Жизнь закрутилась, завертелась. Уже через неделю я был готов к отъезду. С женой всё было сложней. Чтобы ей нормально уволиться, нужна была замена. Она в то время работала секретарем заместителя начальника пароходства. Забегая вперёд, скажу, что ей в то время как раз сделали предложение стать секретарём начальника пароходства, от чего она и отказалась. Мы решили, что я еду один, а она приедет, как только сдаст дела.
Итак, март 1984 года. Я во Врангеле – так называется посёлок при новом, современном Восточном порте. В посёлке идет строительство по крайней мере пяти-шести домов одновременно. Мне дали временную квартиру на первом этаже, пообещав через год обменять на другую, в строящемся по соседству доме.
Это была первая настоящая квартира после родительской, и она была МОЯ!
Знакомство
И вот, я в училище. Прежде всего, меня поразили его масштабы и оснащённость. Очень большой комплекс зданий с великолепными лабораториями, классами, мастерскими-цехами. Целый парк станков, автомобилей и портовых перегрузочных машин-контейнеровозов, и даже самый настоящий большой портальный кран на рельсах. Прекрасно оборудованный полигон для всей этой техники, корпуса общежитий – всё это было в едином комплексе и представляло собой целый городок. Как я узнал, кроме подготовки судовых специалистов, училище обучало и береговым профессиям – докера, водителя, художника-оформителя.
Ученики или, как это звучало в официальных документах, «контингент учащихся» самый разнородный. Если на докера учились уже взрослые парни, почти все отслужившие армию, то на остальных специальностях – ребята и девчонки от пятнадцати до двадцати пяти лет.
Всего в училище было 650 учащихся. Далеко не все из них отличались прилежностью, примерностью поведения и спокойным нравом. С ребятами были одни проблемы, а с девочками – совсем другие… Вот именно этими проблемами мне и предстояло заниматься вплотную.
Не знаю, как и почему, но я довольно быстро «заразился» этой работой. Скорее всего, дело было в том, что меня поразили детские глаза, которые буквально горели и впитывали то, что я говорил. Говорил же я о том, что было мне близко и понятно – о море и судах, поскольку с первых же дней начал читать устройство судна и основы навигации в группах морских специальностей.
Для меня это было совершенно новое ощущение – неведомое раньше удовольствие и удовлетворение от того, что отдаёшь свои знания и видишь, буквально физически ощущаешь, как отданное укореняется, прорастает в их умах. Контакт с учениками получился быстро, легко и непринуждённо. Уроки пролетали совершенно незаметно, на одном дыхании.
Постепенно стал вникать и в воспитательные проблемы. Первое, что обнаружил – отсутствие мест для внеурочной работы. Долго говорил с директором, и он сдался, отдав мне целый этаж в общежитии под клуб. Работа закипела. Через три недели ремонт был закончен. Очень сильно помог брат со своими строительными возможностями.
Я съездил во Владивосток, в своё родное училище, и там мне пошли навстречу – передали десятки макетов судовых устройств, на которых учился и я. Ключевую роль в этом сыграла Аннушка, Анна Ивановна Щетинина. Следующим этапом была покупка музыкальных инструментов. Преподаватели и мастера тоже немножко заразились и стали подходить с предложениями о ведении кружков.
Постепенно комнаты клуба стали заполняться юным народом, оживать.
Дискотека
А затем созрела новая идея – создать дискотеку. Дело в том, что днём были и занятия, и кружки, а вечером же все были предоставлены самим себе, дежурному мастеру и вахтёрам – суровым и очень энергичным женщинам. Вечная игра в «кошки-мышки» между ними и детьми не имела ни смысла, ни начала, ни конца. Задача по заполнению свободного времени ребят по вечерам стала основной. Именно по вечерам происходило то, что происходило – от взлома кладовых, драк и пьянок, до наркотиков и проституции. Ассортимент проблем был довольно широк.
