у Игоря. Уж он-то повидал… Да и сама она почувствовала холод тюремных подвалов, да злобу тех, кто там властвовал. Не могла она принять все это душой и не принимала. Выслушав сообщение, Танюшка вздохнула, да и продолжила свои дела.
Однажды, через несколько лет, пришли к ней две женщины. Танюшка сразу почувствовала, что не лечение было целью их визита. Они не были похожи на местных. Что-то в их облике было такое, что сразу указывало на разницу. Танюшка не сразу и поняла, что именно. Наверное, это была одежда, необычно дорогая и красивая для того, довольно бедного, времени.
— Здравствуйте, — приветствовала она пришедших и указала на стулья.
— Здравствуйте, сказала одна из них, — мы, собственно, не за лечением к вам пришли.
— Да, я так и поняла. И что же вас привело ко мне?
— Мы приехали сюда, к вам, из Москвы для того, чтобы предложить вам поучаствовать в одном очень важном деле.
— Что это за дело, и как я могу в нем участвовать?
— Один из бывших ваших пациентов, а вы наверное догадываетесь, кто именно, посоветовал нам, то есть исследовательскому институту при министерстве здравоохранения, познакомиться с вами. При этом, он посоветовал изучить ваш опыт и научиться делать то, что делаете вы. В дальнейшем – донести этот опыт до каждого…
— Я так поняла, — прервала ее Танюшка, — вы приехали для того, чтобы получить рецепт моей мази?
— Ну… — замялась говорившая, — вы понимаете…
— Конечно, это было бы желательно, — вступила вторая женщина, — но не обязательно. Мы могли бы поприсутствовать, посмотреть… Может быть, получить образец…
— Я поняла вас, — сказала Танюшка и сама удивилась той ясности ситуации и той твердости, что возникла в ней, — и предлагаю поставить все на свои места. Прежде всего, я никогда и никому не даю рецепта моей мази, да и нет одного рецепта, а есть много подходов к ее приготовлению, в зависимости от самой болезни. В каждом случае мазь готовится индивидуально. То есть, написанного на бумаге рецепта не существует. Все, что мне нужно, находится у меня в голове.
— Кроме того, — выдержав паузу, добавила Танюшка, — я не люблю и не допускаю, чтобы кто-то стоял рядом и смотрел, как я варю мазь. Если вам нужна сама мазь, я вам ее сварю. Единственное условие – вы должны дать мне материалы для этого.
— Какие? – спросила женщина.
— Я все подробно расскажу. Однако я не все еще сказала. Я не могу отдать вам рецепт мази, потому что я связана данным мной словом.
— Кому? – в один голос спросили женщины.
— Это неважно. Суть в том, что я могу передать свои знания только тому человеку, который продолжит это дело. Для этого я должна поверить этому человеку и научить его тому, что знаю и умею сама.
— У вас есть такой человек?
— Пока такого человека нет, но я очень надеюсь, что он появится. Я не хочу, чтобы все это закончилось на мне.
— Хорошо, мы все понимаем, но саму-то мазь вы сможете для нас сварить в том количестве, которое нам нужно? Мы ее посмотрим, поизучаем.
— Да, смогу. Сколько вам ее нужно?
— Ну… Килограмм пятьдесят, наверное.
— Пятьдесят?!
— Что же мне с вами делать… В таком случае, мне нужна будет печка, на которой я смогу это сделать, соответствующая посуда и компоненты. Какие и сколько, я напишу вам. Если вы сможете обеспечить это, то я берусь сделать вам мази столько, сколько вам ее будет нужно. И самое главное – во время приготовления рядом никого не должно быть. Договорились?
— Да, конечно, Татьяна Степановна. Когда мы будем готовы, мы вам сообщим. А когда список?
— Список я сейчас напишу. Да, я забыла предупредить вас – в течение всего процесса в помещении будет очень тяжелый, неприятный запах. Я покажу вам, какой.
С этими словами она взяла баночку с готовой мазью для пациента и открыла ее. Видно было, что женщины с трудом скрывали то отвращение, которое испытывали все, кто впервые ощутил запах мази.
Дней через пять все и было организовано в столовой, находящейся в ремонте. Танюшка сделала то, что от нее требовалось и женщины уехали, сказав, что увезут молочную флягу с мазью на самолете в Москву. Больше Танюшка ничего не слыхала о тех женщинах и о результатах исследования мази.
Это была последняя встряска, испытанная Татьяной Степановной, как ее все давно уже звали. Конечно, если не считать того апрельского дня, когда в космос полетел Юрий Гагарин.
Все в ее жизни шло спокойно, все получалось. Раз в месяц она брала день и с самого утра много гуляла, ходила в кино, в парк, к морю. Сначала подсознательно, она делала это по тем маршрутам, каким гуляли когда-то с Игорьком. Поняв же, она не огорчилась и не опечалилась. Воспоминания о нем были теперь уже не такими печальными, и редко вызывали слезы. Они стали светлыми и прозрачными, добрыми и полупризрачными, как будто все это было с кем-то, а не с ней. Эти прогулки стали отдушиной, подпитывали ее силы, которые стали иногда подводить ее. С удивлением, она замечала за собой, что все чаще испытывает такую усталость, что ночи не хватает для того, чтобы отдохнуть. Так к ней пришло понимание того, что пришла старость. Открытие это сначала ужаснуло ее, а потом она и к этому стала относиться спокойно. Некогда ей было думать об этом. К началу шестидесятых количество людей в очереди на прием убавилось. Страна в-основном зализала свои раны. Кто-то не дожил, кто-то вылечился, а кто-то сдался… Постепенно, год за годом, все больше оставалось у Танюшки времени на прогулки, однако и сил у нее оставалось для этого все меньше.
Так и жила. Очередь к ней, хоть и небольшая, не прекращалась. Привычно делая свою работу, она жила спокойно. Благо, те малые копейки, что получала с мази, позволяли не голодать. Все остальное ее не волновало. Есть пальтишко, есть башмаки и шапка, есть платье и кофта – ничего больше ей не было нужно. Дрова для печки ей привозили соседи, с которыми она аккуратно расплачивалась. Когда хотелось побаловать себя – заходила в кафешку или закусочную, чтобы съесть что-нибудь вкусненькое. Однако не была она привычна к такому, и делала это редко, живя на кашках и супчиках, которые варила себе в маленькой кастрюльке, оставшейся еще от матери.