Михалыч долго и заразительно смеялся, выслушав мой рассказ. Успокоившись, он выставил на стол бутылочку вина, достал из холодильника нарезку — привычные уже булочки и сыр.
— Что же ты удивляешься-то, а? Отработал человек – нужно платить. Все по честному.
— Как это, отработал? — не понял я.
— Да очень просто! Эти девочки работают здесь, на курорте. Считай, что это сервис от местного «Бюро добрых услуг», если такое у них существует, для одиноких как мы с тобой, мужиков, — смеясь, объяснил Михалыч.
— Понял, а э… что такое репеде? Она все время твердила, просто доконала меня этим своим репеде, — спросил я, и тут Михалыч вовсе покатился от смеха.
— Ой, Иваныч, уморил! Это ж она торопила тебя — мол, побыстрее, побыстрее, милок, потому как не один ты здесь такой лопоухий!
— Вот же, сучка какая! — оценив ситуацию, рассмеялся и я, — давай выпьем, Михалыч. Хочу тост сказать.
— Говори, дорогой, — наливая в стаканы, сказал Степаныч.
— Так вот, хочу я сказать, что они достали уже меня! Во, как достали, — сказал я и провел ребром по шее.
— И кто ж они такие будут, что достают тебя?
— Да бабы, Михалыч!
— Свежо звучит и главное — необычно, — снова засмеялся он.
— Да нет, Михалыч, серьезно говорю! Ты понимаешь, почему-то так получается, что они все решают за меня. А я кто? Я имею право голоса или нет?
— Ты мне по порядку все расскажи, хорошо? А там и разберемся, что к чему.
— Ладно, — сказал Михалыч, выслушав мой сбивчивый рассказ, — давай выпьем. Чую я, созрел ты уже для того, чтобы узнать об одной житейской мудрости.
— А как же тост? Не сказал же еще.
— И не нужно. Когда я тебе скажу то, что хочу сказать, тогда и скажешь свой тост, если не раздумаешь. А сейчас давай просто выпьем. Хотя бы за наш отдых, чтобы в душу был.
— Согласен.
— Так вот, — сказал Михалыч, поставив пустой стакан, — так уж устроен этот мир, что всегда кто-то создает или выискивает проблемы, а кто-то их разрешает. Кто-то решает, что делать и делает, а кто-то просто делает то, что ему сказали. И так – во всем. Одни решают, другие — исполняют. Именно на этом и держится должный порядок на этом свете. Весь бардак начинается тогда, когда те, которые по своему положению обязаны принимать решения, начинают уклоняться от этого, а те, которые должны исполнять решения, начинают их принимать. Вот и Создатель наш предназначил нас, мужчин для того, чтобы нести ответственность за все происходящее на земле, а ответственность как раз и подразумевает принятие решений — куда идти, что и как делать. Мужчина решает, кто будет его женой. Правда, это довольно спорный вопрос. Сегодня чаще выбирают все-таки женщины, но если они умные, то делают это так тонко, что мужчины и не подозревают, что их выбрали, а не они!
Мужчина решает, куда он приведет жену и где она родит его детей. Это его задача – придумать, как обеспечить жену и детей, и исполнить это. Думаешь, женщине обидно такое разделение? Да нисколько! На ней же лежит задача, которая нам, мужикам, вовсе не под силу. Хоть расшибись, хоть лопни от усилий, а родить человека ты не сможешь! Одна эта задача, даже если она ничего больше не сможет сделать, уже оправдывает ее пребывание здесь. Дав ей такую миссию, Господь освободил ее от много другого, передав это нам, мужикам. Заодно он передал нам и ответственность за нее, то есть за принятие основных решений, определяющих ее жизнь.
Вот с тех самых пор, как все это случилось, женщина и подбирает себе мужика, который сумеет быть таким вот ответственным за нее, то есть сильным и умным. Ты думаешь, легко выбрать такого? На словах-то все мы
мужественные и самостоятельные. Попробуй, разберись — так это или нет? И тогда женщины, ведь они же хитрющие до невозможности, взяли и придумали, как выбирать себе мужчину! Давно придумали, в крови у них
это, через гены и передают эту хитрость.
Выбирая, женщины и не догадываются о том, что используют древнее и безотказное оружие. Какое? А все очень просто. Видит она перед собой мужика. Сначала влюбляется, смотрит и слушает. Дает ему показаться —
покрасоваться да похвастать. Потом, если он прошел через эту стадию и не отпугнул, она начинает еще больше влюбляться в него, но начинающие работать инстинкты заставляют ее взглянуть на него уже повнимательнее — чем дышит и как на все смотрит.
— Да ладно, Михалыч, все понимаю, но при чем тут моя проблема?