Неподалеку от училища находилась большая портовая столовая. В одном из её залов художниками-оформителями были созданы очень неплохие композиции из дерева, оргстекла и пластика. После строительства в посёлке ресторана этот зал уже не использовался в качестве кафе, и мне удалось уговорить директора столовой отдать эти композиции нам. Она согласилась, но с условием, что мы сами всё демонтируем и вывезем. Повторять ничего не нужно было.
На следующий день была создана бригада из взрослых учащихся, и к вечеру более тонны всех этих художественных материалов было перевезено в общежитие. Начался процесс придумывания дизайна. Сотни листов с картинками, споры – всё это длилось около месяца, пока идея не созрела для воплощения. Работа закипела. Среди взрослых ребят нашлись и плотники, и электрики. Конструкции буквально на глазах вырастали в большом вестибюле общежития.
Тем временем я «пробивал» аппаратуру. В конце концов, часть её была приобретена и вот, наступил долгожданный вечер открытия дискотеки. Магнитофон я принёс свой (стационарный японский дек), музыку тоже. У меня было около трёхсот кассет с самыми на тот момент современными записями. Народ не торопился на дискотеку. В вестибюле было человек пятьдесят, не больше. Решили, что всё равно нужно начинать.
Первой была познавательная часть. Я решил дать послушать ребятам мою любимую рок-оперу Джефа Уэйна «Война миров» по Г. Уэллсу. Это был рассказ о произведении фантаста, а затем – великолепный мощный звук рок-оперы со светомузыкой, талантливо и эффектно созданной самими же ребятами. По ходу, в микрофон, я делал синхронный перевод. С началом звучания стал подтягиваться народ.
Когда музыка отзвучала, зажёгся свет, и по их глазам я увидел, что они потрясены услышанным. Не сомневаюсь, что это было первое в их жизни потрясение, вызванное музыкой, и это было счастье. Мне удалось это сделать! Позже пришлось ещё дважды устраивать прослушивание этой оперы по просьбам ребят. Происходило это при полных аншлагах.
А потом была дискотека. Это тоже стало испытанием. Дело в том, что в танцевальной горячке трудно было понять, кто выпил, а кто нет. Единственный выход был в том, чтобы сделать так, чтобы все как можно больше плясали – тогда хмель вылетает из головы. Драк не было. Старшие ребята назначались дежурными. В случае чего, они мгновенно разбирались с возникшей ситуацией.
Дискотека очень быстро стала популярной. Эта популярность послужила даже поводом к трениям с военными. Как-то раз ко мне приехал замполит из стоящей неподалёку части и рассказал, что солдаты автокраном переставляют грузовик через забор и на нём едут в самоволку, на дискотеку. Свой рассказ он закончил просьбой запретить солдатам приходить на дискотеку. Естественно, я отказался сделать это, предложив ему вместо этого официально отпускать их в увольнение к нам и организовать патруль. Именно так и было сделано.
Новая жизнь
К этому времени я был уже не один – приехала жена, уволившись переводом, и сразу же вышла на работу в службу быта Восточного Порта. Вдвоём жить стало гораздо веселее!
Потихоньку обживались, не особенно стараясь «пускать корни», поскольку эта квартира была временной. Через полгода, как и было обещано, мы переехали в новый дом, в великолепную, солнечную двухкомнатную квартиру на четвёртом этаже, в которой и живём поныне.
Привыкать пришлось ко многому не только по работе, но и в быту. Если во Владивостоке мы ждали гостей, то это как-то оговаривалось заранее, чтобы мы могли приготовиться, накрыть стол. Здесь всё пошло не так.
После работы, на выходных и в праздники мы часто встречались с двоюродным братом, его семейством и друзьями. Естественно, гуляли по-русски и иногда очень даже неплохо!
