Целых десять дней экипаж объедался свежей красной рыбкой в разных видах, а мы с дедом были именинниками – добытчики, как-никак! Возвращался генерал через десять дней. Судя по виду всей команды,
командировка удалась, но далась она очень не просто. Черные, опухшие, с обвисшими щеками и лихорадочно сверкающими глазами с темными кругами вокруг, они поднимались по трапу. Молодцеватый вид и готовность
по первому намеку лететь куда-то, сменились на тяжелую одышку и громкое сопение.
— Привет, Алексей! — пожал генерал мою руку, ступив на палубу, — Никаких саун! Спать, только спать! Неделю! Нет, две недели спать! — не дав мне и рта раскрыть, добавил он.
Офицеры, шедшие за ним с видом зомби, молча жали руку и качали головами, закатывая глаза. «Ох, что было
вчера!» читалось в этом, и я верил им, потому как видел их «в деле». До самого прихода никто из них так и не вышел из кают. На второй день капитан распорядился, чтобы им в каюты отнесли по большой тарелке борща и что-нибудь на второе, но главное – по графину компота.
Следующий рейс начался плохо. Через три часа после отхода на мостик позвонил пассажирский помощник и сказал, что по сообщению номерной, в каюте второго класса умер пассажир. Доложил капитану. Капитан поднялся на мостик и позвонил старпому. Доктор и старпом поднялись минут через пятнадцать.
— Обширный инфаркт, — сказал доктор. Так бывает после долгого запоя.
— Откуда знаете, что запой? – спросил капитан.
Я разговаривал с его друзьями, — ответил старпом, — насколько это было возможно в их состоянии. Все они прапорщики, и этот ездил в Южно — Сахалинск, покупать машину, а они его сопровождали. Машину купили, а
потом начали ее обмывать. Обмывали неделю. Сразу после отхода выпили то, что у них оставалось, и он лег спать, а друзья пошли поискать еще спиртного. Как говорят, отсутствовали всего полчаса. Вернулись, а в каюте
люди.
— А как обнаружили?
— Номерная заглянула, чтобы спросить, все ли у них в порядке. Обычное дело после отхода.
— Все ясно. Алексей Иванович, ложимся на обратный курс. Начальника рации на мост.
— Владимир Иванович, обеспечьте сохранность ситуации в каюте до прихода.
Как только встали на якорь, к нам тут же подошел катер с милиционером и врачом. Около часа они работали, а потом сошли на катер. Матросы вслед за ними вынесли на носилках тело, и катер ушел. Мы снова снялись в рейс.
— Да… Очень даже хреновастенько, — задумчиво сказал принимающий у меня вахту старпом, склонившись над картой.
— Что именно?
— Во-первых, это «наш» покойник, у нас умер, а во-вторых – вернулись. Примета уж больно нехорошая.
— Вы верите в приметы?
— Я бы хотел не верить, но они имеют привычку сбываться…
— А я что-то не замечал.
— Какие твои годы…
— Я смолчал насчет лет, ведь у нас разница-то несколько лет всего! Его слова о приметах несколько обеспокоили, но буквально через пару минут я забыл о них.
— Метеокарту, кому свежую метеокарту? – задержал меня на мостике шутовской голос радиста, — вон, какого «жука» я вам напринимал!
На карте, со стороны Филиппин к Японии подходил очень мощный тайфун по имени «Робин». Такие тайфуны отличаются крайней свирепостью, и ураганные ветра в них достигают 50-60 метров в секунду, то есть 200 -220 километров в час, а волны – десяти метров. Горе тому, кто попадется на его пути. Несется такое чудище со скоростью около пятидесяти километров в час, круша все на своем пути и заливая дождями, выплескивая до пяти месячных норм в сутки. Проходя над сушей, такие тайфуны обычно собирают дань разрушениями, наводнениями и человеческими жизнями. Все суда разбегаются в стороны и прячутся, кто где может или штормуют подальше от его пути.
— Да, самое время для тайфунов. Они всегда в августе бегают, — сказал чиф, — но нам нечего бояться, мы уже в Корсакове будем, когда этот зверёк подойдет.
Вот и ладно, пойду мастеру доложу, — сказал радист, и мы вместе с ним вышли из рубки.
