Мы стояли в полном оцепенении и смотрели, как лодка подошла к сейнеру, на котором не было видно ни названия, ни каких-либо номеров. С помощью вываленной за борт стрелы ее подняли на борт. Судно пыхнуло черным дымом, застучало двигателем и начало разворачиваться. Вскоре оно скрылось за мысом.
— Вот такой компот… — совершенно неожиданно для себя сказал и, вспомнив о подарке здорового, поднял дешевую разовую зажигалку и нож. Точно такой же, как и тот, что по-дарил дед, только старый, со стертой деревянной рукояткой и изрядно сточенным, но очень острым лезвием.
Внезапно до меня дошло, какой поистине царский подарок сделал нам этот, казалось, бесчувственный детина, поскольку предчувствие говорило, что здесь мы оказались не на один, совсем не на один день.
Люська словно не слыхала меня. Она продолжала стоять и смотреть в море. Подошел и тронул ее за плечо. Она не реагировала.
— Люсь, послушай…
Никакой реакции. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Я испугался и понял, что должен немедленно вывести ее из этого состояния! Взяв ее руками за плечи, сильно встряхнул и затем прижал к себе.
— Ну что ты, Люсь, мы же вместе! Могло быть гораздо хуже. Они же могли просто взять и выбросить нас в море!
— А за что? – криком вырвалось у нее, — Что мы такого сделали, в чем таком виноваты, что они нас так наказывают?
Ответа у меня не было. Молча гладил ее по вздрагивающей спине, ощущая острые лопатки, покрытые гусиной кожей. Она дрожала и всхлипывала. Взяв ее голову обеими руками, отстранил от себя и посмотрел в ее глаза. Слез уже не было, только испуг и тоска…
— Не знаю, за что они нас сюда, как надолго и что нам предстоит здесь пережить, но клянусь тебе — сделаю все, чтобы все перенести, выжить и вместе вернуться домой.
— Я знаю, Алеша,- сказала Люська и, обвив мою шею руками, поцеловала в губы.
От смущения кровь прилила к моему лицу. Это был мой самый первый поцелуй в жизни, если не считать маминых в щеки и лоб. Не зная, как реагировать, освободился от ее объятий.
— Ну, что, — сказал хриплым от волнения голосом, — посмотрим, где мы оказались?
— Давай, — ответила Люська и неожиданно улыбнулась своей фирменной улыбкой.
Первый осмотр
Положив дель и веревки в кусты, пошли по пляжу. До обоих мысов, создающих бухту, было совсем рукой подать, однако один из них оказался уж очень высоким и представлял собой практически отвесную стену, переходящую в пологий, поросший низкорослым лесом склон, обрамляющий пляж. Другой мыс был тоже высок, но там ясно различалась тропинка, вырубленная в скале. Радости нашей не было предела, когда у самой дорожки мы обнаружили небольшой ручеек с чистой, прозрачной водой. С каким удовольствием мы пили эту вкуснейшую воду!
Решив обследовать ручей, прошли метров пятьдесят вверх по течению и перед нами открылось небольшое чистое озерцо метров тридцать в диаметре. Не задумываясь, я вошел в прохладную воду. Глубина оказалась около метра, но этого было вполне достаточно для того, чтобы освежиться и смыть с себя морскую соль, которая ела глаза и вообще, очень неприятно ощущалась на теле. Люська тоже вошла в воду и стала плескаться, повизгивая от удовольствия. А потом мы посидели на большом валуне, обсохли немножко и двинулись в дальнейший наш путь.
С трудом поднявшись по вырубленным кем-то в скале ступеням на вершину мыса, остановились, очарованные и подавленные открывшимся. Бескрайний простор, спокойная сине-зеленая поверхность моря и синее небо, сливающиеся в линию горизонта, и только справа, очень далеко, на этой линии виднелся темный силуэт острова. Яркое солнце только-только оторвалось от горизонта.
Мыс наверху представлял собой ровную поляну шириной метров двести, а дальше шла вверх узкая полоска кустарника между лесом и краем сплошного вертикального обрыва высотой не менее двухсот метров, представлявшего собой темный гранитный срез, будто кто-то большим ножом аккуратно обрубил неровности. Лес был низкорослый, корявый. В глубине его поднималась округлая каменистая вершина. Молча постояв, приняли решение пройти вдоль берега, не углубляясь в лес.
С небольшими привалами, не торопясь, мы шли вдоль неизменно высокого отвесного обрыва часа два-три, наверное. Только бесконечная гладь и горизонт были слева, только корявый, некрасивый лес – справа. Солнце нестерпимо сверкало уже высоко над головами, когда мы совершенно неожиданно увидели, что впереди начался пологий спуск. Со всех ног броси-лись туда и добежав, остановились. Перед нами лежала та бухточка, от которой мы и начали свой обход.
Все стало ясно. Мы находимся на острове, который представляет собой как бы пирог с отвесными краями и с одной единственной, словно кто-то огромный откусил от этого пирога, бухточкой, через которую на этот остров можно попасть,
Первый обед
— Вот, мы и опять дома, — растягивая слова, проговорила Люська.
— Ага, дома… Пойдем, посмотрим, где будем размещаться, а то идея ночевки на пляже мне как-то не очень нравится.
Углубившись в лес, дошли до пологой части и вышли на пляж.
— Пока не искупаюсь, ничего не хочу делать, — с этими словами Люська бросилась в воду, быстрыми взмахами отплыла метров на тридцать и нырнула. Ее долго не было, но вынырнув, она с громким визгом стала махать мне крупными раковинами гребешка!
Я тут же бросился к кукле, отрезал кусок дели и побежал к воде. На нетронутом песчаном дне бухты крупного гребешка было очень много. Через полчаса мы выволокли на берег большой узел с раковинами. Голод теперь не был страшен! Первое, что сделали – открыли пару раковин и с удовольствием съели по большому пятаку.