Этот весёлый народ иногда просто вламывался к нам вечером. У жены сначала были тихие истерики: «Я не готова, на стол нечего поставить»! Ну, да всё равно, что-то находилось, и она хорошо выглядела. Есть борщ – его на стол, есть картошка – тут же её сообща почистили и сварили. Насчёт котлет у нас даже примета образовалась: если мы их делаем – вечером обязательно будут гости!
Бывали и несколько странные случаи… Один особенно запомнился. Дело было на Первое мая. Провели все мероприятия в училище, выпили по стопке. Зашёл к брату на работу (рядом с училищем) и там застал в разгаре то, что сейчас называют «корпоративным банкетом». Одним словом, посидели крепко. Я уж и не помню, как и что получилось, но, в конце концов, пригласил всех к себе домой, в гости. Все «ушли на крыло», согласилась только секретарша брата. Звоню. Открывает жена.
– Это Света, познакомься!
Дальше практически ничего не помню. По рассказам жены, которым я склонен верить, я переоделся и сразу… лёг спать! Она же ещё целый час была одна в компании довольно бесцеремонной Светы. Кроме этой, наутро я получил ещё очень много новой и полезной информации о себе. А ещё, меня любезно предупредили, чтобы я не очень пугался, если однажды, открыв дверь, услышу, к примеру, что-нибудь вроде:
– Это Коля, познакомься!
Жизнь шла своим чередом. Мы привыкали к жизни в посёлке, который, хоть и состоял из больших панельных домов, всё равно оставался посёлком, отдалённым от городской сутолоки. В соседний город Находку ездили крайне редко, по необходимости.
Дела в училище шли неплохо, жизнь там кипела. Мне нравилось всё, что касалось работы с учащимися, часть из которых были ещё детьми, а другая – взрослыми людьми в полном смысле этого слова, со всеми тонкостями и следствиями.
Мат
Однако, не всё в новой жизни было так радужно и красиво, как это может показаться. Что неприятно поразило с первых же дней жизни в поселке – повсеместный, безудержный мат. Я вовсе не ханжа и сам иногда применяю такие слова и выражения, что только держись, но… Никогда не мог терпеть мата при женщинах и детях. Здесь же я встретился с повседневным, забористым матом в устах всех – мужчин и женщин в общении между собой и их же в общении с детьми любого возраста. Сначала я просто был в шоке, а потом постепенно, с трудом, вроде как и привык…
Идут навстречу молоденькие девочки – ну просто чудо какое-то, как хороши! Подходят ближе, и до твоих ушей долетает чудовищный мат. То, что мат бывает мужской и женский – я уверен! Мужской мат более «утилитарный», что ли. Он употребляется в основном как связка между нормальными словами и бывает обычно более или менее «к месту». Женский мат гораздо тяжелее, потому что он нарочито «смачнее» и зачастую употребляется как основа смыслового текста. У мужчин это происходит очень редко… Конечно же, я понимаю, что мои выводы субъективны, так это же и не работа на соискание научной степени, а всего лишь мои личные наблюдения!
Травка
Воспитательной работой с учащимися занимались не только мастера и преподаватели. Этим занимался и ещё кто-то, предпочитавший оставаться неизвестным. Этот или эти «кто-то» регулярно подбрасывали в общежития наркотики в виде сумок с травкой…
Дикая и очень сильная по наркотическим свойствам конопля, как выяснилось, растёт свободно вокруг посёлка испокон веков. И этот факт, и подброшенные сумки с маковой соломкой или коноплёй – всё это было настолько серьёзно, что требовало очень большой подготовки. Мне, совершенно девственно неосведомлённому в этих делах, нужно было срочно пройти «ликбез».
Готовность стать моим учителем после того, как я поделился своей проблемой, выразил местный участковый милиционер. Однажды он пришёл ко мне в кабинет во вновь созданном клубе и заговорщицким шёпотом сказал, чтобы я закрыл дверь на ключ.