Круг этот мало чем отличался от предыдущих, если не брать во внимание всякие мелочи. Посадки, высадки, переходы — все как всегда. И вот, что самое странное, если работа шебутная, беспокойная — время летит
незаметно, и жизнь кажется нормальной, даже веселой. Стоило только начаться размеренному, спокойному течению жизни в море, как тут же наваливалась тоска. С вечера не спалось, на вахте ходил по мостику, как
по клетке, а мысли все время переносились туда, во Владивосток. В тысячный уже раз, вспоминая всё, пытался представить, как все будет по приходу.
Происшествие же с «русалкой» с каждым днем становилось в памяти все менее и менее отчетливым, теряя все больше и больше деталей, превращаясь во что-то сказочно – нереальное. Да и было ли оно? Посадка в Курильске была назначена на завтра. Ночь ждали. Под утро стал задувать ветерок. Утром, в семь часов, капитан поднялся на мостик и долго думал, склоняясь над метеокартой.
— Алексей Иванович, свяжитесь с диспетчером. Как у них дела? Начнут посадку в восемь?
Долго и безрезультатно зову диспетчера по радио.
— Продолжайте вызывать, а я пойду чайку попью. Как свяжитесь – позвоните мне в кают-компанию.
Минут через десять диспетчер ответил и подтвердил, что в восемь плашкоут отойдет от пирса. Позвонил капитану. Ветерок стал заметно усиливаться. Капитан нервно ходил по мосту. Наконец показался катер. Видно было, как волны иногда бьют о борт плашкоута, окатывая пассажиров солеными брызгами холодной воды. На крыле мостика капитан, стармех, старпом, боцман и пассажирский помощник.
— Придется машиной подработать, — сказал чиф, — бортом прикроем, чуть потише будет, быстрее посадим.
— Трап на плашкоут не поставить – сломает, людей побьем, — сказал боцман.
— А мы и не будем ставить. Двое матросов на нижней площадке трапа, трое на плашкоуте и быстро подают людей. Пассажиров посчитаю сверху, на плашкоуте с этим заминки не будет, — добавил пассажирский помощник.
— Хорошо, — сказал капитан, — давайте. Я буду здесь, на мосту. Дедушка, иди сам в машину, мне так спокойнее будет. Боцман, на траповую лебедку стань – надежнее будет. Если что – вира трап сразу.
— Понял, иду. Там шкентель хороший, недавно заменил – все выдержит.
— Плашкоут медленно подходил к борту. Его сильно поднимало на волне. Размахи были по метру.
— Правая машина — самый малый вперед, — скомандовал капитан.
Судно очень медленно стало разворачиваться, прикрывая плашкоут от волны своим бортом. Моряки быстро подали на плашкоут бросательные концы и, вытянув швартовы, закрепили. Плашкоут прижался к борту, и тут
же загудела лебедка. Четыре моряка спрыгнули на плашкоут, а двое остались на трапе.
— Быстро, по одному, дети и женщины вперед! — громко крикнул пассажирам старпом, стоящий на верхней площадке трапа.
Матросы внизу не подпускали пассажиров близко к то поднимающемуся, то стремительно опускающемуся трапу. Подхватывая ребенка, они передавали его на трап. Следом – мать. Постепенно конвейер наладился. Детей спускающиеся сверху матросы на руках поднимали вверх. Матери, судорожно цепляясь за перила и стараясь не застрять каблуками в ступенях трапа, поднимались наверх. Лица их были белыми от ужаса.
На плашкоуте оставалось человек пять, когда нас снова стало разворачивать, и плашкоут сильно ударил по площадке трапа, чуть не сбросив матросов. Боцман немедленно поднял трап на пару метров. Мы опять стали маневрировать двигателями. Постепенно поставили судно как надо и чуток прикрыли борт, хотя размахи теперь были больше, чем в начале посадки.
— Быстрее заканчивайте, долго так не удержимся. Будем сниматься, — крикнул капитан вниз, перевесившись через деревянный планширь крыла.
— Понял, — ответил старпом. При опускании площадки, моряки помогали очередному пассажиру запрыгнуть на площадку, а там матросы ловили его. Трап пришлось поднять еще, и теперь он уже стремительно летал то вверх, то вниз, ниже палубы плашкоута. Пассажиров забросили. Один за другим на площадку попрыгали
три матроса, и тут лопнул швартовный конец. Плашкоут стало относить. Боцман, майна трап, я прыгну! – крикнул матрос, и тут же загудела лебедка. Матрос разбежался и… не допрыгнул, но все же сумел схватиться за край площадки и повис на ней, касаясь ногами воды. Матросы на площадке тут же выхватили его. Боцман стал поднимать трап.