— Терпение! Сейчас как раз о твоей проблеме будет. А все дело в том, что я не сказал тебе, в чем заключается сам метод обследования, а затем и воспитания нас, мужчин, женщинами. В этом-то и есть ключ твоей проблемы.
— Говори же, не томи!
— Так вот, главный их метод – это выяснение гибкости и крепости нашего хребта! Как только женщина понимает, что нравится подходящему ей мужчине, и он не только готов ей кое-что позволять, но даже разрешает
покомандовать собой, она тут же делает первый шаг наверх. Для начала позволит носить себя на руках, потом запрыгнет на спину. Покатавшись там немного, переберется выше — на плечи. Посидев на плечах, громоздится
на голову. Зачем? Ей крайне важно узнать, где находится тот предел, та высота, до которой ты ее допустишь и выше которой — сбросишь? Кстати, сброшенная, она не расшибется и не уйдет в сторону! Она встанет,
отряхнется и нежнейшими лапками, целуя и преданно глядя тебе в глаза, загладит — залижет твою ранку, которую натерла или нацарапала там, где сидела.
Успокоившись сама и успокоив мужчину, она живет нормально какое-то время, а потом снова начинает проверять – все ли так, а может быть, она что-то еще недопроверила, упустила? И так – всю жизнь, карабкаясь и падая, женщины ищут в мужчинах твердый стержень, на который можно опереться.
— А если не найдет такого стержня в нем?
— Если не найдет такого стержня, она будет мучить мужика, издеваться над ним, гнуть и причинять боль снова и снова, и так до тех пор, пока он не взорвется и не скинет ее с насиженной высоты, но при этом у него вырастет мозоль, готовый превратиться в стержень. И она это немедленно почувствует! Если же не взорвется он, то сорвется она и найдет себе любовника, а то и без этого, просто уйдет от него.
— А если предел его совсем низко расположен и ей не удастся покататься на нем?
— Тогда она либо успокоится и будет себе счастливо ворковать над ним, детьми и кастрюлями, либо уйдет от него, прекрасно понимая, что никогда не сможет смириться со своим придавленным, пусть и золотым покрывалом, состоянием.
— Так выходит, что Лида не нашла во мне такого стержня и потому уехала?
— Похоже, что так.
— Интересно… А разве она испытывала меня? А впрочем… Да, похоже, твоя теория работает, Михалыч…
— А это и не моя теория вовсе. Мне все это еще дед мой рассказывал, а ему – его дед, наверное. Не знаю.
— Хорошо, а как же тогда Аленушка?
— А с ней, во — первых, еще и не понятно, что и как! А во — вторых, судя по твоему рассказу, она просто почувствовала твою слабость. Ему – «не иди, не провожай», а он и не идет. Мало ли, что она сказала?! Она говорила одно, а думала совсем другое. Она же ждала твоего решения, милок! Ты должен был решить, идти тебе или не идти, провожать или не провожать! Вот ты и решил – не провожать, а оттуда и ее дальнейшее решение пошло. Смекаешь? Однако же, это только одна версия, а их может быть сколько угодно, ведь мы ничего о ней не знаем. Может, вся ее жизнь до тебя продиктовала такое решение…
— Да, Михалыч… Добиваешь ты меня наотмашь, безжалостно!
Что ты, Иваныч! Учу я тебя, а не добиваю! Учу быть мужиком, а не бабой в штанах. А ты слушай и думай, думай, думай! Для того тебе и дана голова!
— Озадачил ты меня. Того гляди, эту «репеде» тоже оправдывать начнешь!
— Ага, — рассмеялся Михалыч, — уже делаю это! Не девка, а огонь просто! Ювелирно точно обнаружить созревшего клиента и обработать его, погоняя, в стахановские сроки, да за хорошую сумму– не каждая так сможет!
— Ладно Михалыч, что уж теперь! Давай, все же тост скажу. Налей! А выпить предлагаю за настоящих мужиков, и в частности — за тебя. Я очень рад, что жизнь свела меня с тобой.
— Спасибо, Иваныч! Однако ты это что, прощаешься со мной, что ли? Впереди еще две недели, прощаться будем потом! Кстати, завтра мясо едем есть?
— А как же! Конечно же едем. Чур, завтра я плачу!
— Договорились!
Постепенно, день за днем, привыкли к отдыху и втянулись в ритм — через день ездили на мясо, правда так серьезно, как в первый раз, уже не объедались. Загорали на пляжах, пили прекрасные виноградные вина и не
менее замечательный кофе. Пару раз съездили на какие-то экскурсии. Одним словом, все было бы прекрасно, если бы не одно но. Чем больше отдыхал и чем реже вспоминал о работе, тем тоскливей становилось по вечерам, когда оставался один, наедине со своими мыслями.