Тогда я впервые, широко раскрытыми глазами, смотрел на то, как «забивают косяк». А потом я курил эту набитую папиросу, чтобы почувствовать вкус и запах марихуаны… С тех пор, где бы я ни был, всегда очень остро улавливаю его, если кто-то курит или курил травку поблизости. Кроме того, я получил пространную лекцию обо всех этих делах и мог уже включиться в борьбу. Бороться было с чем.
Искушения
С мальчиками, как я уже говорил, были одни проблемы, а с девочками – совершенно другие. Большинство девочек были от 14 до 18 лет, примерно пятая часть – 18-25 лет.
Девочки постарше были спокойнее, с ними было не очень много проблем, так как они чётко и ясно осознавали, чего хотят и как это сделать, чтобы всё было нормально. Практически все они уже имели немалый жизненный опыт, далеко не всегда положительный.
Девочки-малолетки, в большинстве своём, приезжали из глубины края и России, чтобы попасть поварами на суда загранплавания и, как вершина мечты, выйти замуж за моряка. Надо сказать, что умные, хорошие девочки так именно и делали. Статистика пароходства говорит о том, что нормальная девушка, попав на флот, обычно выходит замуж через год-полтора. Если этого не случилось по тем или иным причинам, зависящим от её качеств и поведения на судне, то вряд ли вообще случится…
Приехав в училище, девчонки попадали в довольно необычную для себя обстановку с множеством «голодных и денежных» моряков с судов в порту, причем не только советских. Некоторые из девчонок, словно рыбы, попавшие в воду, мгновенно начинали «действовать». Приехавшая в видавшем виды стареньком драповом пальтишке и чуть ли не в школьном платьице да стоптанных туфлях, девочка вдруг оказывалась одетой по последней моде, в дорогие одежды…
Атаки на меня, от которого много чего на этом этапе их жизни зависело, и прежде всего – характеристика для допуска на суда загранплавания, начались практически сразу и особенно усилились с упрощением «доступа», когда начал функционировать клуб, находившийся в общежитии. Ассортимент применяемого оружия был нормальный, обычный, тысячелетиями проверенный – от почти невинного «строения глазок» до прямых намёков, предложений и попыток продемонстрировать свои чары и юные прелести…
Я никогда не был противником женского пола и даже более того – всегда был самым последовательным поклонником и добровольной жертвой-испытателем дамских чар. Кто меня более или менее знал к тому времени, тот сказал бы, что я попал в это общество как козёл в огород. Те же, кто знал и знает меня получше, понимают, что я никогда не стану пакостить там, где живу. Так что, учитывая сказанное выше, на работе у меня получался сплошной вредный цех!
Жизнь шла полным ходом. Через полгода я был уже секрётарем парторганизации, членом городского комитета по работе с молодежью, членом городской инспекции по делам несовершеннолетних и так далее. Это был водоворот и кипение как внутриучилищной жизни, так и «внешней» деятельности на заседаниях, семинарах и прочем. Училище стало упоминаться в городе и крае как успешное по работе с «контингентом». Всё больше и больше разных комиссий и проверяющих приезжали к нам, правда все они отбывали с положительными отзывами и особо не мешали.
Примерно в ноябре директор завёл разговор о том, что мне следует начинать морально готовить себя к тому, чтобы принять командование училищем. Я не видел препятствий к этому. Однако здесь я должен в нескольких штрихах описать этого человека.
Директор
Это был человек того типа, который я всегда не любил и не понимал, а вернее, понимал их мотивы, но не понимал логики поведения. Младше меня на три года, он окончил то же училище, что и я, но факультет чисто береговой. Работал диспетчером порта, потом поставили директором в училище. Мечтал уйти обратно в порт, но не было кандидата на замену. Я появился очень кстати.
Что мне не нравилось в нём? Прежде всего, отношение к людям, в большинстве своём намного старше его. Грубость, доходящая до хамства, и многочисленные «концерты», как я это называю, были нормой. Выглядело это и смешно, и ужасно. Особо я ненавидел разыгрывание на обходах училища роли «барина во гневе» со швырянием телефона об стенку, разбиванием стула, другими довольно комично выглядевшими проявлениями «необузданного характера» и прочими подобными «чудесами». Много ещё можно говорить об этом человеке, но я не вижу в этом ни желания, ни малейшего смысла.