— Боцман, быстро на бак и сразу вира канат, — крикнул вниз капитан. Лицо его было белым, ни единой кровинки. Я вспомнил слова боцмана с «Иркутска»: «Капитан за все на судне в ответе, с него за все спрос, но самый строгий – за людей».
— Боцман на баке, — доложил третий, — сообщили брашпиль, начали вирать правый. Канат смотрит прямо, очень туго.
— Левая самый малый вперед, — командует капитан.
— Обе самый малый, — добавляет через пару минут.
— Якорь чист, — докладывает наконец третий.
— Якоря по-походному, машине – обе полный.
Судно развернулось и начало набирать ход. Капитан зашел в штурманскую, сделал какие-то пометки на карте и вышел. Минут через десять раздался звонок из машинного отделения.
— Да что там у вас, в конце концов, происходит? Мы что, по мели идем?! – прокричал в трубку второй механик.
— Какая мель, у нас под килем минимум триста метров, — возмущенно кричу в ответ.
— Стопорю двигатели, — кричит второй и бросает трубку.
Тут же оба двигателя остановились. Звоню капитану. Ответа нет. Через несколько секунд он сам входит на мост.
— Что случилось?
— Не знаю. Второй механик спросил, не по мели ли мы идем, и остановил двигатели.
Мастер берет микрофон и включает на пульте прямую громкую связь с машиной.
— Машина — мостику.
— Есть, машина. Стармех говорит. Нагрузка на оба двигателя поднялась до аварийной. Сейчас выясняем. Похоже, на винты что-то поймали.
— Понял. Определите – немедленно доложите.
— Алексей Иванович, старпома и боцмана на мост.
— Значит так, — сказал капитан, когда они, запыхавшись, поднялись на мостик, — пройти все помещения и проверить иллюминаторы. Все, до единого должны быть задраены на глухари и зажаты ключами так, чтобы
пассажиры не смогли открыть. Владимир Иванович, проверьте все водяные танки и подпрессуйте так, чтобы нигде не было свободных поверхностей. Если нужно будет – введем ограничение по пресной воде. Пока ветер
работает на нас, несет от берега. Не знаю, сколько и как мы провозимся, а тайфун не ждет. Если до утра не уйдем отсюда, тайфун – наш.
— Алексей Иванович, место есть?
— Да, только что поставил точку.
— Как быстро нас несет?
— Очень медленно, пол узла всего.
— Ветер замеряли?
— Пятнадцать метров в секунду.
Дверь в рубку открылась, и вошел стармех.
— Ну что, Юрий Антонович, — сказал он, — дело кислое получается. Поймали мы чей — то полузатопленный трал.
— Кого-то угораздило потерять его на нашу голову.
— Что предлагаете делать?
— Сейчас на корме готовимся опустить человека, чтобы под кормой посмотрел. Хотим попытаться определить, что там и как. Сам трал хорошо виден сверху. Похоже, в нем полно тухлой рыбы, потому и подвсплыл.
— Понял. Кто полезет?
— У нас два новых моториста в десанте служили, довольно крепкие ребята и с аквалангами знакомы.
— Так нет же у нас аквалангов, их еще лет пять назад сняли со всех судов.
— Есть один. Один из ребят с собой взял – хотел на Курилах поплавать.
— Слишком опасное это дело.
— Я знаю, но это – на крайний случай, — ответил стармех.
— Похоже, крайней не бывает, — сказал капитан, и кивнул на метеокарту, лежащую на штурманском столе.
Да-а, — протянул Дед, посмотрев на карту, — сколько у нас времени?
— Часов пять — шесть. Потом ветер начнет еще больше усиливаться, меняться и нас понесет на берег. Отдавать якоря будет бесполезно — без машины мы не устоим на них. И волна будет метров шесть-семь, не меньше.
Да и на якоря вряд ли сможем встать.
— Понял. Ну, я пошел. Что-нибудь придумаем со старпомом. Конечно,
шлюпку бы спустить, но…
— Исключено. Ее сразу разобьет или унесет, не удержим на кончике.
— Я понимаю.
— Удачи, Борис Иванович!
— К черту!
Через час стармех и старпом поднялись на мостик. Капитан, лежавший на диванчике, поднялся.