— Думаю, все же лучше нам напечь их, потому что они через час-два испортятся на солнце, — сказала Люська.
За дровами не пришлось далеко ходить – в лесу оказалось много сухих деревьев. Разложив костер, положил под него большой комок сухой морской травы, лежавшей в изобилии у мысов и поджег ее. Через пару минут, весело потрескивая, костер полыхал высокими языками пламени. Хотел было положить раковину в огонь, но Люська остановила меня.
— Ты что! Нельзя раковины в огонь – они стреляют в огне не хуже шифера или черепицы!
— А как же ты печь их собралась?
— Очень просто. Огонь прогорит, и тогда на угли положим половинки самых больших раковин, в которые сложим пятаки.
Так и сделали. Вскоре, сытые и довольные собой, пошли к ручью, напились воды и, сидя на том же самом валуне, стали рассуждать о будущем житье — бытье.
— Как думаешь, что это за остров, — спросил я.
— Скорее всего, южные Курилы. Возле Сахалина есть острова, но они большие, и там есть люди.
— Не знаю, как надолго они нас сюда привезли, но спать где-то нужно, — помолчав, напомнил я.
— Думаю, нужно построить шалаш,- предложила Люська.
— Если ничего больше не придумаем, то придется строить.
— А что можно еще придумать?
— Пока есть время, нужно пройти вглубь и посмотреть, что там есть. Вполне может быть, что там есть что-нибудь. Какое-нибудь зимовье, что ли…
— Точно! Было бы здорово!
Первая экспедиция, шалаш
Поболтав еще немножко, поднялись и пошли. По пути вырезал нам по хорошей палке, и идти стало легче. Мы уже начали привыкать ходить босиком, но в лесу это все равно было очень неудобно. Корешки, камни, сухие ветки… Однако, выбора у нас не было, мы медленно, но верно продвигались вперед и вскоре оказались у склона довольно крутой центральной сопки, покрытой какой-то странной порослью. Камыш — не камыш, что-то такое непонятное и упругое.
— Странная трава, — заметил я.
— Ничего странного, — ответила, улыбаясь, Люська, — самый обычный бамбук! Только на Сахалине и на Курилах он не вырастает таким большим, как в южных странах.
— Да уж, чего уж тут необычного – обыкновенный бамбук! Будто я не видел этого бамбука. На Невском проспекте его вообще, тьма растет! Наверное, здесь и ананасы растут? А что? Тоже обычное дело, — съязвил я.
— Да ладно тебе!
Пробираться по бамбуку было совершенно невозможно. Острые как иглы, пеньки от старых стеблей готовы были впиться в ноги. Мы вынуждены были вернуться на пляж. Ни одной тропинки не увидели по пути, ни одного признака присутствия человека кроме той, вырубленной в скале, дорожки. Но ведь кто-то же сделал ее, вырубил зачем-то в граните!
Когда мы уже подходили к пляжу, Люська вдруг сказала, что может плести корзинки из бамбука. Дед ее учил. Опешив, остановился, глядя в упор на нее.
— И почему ты не сказала об этом раньше? Мы могли бы нарезать бамбука и сплести что-нибудь.
— Не знаю, как-то не подумала, — ответила Люська, в очередной раз обезоружив меня улыбкой.
— Ладно, завтра пойдем и нарежем, а сейчас будем строить шалаш.
Нож – это великое дело, но свалить с его помощью даже небольшое дерево очень и очень непросто. Мы и не стали этого делать. Походив вокруг озерца, обнаружили там небольшую рощицу ивняка. С ним все оказалось гораздо проще. Выбрали несколько деревьев-кустов с прямыми, длинными стволами в пару пальцев толщиной и долго пытались закинуть веревку повыше так, чтобы зацепилась хорошо. Не сразу, но удалось. Пригнув вершины, ухитрились связать их веревкой. Получилась довольно большая дуга. Тут же, нарезав длинных ивовых прутьев, накрепко связали стволы. Развязав веревку, я стал бросать ее на другой ствол. Таким образом, мы получили очень неплохой каркас шалаша из живых ивовых стволов. Высотой он получился чуть больше метра, но этого было вполне достаточно, чтобы спокойно там ночевать. Ширина, а вернее диаметр основания шалаша был около трех метров.
— Вполне уютная берлога получилась, — сказал я.
— Да уж. Хотелось бы только надеяться, что зимовать в ней не придется.
— Подписываюсь под этим.
Люська стала заплетать свисающие с дуг ветки, и вскоре внутри уже ничего не висело. Теперь осталось набросать сверху чего-нибудь. Самое лучшее – широкие дубовые листья. Я ломал разлапистые ветки, а Люська укладывала их, как-то хитро вставляя в ивовые. Постепенно шалаш как бы одевался шубой или даже чешуей из широких листьев. Когда он был готов, солнце уже почти село, начинались сумерки.
Быстро окунувшись в озере, пошли на пляж, к кострищу. Там разжег огонь и мы перекусили оставшимся гребешком. Посидев молча, пошли к шалашу. По пути захватили куклу и, разложив ее, получили отличную постель.
— Ложись, я сейчас приду, — сказала Люська.
— Хорошо, — забравшись в шалаш, с удовольствием растянулся на мягкой, но колючей дели. За последние сутки произошло так много всего, что усталость была очень сильная, и задремал практически мгновенно. Проснулся от какого-то звука. Прислушался и понял, что это Люськины всхлипывания.
— Люсь, ты чего?
В ответ она разрыдалась и, не зная что делать,я стал гладить ее по голове.
— Что с нами будет? А с родителями, когда узнают, что мы исчезли? Что будет с дедами нашими, когда вернутся и не найдут нас? – сквозь рыдания причитала она.
У меня не было ответов ни на эти, ни на многие другие, еще на заданные вопросы.
— Обними меня, мне холодно.