Главным было то, что я должен был через месяц принять у него училище. Всё было нормально, тихо и спокойно. С преподавателями и мастерами полный контакт, с учениками тоже. На работу утром шёл с удовольствием, соскучившись по приятной, творческой суете, а с работы стремился домой, где ждала любимая жена. Дома тоже всё было нормально, если не считать того, что жить приходилось на мизерные деньги по сравнению с теми, что я имел в морях. Итак, во всём – тишь да благодать. Совсем как затишье перед бурей…
Буря
Совсем как в бессмертном произведении Ильфа и Петрова, «Воронья слободка была обречена, она просто не могла уже не сгореть». С той только разницей, что в книге все ждали этого, а в моём случае ждали все, кроме меня. Как всегда, я оказался самым неосведомлённым в подпольно-подкожных делах, которые творились вокруг…
Всё перевернулось с ног на голову в обеденный перерыв. Я отчитал лекции, пообедал в училищной столовой и пришёл к себе в кабинет. Минут через пятнадцать раздался стук в дверь. Это были два наиболее уважаемых мной мастера и преподаватель. Они сказали, что не могут допустить, чтобы я оказался жертвой несправедливости и поэтому, прежде чем я решусь принимать дела у директора, хотят раскрыть мне глаза. Разговор продолжался не менее двух часов, в течение которых я понял, что с моей подписью в актах о приёмке дел на меня лягут огромные суммы имущественных недостач.
Макли
Механизм их возникновения был чрезвычайно прост. Всё дело в том, что училище работало как бы на двух «господ». Фактически работая на Министерство морского флота, принадлежало оно Госкомитету по профтехобразованию. Вот, на стыке этих двух совершенно далёких и не зависящих друг от друга ведомств всё и происходило.
Например, порт покупал для училища мебель или ремонтные материалы на огромные суммы. Покупка осуществлялась путём оплаты счетов, выписанных училищем. В результате, порт списал с себя деньги и материалы и забыл о них, отписав на помощь училищу, а училище получило товар и везде написало, что это – дар от порта, а дареному коню, как известно… Никто и никогда не сличал одни суммы с другими, фактически закупленные товары с полученными без оплаты училищем. В эту щель провалились десятки и даже сотни тысяч рублей. Кто помнит 1984 год, тот понимает, что такое сотни тысяч в то время и чем грозила такая недостача.
Вот как раз о том, где, что и как осело, и рассказали мне эти люди. На следующий день директор вызвал меня и радостно сообщил, что через неделю во Владивостоке будет издан приказ, и мы начнём передачу дел. Я подтвердил свою готовность, но заметил, что хотел бы в течение этой недели ознакомиться со всеми документами, касающимися материального обеспечения училища и переданных училищу портом материальных ценностей.
На последнем звуке этой фразы и закончился период мирного моего существования и спокойной береговой жизни.
Кузькина мать
Уже на следующий день я почувствовал, насколько серьёзным был этот шаг и что такое «кузькина мать». Всё в наших взаимоотношениях изменилось. Мы уже не смеялись, не шутили при встречах и не выпивали по стопке в обед или в конце дня. Я перестал быть примером для преподавателей и мастеров. На моих уроках стали присутствовать проверяющие и так далее, и тому подобное.
Всё стало плохо. Что бы ни происходило вокруг, всё было плохо, во всём находилась или моя прямая вина, или упущение. Через неделю была закрыта дискотека. Предлог – она привлекает слишком много внимания сторонней молодежи и это приводит к дракам и иным правонарушениям, хотя ничего такого за всё время существования дискотеки не происходило. Дальше – больше. За три недели – четыре приказа о наказании меня за чужие проступки и недосмотры. Одним словом, планомерная и ясная компания по выживанию меня из училища.