— Ситуация такая, — начал доклад стармех, — намотали на оба винта. Похоже, с рулем тоже не все в порядке. Рулевая машина не может его повернуть – перегрузка идет.
— Ваши предложения? – спросил капитан.
— Внизу, на кончиках сейчас двое. Один – с аквалангом. Пытаются определить, что можно сделать. Приготовили трюмные люстры, она метров на пять воду просвечивают. Раздался звонок и я взял трубку. Звонил второй механик. Попросил стармеха.
— Да, слушаю. Понял. Все понял. Минут через пять буду.
— Юрий Антонович, — сказал Дед капитану, — похоже, левый винт глухо заклинен. Капроновый и стальной тросы так заплавились на валу, что без дока не обойтись, а со вторым можно поработать. Мы с Владимиром
Ивановичем сейчас продумаем как следует, как там все организовать.
— Давайте, ребята, у нас сейчас других вариантов нет, а через несколько часов и этот вряд ли уже получится. Времени почти нет. Держите меня в курсе.
— Алексей Иванович, пригласите сюда пассажирского помощника. По телефону, — добавил он.
— Сергей Сергеевич, надо бы пассажиров ограничить в информации и успокоить, — сказал капитан поднявшемуся на мостик пассажирскому.
— Да они же всё видели, Юрий Антонович! На корме человек тридцать сверху наблюдают за тем, что там происходит.
— И все же… Дети, женщины…
Минут через десять на мостик поднялся чиф. С ним были два пассажира – огромные, румяные мичманы с зелеными кантами на погонах, пограничники.
— Юрий Антонович, прошу прощения, но тут такое дело… Рвутся к капитану.
— Заходите. Слушаю вас. Кто вы? — обратился он к пассажирам.
— Товарищ капитан, — обратился один из них. Мы – водолазы. Мы же видим, что тут у вас происходит, и не можем в стороне оставаться. Просим разрешение принять участие в работах.
— Я не могу вам этого разрешить, — как бы рассуждая с самим собой, медленно, с расстановкой сказал капитан.
— Но поймите же, товарищ капитан, мы ведь имеем опыт в таких делах, не раз уже делали это! – горячо, скороговоркой проговорил один из мичманов.
— Однако, в этой ситуации я не могу и запретить, — спокойно, как будто не слыша их слов, продолжал рассуждать капитан.
— Всё, есть, мы все поняли! Извините нас… Так это… мы пошли, товарищ капитан, да? — радостно, как будто им разрешили сходить в кино, заулыбались мужики.
— Идите, ребята. С Богом! Владимир Иванович, — обратился он к Чифу, — самое главное – людей не побейте.
— Я все понимаю, Юрий Антонович. Все будет хорошо.
— Алексей Иванович, постоянно контролируйте место и ветер. Начнет заходить на север – скажете. А я здесь, на диванчике буду.
Прошло два часа. Мы продолжали медленно дрейфовать от острова, в море. Вскоре радар перестал брать берег. Начинались сумерки. Еще минут пятнадцать и станет темно. Капитан встал с дивана.
— Алексей Иванович, я буду в каюте. Если что – звоните. Минут через десять раздался звонок.
— Иваныч, старпом это. Скажи мастеру, что один винт освободили, но с рулем сложнее. Ваеры перехлестнулись через перо руля и их надо рубить или автогеном резать. Сейчас перекурим и попробуем что-нибудь сделать,
хоть это и очень опасно – волна большая и человека может о корму разбить.
— Понял, сейчас доложу.
Капитан поднялся на мост вместе со стармехом.
— Думаю, можно попробовать правую машину. Там все должно быть нормально. Левую, судя по всему, заклинило намертво.
— Давайте, Борис Иванович, попробуем.
— Иваныч, — обратился дед ко мне, — на корме второй механик. Он будет наблюдать. Как спущусь в машину – скажу. Спросишь у него, под кормой чисто или нет? Люди там вроде бы вылезли из-за борта, но все же…
Понял, — ответил я.
Испытание показало, что машина нормально работает, винт свободен. Все попытки освободить перо руля были запрещены капитаном ввиду
большой волны и чрезмерной опасности. В двадцать часов, когда меня после восьми часов вахты сменил третий, было уже темно. Рассказав ему все, что знал сам, спустился в каюту. Через минуту зазвонил телефон. Буфетчица звала в кают – компанию. Она оставила нам ужин. Почему бы и нет, подумал я и вышел из каюты.
В кают-компании уже были старпом, стармех и второй механик.