Я придвинулся, она положила голову мне на руку и, лежа ко мне спиной, прижалась всем телом. Всхлипывания постепенно стали затихать, а дыхание становилось все ровней и глубже. Вдыхая аромат ее волос, вскоре и я, пригревшись, уснул.
Подготовка к походу
Утро было наполнено пением птиц и ярким солнечным светом. Мы довольно поздно встали, судя по тому, как высоко уже поднялось солнце. Сказались волнения и усталость прошедшего дня. Сразу пошел на пляж и искупнулся, по пути выкинув на берег с десяток гребешков на завтрак. Вскоре ко мне присоединилась Люська и тоже набросала немножко гребешка.
Ели его там же, у озера, сырым. Взгрустнули о том, что не в чем вскипятить воду, чтобы заварить чай с какой-нибудь травкой или сварить что-нибудь.
Опыт первого, неудачного похода подсказал, что нам нужна какая-то обувь. Люська сказала, что могла бы попробовать сплести какое-то подобие лаптей. На том и порешили. Передо мной была поставлена задача — нарезать ивовой коры, да побольше. Именно этим и занялся. Вскоре перед шалашом лежала целая охапка полосок коры, из которых она и стала пытаться изобразить что-то похожее на лапти. Довольно скоро одна пара была готова, но это были не те аккуратные лапти, какие мы видели на картинках. Они больше походили на то, что было на ногах у пленных немцев под Сталинградом, судя по документальным фильмам о войне.
Сплетенное Люськой, однако, можно было использовать по назначению! К ноге лапти привязывались шнурками из коры. Не знаю, почему я так сделал, скорее это было инстинктивно, чем осмысленно – поддев лапти палкой, долго держал их над тлеющими углями. Они после такой пожарки стали крепкими, даже жесткими. На дно лаптей уложили по куску толстой дубовой коры, а сверху – сухой морской травы. Получилось просто замечательно! Приноровившись, в них можно было передвигаться по лесу и бамбуку, правда не очень долго.
Мы решили, что в экспедицию пойдем завтра с утра, а сегодня займемся сетью. Люська рассказала, что у ее деда есть сеть, и она видела, как дед ее сажал. Мне очень понравился этот термин, и на мой вопрос Люська объяснила, что он означает оборудование дели грузами, поплавками, веревками и всем прочим, необходимым в этом деле.
Мы вынесли дель на пляж и стали ее разматывать. Получилось полотно метров пятьдесят с ячеей примерно на четыре-пять сантиметров, шириной метра три. Нам предстояло прикрепить к дели веревки по верхней и нижней кромкам. К нижней части нужно было привязать грузы, а к верхней – поплавки.
Проблема первая — чем вязать веревки к дели? Решили ее быстро, отрезав метров пять веревки и распустив ее на крепкие капроновые нити. С удивлением смотрел, как Люська ножом вырезала какую-то рогульку и, назвав ее «игличкой», намотала на нее нить и стала ловко пришивать веревку к дели, продевая игличку через ячею. Сделал то же самое, и работа закипела. Постепенно, шаг за шагом, дело продвигалось. Было довольно жарко, и время от времени мы с удовольствием купались в море, не забывая достать немного гребешков.
Когда солнце было уже близко к завершению своего дневного бега, мы дошивали последние метры. Теперь перед нами встала вторая задача – поплавки и грузы. Если с грузами все обстояло просто, поскольку камней всевозможной формы было много у мысов, то с поплавками нам предстояло крепко подумать. Эта задача была посложнее.
Мысль работала традиционно. Найти два-три сухих ствола, привязать к ним верхнюю кромку и просто отбуксировать подальше. Так и решили сделать, но уже завтра. Сумерки наступили почти незаметно.
И снова были неизменные гребешки, но печеные. Если честно, уже здорово хотелось чего-нибудь другого, но мы старались не говорить об этом вслух, поскольку такие разговоры вызывали грусть – сразу вспоминалось, где мы и почему.
Мы сидели и молчали, глядя на огонь. Язычки пламени появлялись то там, то там среди раскаленных, но уже покрывающихся седым пеплом углей. Они притягивали взгляд, гипнотизировали.
— Как ты думаешь, мы долго здесь пробудем? — спросила Люська.
— Не знаю… У капитанов, — помолчав, продолжил я, — существует правило «Считай себя ближе к опасности». Это означает, что если есть разные ответы на вопрос или какие-то сомнения, то самый неприятный вариант нужно считать самым вероятным. Если все окажется лучше, кто же будет против? Вот и говорю – будем готовиться к тому, что мы здесь надолго.
— И я так же думаю…
— Ничего, нас же уже ищут!
— Нет, нас начнут искать только завтра, когда деды вернутся, да и быстро ли они нас найдут?
— Значит, будем устраиваться здесь. Надежно и всерьез.
— Будем! Другого варианта у нас все равно нет.
Совсем стемнело, и мы пошли в шалаш. Люська сразу прижалась ко мне спиной и, обняв ее, я уткнулся лицом в приятно пахнущие волосы. Люська вскоре засопела, а мне стало как-то по-домашнему спокойно и уютно на этом чужом острове.
«Все сделаю, чтобы ей было хорошо, никогда не дам в обиду», — вновь подумал и с этой мыслью погрузился в спокойный, глубокий сон.
Поход
Проснулись мы еще до рассвета, от какого-то треска в кустах.
— Что это? – прошептала Люська.
— Не знаю. Сейчас встану, посмотрю.
— Подожди, я с тобой!
Треск прекратился. Выждав пару минут, вышли из шалаша. Все было тихо. Обойдя наш лагерь, не обнаружили ничего странного, однако теперь мы точно знали – на острове есть кто-то, кто может так трещать в кустах…
Первым делом, пошли на пляж и достали гребешка. Поев сырого, напекли его и с собой, в дорогу. Солнце в то утро было не очень яркое, в дымке. Небольшие приготовления, которые представляли собой надевание и привязывание наших «корзиноступов», отняли немного времени, и мы тронулись в путь. Помня об утреннем происшествии, концы наших посохов я заострил ножом.