Партком
Как нормальный продукт своего времени, воспитанный на советской литературе и советском же кинематографе, я принял решение пойти в партком и поговорить с секретарём парткома о сложившейся ситуации. Так всегда делали положительные герои в книгах и фильмах того времени, а я считал себя таковым.
Результат этого похода и преподанный там урок были великолепны! На следующий же день ко мне прибыла комиссия парткома по проверке документации и организации воспитательной работы. Мы все прекрасно знаем, что если комиссия хочет найти что-то, она обязательно это найдёт. Ещё один шаг в сторону от партии был сделан, и я понял, что партком – это просто контора, а его секретарь – это просто человек, а не монумент, к которому нужно идти за защитой от несправедливости и за которым можно укрыться от жизненных бурь и невзгод.
Давление все усиливалось, и я понял, что дальнейшая борьба бессмысленна – против меня были уже и руководство парткома и руководство порта, поскольку я не имел к ним доступа, зато его имел директор.
РВЦ АСУ ДС
Именно в тот момент, когда вся эта муть достигла какой-то критической массы, я и вспомнил о том, что видел с судна, а потом из своего окна, и мимо чего проезжал каждый раз по пути на работу – очень красивое здание с радиолокационными антеннами на башне на сопке. Я не помню, когда и как я решил пойти туда на разведку, но в одно прекрасное утро я оказался в кабинете начальника этого предприятия.
Как выяснилось, оно называется «Радиолокационный вычислительный центр АСУ движения судов». Меня просто потрясло то, что я там увидел. Это была фантастика!
Здание было напичкано электроникой, а в операционном зале сидели люди в форме и смотрели в невиданные мной ранее экраны, где полностью отражалась ситуация и отслеживалось движение судов. Описывать можно долго, но скажу в двух словах.
Этот Центр, а вернее Система состояла из нескольких удаленных постов с радиорелейными линиями передачи данных, вычислительным комплексом, средствами отображения информации. В то время он был единственным таким в СССР по уровню насыщенности электроникой и одним из первых, если не первым в мире, морским Центром такой комплектации, с интегрированной цифровой обработкой информации от нескольких удалённых радиолокационных станций. Достаточно сказать, что американская вычислительная машина, стоявшая на Центре в то время, была аналогична тем, которые работали тогда в противоракетной обороне США. Основное оборудование, кроме главной вычислительной машины, было японским, а разработка алгоритмов – наша, выполненная как научная работа в моем родном высшем мореходном училище!
Итак, начальник Центра выслушал меня, посмотрел мои дипломы, прочие документы и сказал, что готов хоть завтра видеть меня своим заместителем по эксплуатации.
Оставалась самая малость – уволиться из училища.
Увольнение
Заявление легло на стол директора, и тут же на меня покатился новый вал. Первый вал был из парткома. Они категорически возражали против моего увольнения и сказали, что не допустят этого. На заседании парткома я стал настаивать на создании комиссии для разбора ситуации в училище, и в ответ на категорический отказ – на моём увольнении. В этом мне также было отказано. Тогда я сказал на парткоме, что в конце концов, существует трудовое законодательство, и они не могут запретить мне уволиться по собственному желанию через две недели после подачи заявления.
В ответ были угрозы исключения меня из партии. На вопрос о формулировке я получил ответ – за неподчинение решению парткома. Я потребовал обоснование решения об отказе создать комиссию и в увольнении. В ответ прозвучало: «Заседание парткома объявляется закрытым»
Итак, получалось, что я объявил войну ещё и парткому. На мое счастье, это был уже 1985-й, а не 1938 и даже не 1968 год…
На мне числилось множество аппаратуры, материалов и так далее. Я требовал назначить комиссию для приёмки всего этого, так как кандидатуры преемника не было.