— Ох, и хорошо же горяченького после такой встряски похлебать, — с удовольствием сказал дед.
— А мастеру не оставила? — спросил у буфетчицы чиф.
— Как это не оставила? Конечно оставила, да он отказался! Ну, да я ему в каюту второе отнесла и в холодильник нарезочку поставила.
— Эх, Валюха, хорошая жена из тебя получилась бы! – с улыбкой заметил второй механик.
— Я знаю. Так никто же не берет!
— Ну да, так я и поверил. Такую красивую, с такими ножками, да не берут? Небось, сама отшиваешь всех! – засмеялся второй механик.
— Да нет, что вы. Я правду говорю. Вот вам, к примеру, чего бы не взять меня замуж, а? Молодой, умный, серьезный – чего одиноким живете? А я бы уж и накормила, и обгладила всего. А уж как любила бы – никогда
налево и не глянул бы! Ну, давайте же, а?
— Ну…вот так, сразу… — засмеялся механик. Ему явно стало неуютно.
— Вот то-то и оно, — широко улыбаясь, но как – то совершенно серьезно ответила буфетчица, — мои ножки и всё остальное видят мужчины, да близываются, а как до серьезного – шутка все! Все умные, только
продегустировать норовят, да и в сторону.
— Ладно, ладно, Валюха, сдаюсь! – смеясь, поднял руки второй механик.
— То-то же, нечего попусту девушек цеплять! – ответила она и ушла в буфет.
— Что, получил? – засмеялся дед, — Правильно говорит – не цепляй попусту!
Ближе к концу моей ночной вахты радист принес свежую карту и стало ясно, что тайфун серьезно накрывает нас. Капитан приказал собрать всех старших командиров на мосту.
— Мы должны любой ценой избавиться от трала, — капитан говорил тихо, глядя под собой, — если не сделаем этого, нам придется туго. Вот-вот тайфун начнет работать в полную силу. Он проходит с южной стороны островов, но нас цепляет своей северной частью. Ветра будут северные – северовосточные, силой примерно 30 метров. Волнение — соответствующее. С таким якорем, как трал, нас развернет кормой на волну. Последствия этого могут быть самые плачевные. Разбив все на корме, волна может подорвать палубу и тогда вода начнет поступать в помещения. В этом случае, даже если трал и оторвется, мы ничего уже не сможем сделать, и нас выбросит на скалы, если мы до этого не перевернемся от той воды, что поступит внутрь корпуса. Если же избавимся от трала, мы сможем опустить в воду оба якоря и они, как плавучий якорь, не будут давать ветру развернуть нас. Мы будем все время носом на волну. В этом – наше спасение. Кроме того, сможем подрабатывать машиной. Думайте, товарищи. Жду ваших решений.
— Юрий Антонович, мы пойдем на корму и там, на месте подумаем.
— Хорошо, — сказал капитан и обратился к пассажирскому помощнику, — ваша задача, Сергей Сергеевич, — спокойствие пассажиров.
— Да, Юрий Антонович, я знаю. Все будет хорошо.
— Мостик — машине, — раздался в динамике голос стармеха.
— На связи мостик, — отвечаю я.
— Капитан на мостике?
— Да, слушаю, — ответил капитан, взяв у меня микрофон.
— Сейчас попробуем дать ход побольше. Может быть, сорвемся с тросов.
— Хорошо. Вам нужно, чтобы мы хода давали телеграфом?
— Нет, поставьте его на «полный вперед». Мы сами будем все делать отсюда, старпом на корме, мы с ним на связи.
— Хорошо, — сказал капитан и кивнул мне. Я перевел телеграф на «полный».
Вскоре двигатель запустился и через минуту обороты стали резко расти. Судно задрожало. Через минуту двигатель сбросил обороты, но не остановился. Раз пять двигатель набирал обороты и снова сбрасывал.
— Мостик — машине. Не срывается, — раздался в динамике голос стармеха, старающегося перекричать шум работающего двигателя.
— Ясно, — ответил я, — капитан слышит вас.
Ветер крепчал. Нас по-прежнему несло от острова, в море. Судно, как и говорил капитан, развернуло кормой на ветер. Волны, которые к этому времени были уже не менее четырех метров, с силой били в корму, обдавая всю надстройку веером брызг. Все шло так, как и расписал капитан. И тогда старпом придумал новый ход.