Конечно, передвигаться с корзинами на ногах – не самое приятное занятие, но в них можно было идти без боязни проткнуть ногу острыми сухими стеблями бамбука или сбить корнями, торчащими из земли.
Выйдя к подножью сопки, смело двинулись в заросли бамбука. Сопка оказалась крутоватой, и идти, продираясь сквозь густые упругие заросли, было нелегко. Пару раз останавливались, чтобы перевести дыхание. Пот градом катился с нас. Перед самой вершиной подъем стал еще круче. Приходилось с трудом карабкаться по каменной осыпи, хватаясь за пучки стеблей.
Каково же было мое изумление, когда осыпь закончилась, и оказалось, что я стою на… бетонной стене! Подал руку Люське и, вытянув ее, получил удовольствие, глядя на ее реакцию! Она завизжала от радости и с криком “Ура!” пошла по стене.
Высота стены была около полутора метров и ограждала она круглую бетонную площадку диаметром метров двадцать. В середине площадки находились остатки какого-то деревянного сооружения в виде кучи полусгнивших бревен, поросших травой. Мы внимательно обошли ее, но ничего не нашли. Больше на площадке ничего не было. Оказалось, что подход к площадке был только с одной, нашей стороны склона. С других направлений, в метре от стены начинался неприступный, практически вертикальный обрыв метров тридцать. Внизу, до самого леса рос все тот же бамбук, готовый принять и пронзить насквозь упавшего сверху.
Вид с площадки открывался просто потрясающий! Весь остров, покрытый густым лесом, был как на ладони. Вокруг — безбрежный океан и тот остров, темный профиль которого мы видели на горизонте, был, наверное, таким же, как и наш, маленьким и безлюдным. А может быть, совсем наоборот – большим, с живущими на нем людьми…
Посидев на стенке, съели принесенное с собой и отправились вниз. Вопросов эта наша находка поставила больше, чем ответов. Кто и зачем сделал эту площадку? Кто и для кого вырубил ту тропинку в скале, как все это связано между собой? В том, что оно связано, сомнений не было. По пути мы нарезали две большие охапки бамбука и к шалашу вернулись усталые и взмокшие. Мне в голову пришла интересная идея. Решил немедленно проверить ее. Придя на пляж, взял пучок стеблей бамбука, очистил их от листьев и, связав пучок полосками ивовой коры, привязал длинной ниткой небольшой камень. Люська с интересом наблюдала за мной, не задавая вопросов. Закончив работу, пошел в воду и на глубине около двух метров отпустил камень. Он лег на дно, а пучок бамбука остался плавать на поверхности, как на якоре.
— Посмотрим, сколько он продержится, не утонет.
— Хитро придумано! – одобрительно сказала Люська и вошла в воду.
Вечером, сидя у костра, разожженного рядом с шалашом, мы обсуждали прошедший день. Меня не переставала преследовать одна мысль. Мне постоянно казалось, что мы что-то не увидели на той площадке, о чем-то не догадались. Поделился этим своим ощущением с Люськой. Она долго молчала, а потом сказала:
— Давай подумаем, что там вообще могло быть такого, что мы могли не заметить?
— Сама стенка ровная, никаких трещин, углублений не было видно, площадка – такая же.
— За исключением середины,- не дав мне договорить, воскликнула Люська.
— Да, вот именно! Нам нужно разобраться, что там под бревнами. Ведь для чего-то они были принесены сюда, и какие-нибудь следы этого чего-то должны быть там!
Мы решили завтра же снова идти туда, но для того, чтобы ворочать бревна, нужно бы-ло приготовить две крепкие жерди. Именно этим и решил заняться с самого утра.
Буря
Утром птиц не было слышно. Воздух был густой, влажный, а небо серое. Низкие рваные тучи неслись низко над островом.
— Та-ак, — протянула Люська, высунув голову из шалаша.
— Что?
— А то, что нас ждет хороший шторм! Нужно срочно, пока еще не поздно, набрать гребешка и унести дель с пляжа.
В течение двух следующих часов именно этим и занимались. Поход пришлось отложить, но жерди приготовили.
Наловив целую гору гребешка, развели костер, и через полчаса первая партия уже готовилась на углях. Мы не знали, сколько продлится непогода и в чем она выразится, а потому решили напечь побольше.
Ветер начал усиливаться, когда последняя закладка была уже готова. Деревья над нашими головами зашумели. Взяв дель, отнес ее поближе к шалашу, затем вернулся на пляж, взял большую охапку сухой морской травы и тоже понес к шалашу.
— А это еще зачем?
— А если дождь будет, чем костер разожжем?
— Тогда давай и дров наготовим.
— Да нет, дров не нужно, а вот бамбук стоит спрятать от дождя – растопить поможет, да и вообще…
Пока мы раскладывали охапки бамбука по внутреннему периметру шалаша, ветер разошелся не на шутку и вскоре заревел, засвистел, сгибая кроны деревьев. Стало темно, тучи неслись черные, рваные. Я вспомнил о том пучке бамбука, что мы «поставили на якорь» и пошел на пляж взглянуть, что с ним. Море было совсем не таким, каким мы его видели раньше. Оно кипело, покрытое белоснежными пенными барашками. Ветер дул с берега и поэтому большой волны и наката не было. Бамбук плавал там, где мы его и оставили.
«Посмотрим, что с ним будет дальше», — подумал и пошел обратно к шалашу.
Люська плескалась в озере. Сел на камень и с удовольствием наблюдал за ней.
— А ты чего ждешь? Иди сюда!