Время шло, а комиссии всё не было. Тогда я ещё раз проштудировал КЗОТ, сходил в юридическую консультацию и дважды ещё писал заявление о назначении комиссии, а в день окончания двухнедельного срока просто пошёл в отдел кадров и потребовал трудовую книжку. На попытку не отдать мне её я предложил им обратиться к КЗоТу, где было сказано, что не выдавший её по окончании двухнедельного срока оплачивает мне все дни задержки из своего кармана. Выбора у них не было.
Теперь я был свободен и мог оформляться на новую работу, прекрасно понимая, что битва не закончена. Основное сражение только начиналось, однако уже можно было перевести дух и подвести кое-какие итоги.
Я нашёл работу по своей специальности на берегу, тем самым возвращаясь в своё родное пароходство, так как Центр принадлежал ему. При этом, у меня оставалась хорошая квартира и конфликт с партийными властями на уровне горкома партии.
Как я узнал несколько позже, из Восточного звонили в пароходство, чтобы меня не принимали на работу, так как я такой-сякой и так далее. Мне было очень приятно узнать, что начальник пароходства в ответ на это сказал, что знает меня от курсантов до капитана, знает также и моих родителей, и у него нет оснований верить в то, что я стал совсем другим человеком за какой-то год.
И снова новое место
Таким образом, уже на следующий день я оказался в своём новом кабинете, и с удовольствием нырнул в совершенно неведомый мне мир сложнейшей электроники и вычислительной техники, который самым чудесным образом переплетался с понятным и близким мне миром мореплавания.
Сначала я чувствовал себя как человек, перенесённый из средневековья в наше время, однако это состояние прошло очень быстро. Вся система была построена очень логично и понятно. Мне предстояло изучить всю эту технику и понять, что и кто работает у меня в подчинении, а это – пятнадцать капитанов, и все старше меня на 15-20 лет.
Понимая, что не изучив технику, я не смогу как следует делать свою работу, обратился к начальнику с просьбой разрешить мне пару месяцев поработать оператором, походить в смену. С головой окунувшись в это увлекательнейшее дело, даже на какое-то время забыл о том, что осталось у меня за кормой.
Реальность напомнила мне о себе звонком из парткома. Мне сообщили, что на следующий день в училище будет партсобрание с моим персональным делом в повестке дня.
Партсобрание
На собрании присутствовало около двадцати человек, а также представитель парткома. Это были те же мастера и преподаватели, с которыми я работал и общался. Среди них были и те, которые предупредили меня. Обсуждение предполагалось бурное и осуждающе-гневное. По крайней мере, речь представителя парткома была эмоционально-установочной и изобиловала красочными эпитетами и сравнениями в мой адрес.
Однако дискуссия пошла не в ту сторону. Практически с первых же минут выступающие стали говорить в мою защиту. Видимо сказалось и застарелое недовольство стилем работы директора, и то, что мы вместе с этими же мастерами и преподавателями с таким удовольствием занимались общежитием, клубом и дискотекой, разрушенным одним мановением руки директора.
Всё пошло не так, и представитель уже открытым текстом сказал, что собрание не может не принять решение, указанное парткомом, а это – исключение из партии. Народ возмутился таким нажимом и все демонстративно проголосовали против исключения, заменив его выговором без занесения.
Исключение
На следующий день было заседание парткома, и на нём мне сообщили, что партком не согласен с решением парторганизации и исключает меня из партии. Я отказался сдать партбилет, сказав, что не считаю, что партком вправе это делать, и буду обращаться в парткомиссию горкома для разбора ситуации.
Не имеет смысла много рассказывать о том, что и как было дальше, но главное – парткомиссия состоялась, провела расследование и сделала вывод, что решение собрания правильное, а партком без достаточных на то оснований принял решение о моем исключении.