Стармех снова запросил «добро» на дачу хода. Капитан кивнул, и я ответил деду, но не удержался и спросил, зачем мы это делаем?
— Надо же что-то делать, Иваныч. Вот мы что-то и делаем! – ответил дед.
— Понял.
Когда обороты двигателя достигли очень высокого значения, капитан встал с дивана и, подойдя к микрофону, хотел было сказать что-то, но тут через открытую на крыло дверь послышались автоматные очереди. Одна за
другой, длинные очереди, явно из нескольких стволов.
— Только этого нам еще и не хватало, — пробормотал капитан. Одновременно затрезвонил телефон.
— Понял. Есть! Ну, молодцы! – дослушав доклад, ответил капитан и я увидел, как светлеет его лицо, — а что с рулем?
— Зазвонил другой телефон и я схватил трубку.
— Электромеханик. Проверяем рулевую машину. Давайте, перейдем на громкую связь.
— На мостике, по пять градусов вправо штурвал поворачивайте, — сказал по
громкой электромеханик.
Постепенно, градус за градусом, мы определили, что руль поврежден и может поворачиваться на оба борта, но только на небольшой угол. На мостик поднялся старпом, а вернее, как у Чеширского кота из «Алисы в
стране чудес», сначала вошла его широченная улыбка. По крайней мере, мне так показалось.
— Ну, Владимир Иванович, жму вашу руку. Рассказывайте, — сказал капитан, вставая ему навстречу, — как вам эта идея в голову пришла?
Идея родилась просто. В Южно-Курильске к нам на борт поднялась группа
военных пассажиров. Их было человек десять, и все они были с автоматами.
Это было обычное дело для той линии. Согласно правилам, автоматы и рожки к ним транспортировались отдельно, а вдобавок на борту оружие должно было сдаваться на хранение старпому. Так и было сделано. Именно об этом чиф и вспомнил, когда глядя на сильно натянутые стальные ваера, подумал, что хорошо было бы их перебить. Идея мгновенно оформилась в голове, и чиф бросился к пассажирскому помощнику. Вместе они быстро нашли старшего, и молоденький лейтенант, взяв двух моряков из своей команды, бегом понесся за старпомом, в его каюту. В три ствола, один за другим, они перебили очень сильно натянутые стальные тросы.
Ветер уже ревел. Замер показал двадцать пять метров. Волна развилась очень большая и резкая. Судно развернулось лагом к волне, подставив борт. Качка, которая почти не ощущалась, пока мы висели на трале, стала резкой и стремительной. Судно буквально падало с борта на борт. Машина работала полным ходом, но выйти носом на волну не удавалось.
— Нужно приспускать якоря. Смычки по три в воду опустим, не меньше, — сказал капитан.
— Третьего поднимать? — спросил я.
— Нет, не надо. Старпом останется здесь, а вы, Алексей Иванович, идите на бак. Одно прошу – очень осторожно! Прячьтесь от волны и не приближайтесь к борту.
— Понял.
— Что, Иваныч, пойдем якоря выбрасывать? – сказал боцман, вместе с плотником открывающий задрайки стальной двери. — Почему выбрасывать?
Так в такую погоду долго не выдержит канат – оборвет его, даже если и сможем смайнать.
— Ладно, посмотрим… Ну что, погнали?
— Вперед, Иваныч! Плотник, за мной!
Холодный ветер, наполненный брызгами воды, встретил нас тугим давлением, и большого труда стоило удерживать на качке массивную, тяжелую дверь, чтобы она не убила кого-нибудь из нас. Мы были в
длинных клеенчатых плащах и зюйдвестках – странных широкополых шляпах из той же клеенки. Кто-то придумал их сотни лет назад, и по- прежнему они служат морякам. Беспрепятственно пробежав до брашпиля, начали сообщать его. Сообщив, отдали мощные литые стопора, и я доложил о готовности.
— Ну что же, давайте! Майна помалу оба, — ответил старпом. Я махнул боцману и брашпиль загудел.
— На баке, — раздался в рации голос старпома, — от каната подальше отойти.
— Отошли, — ответил и отошел подальше, но так, чтобы были видны оба каната.
Показалось соединительное звено, и я хотел уже доложить о том, что одна смычка на палубе, как вдруг краем глаза увидел что-то большое. Повернувшись, с ужасом увидел, что на наше судно, развернутое лагом к волне, идет огромный, страшный вал воды.