Мне не хотелось лезть в воду, но подумал, что соль все равно нужно смыть и пошел к ней. Довольно долго дурачились, плескались и не заметили, как в воду начали капать крупные капли дождя. Выбравшись, нырнули в шалаш. Капли все чаще и чаще стучали по полусухим дубовым листьям, и вскоре дождь зашумел ровным, мощным звуком. Стало темно, как в сумерках. Касаясь друг друга плечами, сидели и смотрели на поверхность озера. Отдельные кружки от капель на воде превратились в сплошную рябь, и вскоре начался ливень, превративший дождь в сплошную стену воды. Почти сразу мимо шалаша, к озеру и к пляжу понеслись потоки воды.
Тут-то мы и поняли, насколько правильно сделали, внеся бамбук в шалаш. По земле в шалаше текла вода. Быстро расстелили пучки, положили на них дель и оказались выше воды, на сухом. Лежать уже не получалось – сухой пятачок был совсем небольшим. Люська прижалась ко мне и, обняв ее, я прислушивался к шуму стихии. Ветер все крепчал, и вместе с ним усиливался шум ливня. Там, у себя в Петербурге я никогда не видел такого, с ревом падающей сплошной стеной воды, ливня.
— Как думаешь, долго может продлиться такой шторм? – спросил я.
— Все зависит от того, что это – простой циклон или тайфун. Если циклон, то завтра, скорее всего, дождь уже прекратится, но если тайфун, то может и несколько дней лить с ураганным ветром.
— Хотелось бы верить, что все-таки циклон.
— Ага. Вот, только уж больно на тайфун похоже…
Мы долго говорили о том, как жили, о своем детстве. Оказалось, что отец ее был военным, и она поколесила с родителями по Дальнему Востоку. Побывала и в Магадане, и на Камчатке, прежде чем родители осели на Сахалине. Учиться ей довелось в пяти школах. Всю свою жизнь, с детства Люська мечтала стать врачом, как и ее мать.
Поступить в мединститут особо не надеялась – уж слишком там большой конкурс. Решила пойти в медицинский техникум, а дальше будет видно. Специальность она выбрала самую, по ее словам, замечательную – детей маленьких принимать! Люська долго говорила о том, как это здорово – новый человек, беспомощный совсем, а она будет ему помогать в первые минуты жизни. Для меня все, о чем она говорила, было совершенно ново, непонятно и далеко, но в том, как она говорила, почувствовал главное – тепла и доброты в ней столько, что она готова его отдавать без меры, без счета. Волны чего-то светлого и теплого шли на меня и от ее слов, и от тела. Мне еще никогда и ни с кем не было настолько уютно, спокойно и хорошо. Я вслушивался в звучание ее голоса, слабо вникая в смысл слов, и вскоре стало казаться, что так было всегда – шум дождя, рев ветра и эта обволакивающая, добрая волна ее слов.
Тем временем, шторм крепчал. Первая молния и последовавший за ней оглушительный треск грома были неожиданными. Люська прижалась всем телом, обвив руками и уткнувшись носом в мою шею. Она слегка дрожала, тело ее было прохладно. Нужно было как-то согреть ее. Я стал гладить ее по спине, по плечам и совсем неожиданно для себя, когда она подняла лицо, поцеловал ее, потом еще, еще, и время как бы остановилось. Гром гремел, сверкали молнии, все вокруг ревело, но мне все это было безразлично!
— Всё, всё… успокойся, всё уже, — эти тихие, ласковые слова остудили мою совершенно затуманенную голову.
— Ну, вот и всё, вот и всё, миленький… — она гладила меня по голове, и это было совсем как в детстве, совсем как мамина рука. Мне вдруг показалось, что Люська не ровестница, а гораздо старше меня…
Отстранившись, она чуть отодвинулась.
— Клади голову мне на коленки и поспи немножко.
— А ты?
— А потом я посплю.
Почему-то сразу согласился, и как только под щекой оказались ее теплые ноги, все ушло в теплое, спокойное небытие.
Утро после бури
Проснулся от тишины. Ни ветра, ни дождя не было слышно, только необычно сильный шум ручья нарушал общую тишину. Люська спала рядом, свернувшись калачиком. Рассвет еще не начинался. Хотел встать, но жалко было будить ее.
В этот момент снова раздался хруст веток. Я очень взволновался и сел, не зная, что делать. Выглядывать не имело смысла – в темноте ничего нельзя было бы увидеть, но и сидеть дальше беззащитными здесь, в этом шалаше, стало просто невыносимым.
«Хорошо, что Люська не слышит» — подумал я. Тут же, будто услыхав мои мысли, она зашевелилась.
— Закончился дождь? – спросила сонным голосом.
— Да.
— Вот и славно. Ложись, а то я замерзла совсем.
Лег, протянул ноги на сырую землю и обнял Люську, прижавшись всем телом и стараясь согреть. Очень быстро согрелся сам и совсем незаметно задремал. Проснулся от ее звонкого голоса.
— Алешка! Просыпайся, засоня! Так всю жизнь проспать можно! Вставайте, сударь! Нас ждут великие дела!
Под громкий птичий хор встал и выбрался из шалаша. После бури все вокруг сверкало чистотой и свежестью. Ярко-зеленый, умытый лес, на траве и на листьях блестели капли воды. Озеро было немножко желто-мутным, но это не портило общей красоты. Темной синевы небо, глубокое, яркое и чистое, делало картину завершенной.
На пляже все было как всегда, только далеко, за выходом из бухты, по морю шли очень большие валы. Представил себе, что было бы, пойди они в другом направлении! Наверное, накат от них смыл бы наш шалаш вместе с нами. Море было того же цвета, что и небо, но с зеленым оттенком и смотрелось очень нарядно, даже празднично. Усмехнулся про себя, понимая, что для того, кто оказался бы сейчас среди этих волн, праздником это не показалось!