Через неделю меня вызвали на заседание бюро горкома. Всё прошло очень быстро. Председатель парткомиссии доложил о результатах проверки и о выводах. Секретарь горкома тут же, без обиняков, очень громко заявил, что ему не нужна такая комиссия, которая не знает, какие нужно делать выводы, да и вообще председателю парткомиссии пора на пенсию, а парторганизацию училища давно уже пора разгонять.
После этих слов я встал, положил партбилет ему на стол и вышел со словами, что пока такие, как он, руководят в партии, мне в ней делать нечего.
Зеленый змий
После этого наступило затишье. Я спокойно работал, вгрызался в технику. Помимо изучения и вникания в работу, передо мной совершенно неожиданно встала задача – борьба с «вольницей», как я это называю. Привыкший к строгим морским правилам, законам и требованиям, я был сильно удивлён, заметив признаки того, что как только начальство покидает здание Центра, там начинается весёлая жизнь.
Я решил проверить это и примерно часов в семь вечера пошёл на работу. То, что я увидел, было просто шокирующим зрелищем. Прямо рядом с пультом был накрыт стол, на нём уже пустые бутылки, остатки закуски, и все три оператора пьяны вдрызг! Отстранив всех, отправил их спать, а сам двенадцать часов работал за пультом до утра. Потом началась серьёзная работа со сменами. Результат – несколько человек были вынуждены уволиться сами, кое-кого пришлось уволить даже через суд, но в результате получилась нормальная, надёжная служба, несмотря на огромное количество спирта на Центре.
Ах да, я же не сказал, что именно они пили! Дело в том, что оборудование представляло собой около десяти тонн стоек-шкафов, буквально битком набитых платами с микросхемами, и все эти платы, разъёмы с золотыми контактами, серебряные волноводы и другие детали радиолокаторов, сотни вентиляторов, десятки принтеров и дисководы раз в месяц промывались инженерами-электрониками в ванночке со спиртом, причём спирт применялся только марки «Прима», то есть самого высочайшего качества. Все остальные спирты дают пленку при высыхании, что сказывается на работе микросхем.
Так вот, на месяц полагалось 75 литров спирта! Это была нескончаемая река. Можете себе представить, какое количество из этого спирта шло на оборудование, а какое выпивалось! У дежурного инженера — электроника всегда под рукой был трёхлитровый графин «дежурного» спирта, а в рундуке каждого ещё одна-две трёхлитровые банки «своего», предназначенного для конкретного заведования, спирта.
Вот в этих условиях и проходила моя борьба с пьянством. Однако же она закончилась не в пользу пьянства. Правда, не могу сказать, что это было очень легко.
Шок
Всё нормализовалось, всё было хорошо и на работе, и дома, однако оставалось ощущение того, что в воздухе висит что-то, что не может всё так гладко кончиться… Я понимал, что на дворе уже не то время, в котором я давно уже был бы где-нибудь очень далеко. Однако, всё равно, бодаться с горкомом… Состояние тревоги не проходило.
По роду свой работы мне часто приходилось ездить во Владивосток. Мне это очень нравилось, так как, кроме всего прочего, давало возможность заезжать к родителям. Обычно, я уезжал с утра, работал в пароходстве, а к вечеру ехал к родителям. Утром садился в автобус, благо автовокзал рядом с родительским домом, и ехал домой, в Восточный.
Так было и в тот раз. Я побывал в кабинетах начальства, порешал какие-то вопросы, съездил в картографию и так, с рулоном карт подмышкой и портфелем с бумагами в другой руке, с трудом втиснулся в переполненный автобус. Всё как всегда, всё как обычно. Доехав до своей остановки, вышел и направился в сторону дома. Я успел сделать всего несколько шагов и был грубо остановлен. Сзади меня обхватили стальные объятия чьих-то рук. Одновременно подскочили какие-то люди и выхватили у меня карты и портфель. Тут же на моих, вывернутых назад руках захлопнулись наручники. Ещё через несколько мгновений я оказался в машине между двумя крепкими молодыми парнями, и мы помчались по улицам в неизвестность, которая не сулила ничего хорошего…