— Быстро, за брашпиль, — закричал я что есть мочи и метнулся к боцману с плотником, которые нырнули в пространство между мощными чугунными станинами. Сцепившись в клубок, мы вжались в брашпиль под вращающейся турачкой, впившись пальцами во что возможно. Через несколько мгновений нас накрыло. Ощущение было такое, что я нырнул. Глухой подводный звук, какие-то глухие бульканья и стук якорной цепи на барабане брашпиля. Когда воздуха в легких уже не осталось, вода схлынула.
— Ни … себе, пикничок, — раздался над ухом крик плотника.
— Жив остался и радуйся этому, пацан, — прокричал ему в ответ боцман.
— Эх, яблочко бы сейчас погрызть, — слизнув горькую соль с губ, заорал я, чувствуя, как эйфория от выплеснувшегося адреналина охватывает меня.
— Погрызешь еще, куда денешься! — ухмыльнулся боцман.
Рация была бесполезна – из нее текла вода. Сунул ее в карман плаща. Выглядываю из-за брашпиля. Вроде бы ничего, терпимо! Встал и, еле держась на ногах, смотрю на все еще ползущие цепи. Есть, вот оно, соединительное звено!
— Стоп, — ору боцману.
Подкрался к цепи. Ага, вот оно — на распорке четвертого, если считать от соединительного, звена наложена марка из отожженной проволоки. Четвертая смычка!
— Боцман, — закричал я, — отбей четыре смычки!
— Есть, понял, четыре! – прокричал в ответ боцман и отбил висящей рядом срашпилем рындой четыре склянки.
Посмотрел на мостик – там ничего не видно. И тогда в рулевой рубке зажегся фонарик, моргнул несколько раз и погас… Это же морзянка, догадался я и стал читать вновь начавшиеся быстрые точки – тире:
«о – к – с – о – м — е – б – а – с – к».
— Что за … — вслух возмутился я и тут же понял, что это английский текст «OK Cоme Back», то есть «О-кей, идите обратно»! Все правильно, молодец чифуля! На русском фраза в два раза длинней была бы!
— Мужики, — проорал во весь голос, — зажимаем стопора! Боцман, брашпиль не разобщать! Зажимаем и ленточные, и винтовые стопора! Через десять минут все было сделано. Огляделся. Волна теперь где-то
ближе к носу идет, да и качка стала больше килевой, чем бортовой. По корме видно было, что мы еще разворачиваемся. Скорее всего, машиной подрабатывают.
— Всё, мужики! Быстро рвем когти отсюда, сейчас начнет черпать носом! – прокричал и, что есть сил, мы бросились в сторону надстройки.
Все-таки, умные люди эти моряки и судостроители! Много душ должно было унести море, прежде чем люди запомнили это и придумали разные хитрости, иногда непонятные сухопутным, но очень даже понятные
морякам.
Добежать до бортовой двери в надстройку мы успели, но в этот момент судно приняло на носовую палубу волну, и нас догнал ревущий пенный поток высотой не менее метра.
На берегу в том месте, где дверь выхода наружу, делают выступающий тамбур, а в море – совсем наоборот. Если бы не этот «карман» глубиной метра полтора в надстройке, в котором располагалась дверь, да не
приваренные к переборкам поручни, так бы до кормы и понесло нас, ломая по пути руки-ноги…
«Ишь, все умненько – то как получилось», — радостно подумал, глядя на то, как боцман крутит маховик на двери.
— Ну что, Иваныч, вместе идем на мост или сам доложишь? – спросил боцман.
— Нет уж, Кузьмич, идем вместе!
— Странно, почему матросов нет? Сказал же – ждать здесь! Спущусь — выдам им всем, балбесам!
— Ага, герои явились! – громко сказал чиф, когда мы вошли в рулевую.
— Чего это? — удивился боцман.
— Как чего, Степан Кузьмич, — сказал капитан, выходя из штурманской, — теперь мы можем спокойно штормовать. Вон, гляньте на левом крыле, что нас ждало.
— С трудом, преодолевая качку, выходим на левое крыло.
— Твою мать! – восклицает боцман, глядя в корму.
На шлюпочной палубе вместо четырех шлюпок и старпомовского катера остались две шлюпки и обломки шлюпбалок с висящими обрывками стальных тросов.