Вода в месте впадения ручья стала также желтовато-мутной от впадающих дождевых ручьев, и мы решили пойти в другой конец пляжа. Взяв кусок дели для гребешка, тут же вспомнил о своем эксперименте. Пучок бамбука плавал точно так же, как я его и оставлял. Мы с Люськой быстро достали его и, к великой нашей радости, он оказался совсем не пропитавшимся водой.
Итак, проблемы с поплавками больше не было! Решили сразу же после завтрака пойти на заготовку бамбука, а затем заняться сетью.
Быстро набрав гребешка, тут же съели его сырым и пошли к шалашу, чтобы попить воды из ручья, сполоснуться в озере и переобуться. Это не заняло много времени, и вскоре мы уже шли по лесу.
Рыбацкие заботы
Сбор бамбука и связывание его в большие снопы занял несколько больше времени, чем мы предполагали. В результате, у нас вышло около десяти снопов в обхват рук. За раз мы сумели унести только половину. Придя на пляж, посовещались и приняли решение заняться сетью, а остальной бамбук забрать завтра.
К камням-грузилам, лежащим в куче, уже были привязаны небольшие кончики, и нам оставалось только подвязать их к нижней кромке сети. Очистив бамбук от листьев и поделив его на небольшие пучки, мы стали подвязывать их к верхней кромке с промежутком полтора – два метра. Работа несложная, и часа за два мы ее сделали. Теперь перед нами встала задача все это установить. Прежде всего, предстояло решить – где ее ставить?
— Деды всегда ставили сетки у мысов, практически никогда не ставили у пляжа. А еще, они ставили сеть недалеко от ручьев. Нам стоит все перенести к мысу. Но как? — сказала Люська и уставилась немигающим взглядом на меня.
— Надо подумать… А если камни перетаскать отдельно, а сеть затащить в воду и отбук-сировать ее туда, — стал размышлять вслух.
— Ну конечно! – с радостью отозвалась Люська.
— Так-то оно так, а вот как мы вообще эту сеть в воду затянем с камнями?
— Дома завозили на лодке, — опущенным голосом сказала Люська.
— Да, лодка нам сейчас совсем не помешала бы. Ладно, давай работать, а там что-нибудь придумаем.
Все грузила отнесли к «нашему» мысу у ручья, поскольку не видели разницы, у какого ставить сеть, а здесь все было рядом. Затем спустили на воду сеть с уже подвязанными пучками-поплавками. Во время буксировки мне пришла в голову интересная идея, дающая великолепное решение проблемы! Тут же поделился с Люськой и, с визгом бросившись мне на шею, она чмокнула меня в кончик носа. Не скажу, чтобы мне это не понравилось!
И закинули они сеть…
Решение оказалось довольно простым. Камни-грузила были небольшие и поплавки должны их свободно держать, то есть, их можно подвязывать по одному, спуская сеть на воду. Потом, вытаскивая сеть на берег, эти грузила можно было отвязывать по одному. Вся задача состояла в том, чтобы поставить тот конец сети, что уходит в море, на якорь. Для этого нужно было к веревке, пришитой к верхней кромке сети, привязать длинный конец с большим камнем, а затем длинным концом, привязанным со стороны берегового конца сети, натянуть сеть. Она сама встанет как надо, свисая под тяжестью грузов расправленным полотном. Рыба будет влетать в сеть и застревать в ячее!
Это не я так придумал. Наоборот, всегда думал, что рыба ловится в сеть, как в мешок, но Люська рассказала, что так рыба ловится в трал, а в сеть она «ячеится».
Итак, мы стали быстро делать задуманное. Проблему завоза якоря решили очень просто. Связав пару больших пучков бамбука, мы могли как угодно далеко отвезти камень, бук-сируя сеть, и там сбросить его в воду. Для этого нам пришлось срочно надеть свои «корзиноходы» и отправиться за остальным бамбуком.
Солнце уже клонилось к закату, когда сеть была готова к постановке. Подвязав все грузы, привязали к якорному концу большой камень и водрузили его на два связанных снопа.
Люська начала буксировать его. Я привязал конец веревки к дереву и присоединился к ней. Вдвоем, держась одной рукой за плот с якорем, мы довольно легко отбуксировали его метров на сто и там сбросили камень, привязанный концом длиной около двадцати метров. Получилось хорошо – якорь достал до дна, и еще осталась слабина. Отвязав конец от дерева, стали выбирать его. Когда наши поплавки вытянулись в прямую линию, а веревка натянулась, снова закрепили. Теперь осталось только ждать.
И опять были гребешки, которые мы собирали уже почти наощупь, ведь за работой и не заметили, как подкрались сумерки. С чувством удовлетворения от сделанного за день, искупались и снова долго сидели на камне, рассуждая о той площадке на вершине. О доме не говорили, хотя все наши мысли были там…
Первая победа
Проснулись рано, солнце еще и не собиралось вставать. Первой вскочила Люська и убежав, вскоре вернулась и стала тормошить меня.
— Алешка, вставай же, вставай! Там уже наверняка какая-нибудь рыбка поймалась, а мы тут валяемся!
После таких слов лежать дальше было невозможно. Встал, прогулялся в лесок и, не увидев Люськи, пошел на пляж. Она стояла и смотрела на неподвижные поплавки. Вода была зеркально гладкая.
— Нет там никакой рыбы, — сказала она грустно.
— Кто тебе сказал?
— Сама вижу.
— Давай-ка лучше работать!
— Давай…
Отвязал конец от дерева, и мы стали вдвоем тянуть его. Сначала было трудно, но постепенно стало легче. Выбираемый конец складывал в «бухту», ровными кольцами. Когда первый пучок-поплавок приблизился ближе, сказал Люське, что буду тянуть, а она должна отвязывать грузы.
Отвязан первый груз. За ним подошел второй. И тут Люська завизжала. От неожидан-ности выронил конец и в пару прыжков подскочил к ней. В сети торчала довольно большая, длиной сантиметров сорок, рыбка!