— Та волна, что вас накрыла, — сказал старпом, — вмиг смахнула шлюпки и катер. Он остался висеть на концах, матросы обрубили их потом. Ну, да и хрен с ними, со шлюпками. За вас мы тут испереживались, пока не
услыхали склянки с бака. Думал, что мастер сдвинется — носился по мосту как во что-то раненый…
— Теперь понятно, почему не встречали, — довольно пробурчал себе под нос боцман.
— А извиниться за «балбесов» слабо? — съязвил я.
— Ради такого случая, Иваныч, обязательно извинюсь! Почему же не извиниться, коли по делу…
Штормовали почти двое суток. Судно безжалостно валяло и швыряло. То зарываясь носом, то черпая бортами, оно упрямо возвращалось на «ровный киль», как говорят моряки. Бедные пассажиры! Дети, женщины, да и
большинство мужчин укачались напрочь. Духота в помещениях стояла сумасшедшая. Тошнотворный запах распространялся по судну, несмотря на усилия номерных, которые не взирая на шторм и свое точно такое же
самочувствие, делали свое дело. Все это усугублялось тем, что все иллюминаторы и двери были наглухо задраены, и глоток свежего воздуха стал пределом мечтаний для пассажиров. Это больше всего угнетало их.
Впрочем, экипаж был не в лучшем положении.
Пассажиры знали, что с судном происходит что-то очень серьезное и опасное, но они верили нам, никто и ни слова не сказал о неудобствах. Они верили в то, что вывезем, не дадим ничему плохому случиться с ними, и мы не обманули их доверия. Такие или примерно такие мысли ворочались в моей голове, когда третий с боцманом на баке начали вирать оба каната. Погода явно улучшалась. Ветер стих до пятнадцати метров, выглянуло солнышко. Жизнь снова налаживалась! Словно раненый, но победивший в схватке зверь, на одной машине, с плохо работающим рулем, пароход медленно, но уверенно шел вперед. В Корсакове встретили два буксира. Взяв нас на короткие буксирные концы, они легко прибуксировали нас в порт и прислонили к причалу. Прощаясь на трапе, пассажиры говорили хорошие слова. Некоторые женщины плакали. Тем временем, работа шла своим чередом.
К борту подошел водолазный катер. Мне снова довелось посмотреть на процедуру одевания водолаза. Вскоре только по большим пузырям отработанного воздуха, всплывающим время от времени, можно было понять, где он находится. Водолазный осмотр длился часа два. Как стало понятно из акта, изменить ничего не удастся – левый винт заклинен напрочь, да и перо руля повреждено настолько, что без постановки в док также ничего не исправить.
Вечером третий по секрету сказал, что сюда, на эту линию уже идет другая «артистка», а мы в сопровождении спасательного судна пойдем в завод, во Владивосток! Спасатель уже вышел из Совгавани и завтра будет здесь.
Эта новость не застала меня врасплох, но произвела сильное впечатление. Я все же думал, что водолазы здесь, на месте все исправят, а оно вон, как повернулось… Противоречивые чувства боролись в моем сознании. Одновременно я и хотел скорее попасть во Владивосток, и боялся встречи. Что она скажет, как встретит? Мысли калейдоскопом менялись в голове от нестерпимого желания увидеть ее до мысли о том, чтобы сбежать куда-нибудь.
На следующий день пришел спасатель «Ирбит» — новый, красивый и мощный. Переговорив с нашим капитаном по радио, капитан спасателя предложил нам сниматься. Он пойдет в нескольких милях от нас. Договорились сниматься в час, после обеда. Пока отшвартовались, пока буксиры оттянули нас и вытянули на рейд, прошло не менее часа. Развернув судно носом на юг, буксиры убежали. Дав ход, пошли домой. Спасатель пристроился по корме.
— Ну что, Алексей свет Иваныч, и что ты мне теперь скажешь насчет примет? — спросил старпом, придя на вахту, — Неужто, все еще не веришь?
— Сложный вопрос. И хотел бы не верить, да факты не позволяют, Владимир Иваныч. Боюсь, правда не на моей стороне!
— Вот именно! Приметы – это суеверия, а что такое суеверия, как не народная мудрость и наблюдательность? Так что, получили мы на этот раз настоящий мастер-класс от матушки-природы или от кого-то, кто всем на
свете заправляет!
— И что мы должны были сделать тогда, на отходе, чтобы примета не сработала?
— Не знаю. Наверное, до утра постоять, не уходить в тот день…
С каждым часом, с каждой пройденной милей я становился ближе к дому и к той, встречи с которой так хотел и так боялся.