— Это же горбуша! – кричала счастливая Люська, вытаскивая добычу из ячеи. Достав, она чмокнула рыбку в нос и протянула ее мне, показывая всем видом, что я должен проделать то же самое! К ее удовольствию, выразившемуся в звонком, заливистом смехе, так и сделал.
Всего в сети оказалось восемь штук примерно такого же размера, целое богатство! Теперь мы не будем постоянно есть только порядком надоевший уже деликатес — гребешки! Вся рыба была быстро, ловко выпотрошена Люськиными опытными, ловкими руками и вымыта. Пару рыбок немедленно испекли на углях, насадив большие куски на ивовые шампуры. Ничего вкуснее в своей жизни не ел, тем более, что впервые за пару последних суток мы от души наелись горячей пищи. Печеный гребешок – не в счет. Остальную рыбу нужно было как-то сохранить. И опять сказался Люськин дальневосточный опыт. Сытые и счастливые, мы сидели и рассуждали.
— Мы ее завялим. Я не видела здесь мух. Будем надеяться, что они не появятся и не испортят нам рыбу.
— Ты знаешь, — ответил я, — мы наверное завялим пару рыбок и посмотрим, будет ли муха садиться на нее, а остальную просто запечем и съедим сегодня и завтра утром.
— Да, ты прав. Попробуем. Если мухи не будет, начнем ловить и делать юколу.
— А что это такое?
— Вяленая свежая рыба. Нивхи, эвенки, нанайцы ее таким способом заготавливают. Она без соли сушится. Отрезается голова, а сама рыба чистится, разрезается вдоль хребта и очень хорошо моется. Потом хребет вырезается и получившиеся два пласта вялятся.
— И всю зиму ее едят, — продолжил за нее я.
— Да нет, в-основном ее едят не они, а ездовые собаки! Ну, конечно же и они тоже, но предпочитают больше есть мясо нерпы, тюленя, оленя, лесного зверя разного, а иногда и медведя.
Две рыбки Люська ловко разделала на пласты, и через какое-то время, нанизанные на заостренные ветки соседнего дерева, они висели, словно праздничные красные флаги в честь нашей победы!
Разложив огонь побольше, мы подтащили два больших плоских камня и, когда огонь между камнями прогорел, запекли на углях оставшуюся рыбу, нанизав ее на прутья.
Внеплановый поход и находка
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда я предложил больше не откладывать и сходить на ту площадку. Люська сначала замялась, но потом согласилась, что все равно нужно идти, так почему бы не сделать прямо сейчас. Надев свою «спецобувь», завернув в большие листья лопуха куски рыбы, с жердями на плечах мы отправились в знакомый уже путь. В этот раз путь к вершине показался нам не таким уж долгим и трудным, поскольку мы знали, что там находится и шли с определенной целью.
Тяжело дыша, добрались до бетонной стенки. Мы и после первого посещения уже знали, какой прекрасный вид открывается отсюда, но сейчас, после шторма, перед нами была фантастически красивая картина! Море, сине-зеленое, местами темное, а кое где посветлее, прекрасно гармонировало с фиолетово-синим и прохладным на вид небом. Дул небольшой и, как мне показалось, пахнущий холодным морем, ветер.
Отдышавшись, осмотрели площадку и развалины. В стене кроме отверстий для стока воды не обнаружили ничего интересного. Бревна в центре площадки сгнили полностью и были совсем трухлявые. Попробовал столкнуть верхнее, и оно довольно легко поддалось усилию. Вдвоем мы довольно легко скатили еще несколько бревен. Постепенно раскидали в сто-роны большие куски, остался лишь толстый слой мелкой трухи. Сгребая его руками в стороны и просеивая сквозь пальцы, старались найти хоть что-нибудь. Внезапно, моя рука наткнулась на что-то твердое. Быстро расчистив это место, увидел перед собой ржавую стальную рукоятку, похожую на те, что есть на стальных корабельных дверях и называются «задрайками». Люська молча наблюдала за мной и, увидев находку, стала с удвоенной энергией очищать место вокруг. Минут через десять перед нами открылся покрытый толстым слоем ржавчины квадратный стальной люк с четырьмя задрайками, высотой сантиметров пятнадцать и размерами примерно метр на метр.
— Ни фига себе, — прошептала Люська.
Попробовали открыть задрайки, но они не поддались.
— «Камнем бы», — подумал я, но за камнем нужно было идти вниз. Оглянувшись, понял, что из пригодного для этих целей здесь есть только остатки бревен и принесенные нами жерди. Объяснив Люське задачу, взялся за бревно. Она взялась чуть подальше. Приподняв его, мы развернулись и нацелили торец на рукоятку.
— На третье качание – бьем.
— Угу.
Бревно рассыпалось при каждом ударе, не оказывая никакого воздействия на рукоятки. Попробовали жердями. Раз за разом они соскальзывали без какого бы то ни было результата.
— Давай отдохнем. Я больше не могу, — взмолилась Люська.
— Давай, — согласился я, сразу осознав, что только и ждал от нее этого предложения.
Мы ели рыбу, молча глядя на люк. Что он скрывает, кто его поставил и зачем, и что он нам даст?
— Сейчас пойдем и принесем пару больших камней, — сказал я, — палками мы ничего не сделаем, а хорошее бревно принести вряд ли сможем. Люська кивнула.
Принести два тяжелых камня оказалось очень непростым делом. Совершенно мокрые, тяжело дыша, взобрались на площадку. С трудом приноровившись и чудом не отбив друг другу ноги, стронули и повернули первую задрайку. Воодушевленные успехом, остальные три повернули быстрее.
И вот, все четыре повернуты. Наклонились над люком и, взявшись за задрайки, стали тянуть изо всех сил. Бесполезно. После нескольких попыток поняли, что люк настолько приржавел, что так просто открыть его не удастся. Нужно было что-то придумывать. Отдохнув, стали обстукивать края люка.
Солнце уже почти касалось горизонта, и оставаться здесь больше не было смысла. Решили вернуться, а на следующий день прийти и как следует обстучать люк. Вниз шли молча, переживая находку. Там нас ждал сюрприз…
Гость
— Ни фига… — второй раз за этот день воскликнула Люська, когда мы вышли к озеру. Было чему удивиться. Рыбы с дерева исчезла, да и само дерево выглядело плачевно. Ствол был изодран, на земле валялись поломанные ветки. В шалаше также царил беспорядок. Завернутой в лист лопуха печеной рыбы, которую мы оставили на камне, также не было. Остатки листьев валялись рядом.
Мы молча смотрели на все эти разрушения. Потом увидели следы. Под деревом были большие круглые вмятины от лап с явными следами длинных когтей.
— Медведь, — почему-то шопотом сказал я.
— Он самый, — сказала Люська, — что теперь будет?
— Не знаю, что мы будем делать, но точно знаю, что ему понравилось то, чем мы его угостили, и теперь он будет постоянно где-то рядом, а это уже не смешно. Если раньше мы его не очень интересовали, то теперь… Я читал про них… — продолжил было, но осекся, увидев Люськины круглые глаза.
— И что будем делать? — спросила она, с ужасом глядя на густую стену леса.
— Ты знаешь… думаю, нам нужно посильнее разжечь костер и по очереди дежурить всю ночь. Давай, пока окончательно не стемнело, принесем дров.
Мы успели принести несколько довольно больших сухих стволов и много веток, когда темнота сделала лес сплошной черной стеной, ставшей теперь враждебной. Положив пару толстых веток в огонь, взял в шалаше охапку бамбука на тот случай, если придется делать факел, чтобы отпугнуть зверя.
Глядя на языки пламени, мы довольно долго разговаривали, пытаясь понять, что нас ждет там, на вершине. Все версии, учитывая ветхость деревянного сооружения и состояние люка, сводились к тому, что там прячется что-то, связанное с последней войной. На Курилах были очень сильные бои, и я где-то читал, что на многих островах японцами создавались мощные укрепсооружения, выдолбленные в скалах. Оттуда они стреляли по десантникам. Наши войска, заняв острова, взрывали эти сооружения. Вполне вероятно, что мы наткнулись как раз на что-то такое и, открыв люк, обнаружим там что — нибудь интересное.
— Гадай — не гадай, ничего не узнаем, пока не заглянем в люк, — сказал я, подытоживая разговор.
— Ты думаешь, у нас получится?
— У нас нет иного пути, мы должны его открыть, потому что медведь не даст нам спокойно жить здесь, да и не знаем мы, сколько их здесь.
— Не пугай меня, и без этого не смогу заснуть, — тихо сказала Люська, и голос ее задрожал.
— Не буду, не буду! Успокойся, все хорошо! Сейчас еще и оружие сделаю!
— Какое оружие?
— А вот, сейчас срежу ствол потолще, заточу. Чем не оружие?
Так и сделал. Взяв пучок бамбука, зажег его от костра и передал ей, чтобы посветила.
Прямой ствол толщиной сантиметров пять – шесть нашли быстро. Прежде, чем удалось сломать его, пришлось долго резать ножом. Сменили три факела. Наконец, навалившись, все-таки сломали надрезанное по кругу дерево. Подтащив его к костру, быстро справились с вет-ками, а потом отрезал лишнее, оставив метра три длины. Теперь осталось сделать концы острыми. Работа шла медленно — дерево было довольно твердым.
Через час – два один конец был заточен как чертежный карандаш – длинно и очень остро. Помня опыт обжига коры для лаптей, сделал то же самое с острием.
— Иди, поспи, а я у костра подежурю. Мне все равно еще второй конец делать, — предложил, видя, как Люська клюет носом.
— Нет, не пойду в шалаш, мне там страшно одной.
— Тогда возьми в шалаше бамбук, постели здесь и ложись.
— Хорошо, — сказала Люська, и вскоре у камня была устроена удобная лежанка.
Чмокнув меня, она легла и почти сразу тихо засопела. Сказалась усталость трудного дня. Под мерное потрескивание дров в костре, принялся за работу.
Ночь прошла без тревог. Временами задремывал, но неглубоким, чутким сном. Люська сменила меня под утро. Когда проснулся, солнце уже встало. Люська к этому времени успела достать гребешков и пекла их на углях. Все мысли были там, на вершине. Мы плотно поели и тронулись в путь, взяв с собой еще пару довольно увесистых гранитных камней и мое новое оружие.
Забравшись на площадку, отдышались и приступили к делу. Пробовали стучать камнями, держа их в руках, но поняли, что наших сил надолго не хватит. Тогда стали бросать камни на край люка. Слой ржавчины слоями отлетал с поверхности. Попытки поднять люк были бесполезными, но других вариантов у нас не было, и поэтому бросали и бросали камни. Мы уже совершенно выбились из сил, и пот градом катился по нашим лицам, когда звук от падающих камней вдруг изменился, стал более звонким.
— Ты слышишь? – воскликнула Люська.
— Да! Давай попробуем.
Мы взялись за ручки и стали изо всех сил тянуть. Люк поддался и с тяжелым скрипом приподнялся на ладонь. Дальше он не шел. Упав на колени, попробовали заглянуть туда. Кроме ржавых стенок люка ничего не было видно, но это нас не обескураживало, потому что теперь можно было использовать мое оружие и вчерашние жерди как рычаги! Именно так и сделали! Просунув две жерди, навалились и стали вдвоем ритмично, по моей команде надавливать.
Со скрипом, люк поддался. По сантиметру, трудно, он открывался все больше. Открыв его настолько, что туда можно было свободно заглянуть, мы склонились над ним.
— Ни фига себе! – привычно уже выдала Люська.
— Угу, — промычал я.