Все было в моей жизни хорошо, но хотелось гораздо большего. Постепенно складывалось понимание, чего именно не хватает. Все у меня имелось — родной дом с любящими родителями, любимая работа и неплохая карьера в ней. Не было у меня главного — своего дома, своей семьи. И как только я понял это, тут же возник образ Аленки.
«Почему она, что в ней такого? — думал я, — Всего лишь так сложилось, что попался я ей в нужную минуту, да и мне тоже нужно было в тот момент что- то такое, чтобы разбить начинающуюся депрессию. И что получил? Еще худшую депрессию! Так что же делать? Искать третью, чтобы вышибла этих двух?! А хочу ли я выбить их из своей головы? Не знаю. Не думаю, чтобы хотел этого. Обе они были в моей жизни и каждая оставила свой след. Этого уже не убрать.
Лида была чем-то недосягаемо-мистическим и эфемерным, как выглянувший из-за туч солнечный луч — пригрел и тут же снова исчез. Я не мог представить себе, как бы мы жили с ней мужем и женой. С Аленкой все
обстояло иначе. У меня осталось стойкое ощущение, что мы с ней были знакомы и близки не несколько часов, а всю жизнь. Это было одновременно и смешно, и серьезно. Я уже не сомневался, а знал точно, что очень хочу ее увидеть. Очень.
Последние дни стали пыткой. Ничего уже не хотелось – ни солнца, ни вина, ни пляжей, ни пива с мясом. Домой, только домой! Даже в длительном рейсе так не ждал возвращения. И поезд еле тащился, и самолет не летел, а крался, раздражая медленно плывущими внизу облаками. Такси из аэропорта ползло как черепаха.
Такой таксист на мою голову попался… И чего молчит? Сказал бы что- нибудь, что ли, а то волком смотрит вперед. Такому разве можно с людьми работать?
— Владивосток, наконец-то! Вторая речка. Здесь – поворот направо. Там ждут меня родители.
— Едем прямо, шеф!
— Ты же говорил, что до Второй Речки.
— Я передумал, едем на Эгершельд. Плачу два тарифа.
— Так бы сразу и сказал. Никаких проблем. За ваши деньги — хоть на Луну!
В карантинном отделе дежурила другая смена. Заведующая не захотела даже и слышать о том, чтобы дать мне какую-нибудь информацию. Больше часа пытался выяснить у дежурных врачей адрес или телефон Нины
Андреевны. Оказалось, что телефона у нее нет, а адрес все же дали. Пообещав всем шампанское, лечу вниз, к такси.
Через двадцать минут подъезжаем к дому. Поднимаюсь на третий этаж. Жму на кнопку. Цыпленком защебетал звонок. Тишина. Звоню еще. Опять тишина. Никого нет дома… Медленно пошел вниз. Что делать? Оставить
записку? Приехать вечером? Выхожу из подъезда и попадаю в объятья
Нины Андреевны.
— Ой, а кто это к нам забрел, а? Какими такими судьбами? Не иначе, зазнобу здесь завел, да? Ну-ка, признавайся!
— Ох, Нина Андреевна, дорогая, завел одну и она сейчас передо мной, — в тон ей ответил я.
— Прям так и поверила, что такой молоденький, такой славненький и такой агорелый на южном солнце морячок сохнет по мне, — от души веселилась она, — однако же, чтобы, не дай Бог, не пролететь, приглашаю вас на чаёк.
— Я бы с удовольствием, дорогая Нина Андреевна, но не могу – такси ждет и счетчик крутится как сумасшедший, потому как вдвойне его раскрутил от самого аэропорта.
— Понимаю. Понимаю и то, зачем понадобилась. И, не скрою, очень рада. Я надеялась, что увижу вас еще раз. Значит, не напрасно. Итак, прежде чем смогу принять решение, дать вам адрес Танюшки или нет, я должна с вами поговорить. Сейчас, наспех мы этого делать не будем. Жду завтра, к обеду, тогда и поговорим. А сейчас езжайте домой, отдохните, приведите свои мысли в порядок. Завтра они вам понадобятся.Только одно слово — она в городе или нет?
— Все только завтра, сегодня на эту тему я больше не буду разговаривать, не обижайтесь.
— Хорошо, Нина Андреевна. Завтра к полудню буду у вас. До свидания!
— Всего хорошего, Алексей, — улыбнулась она и помахала мне ручкой.
-А теперь – домой, на Вторую Речку, шеф!
— Ну что, все срослось как надо?
— Пока нет, но появилась надежда.
— И то хлеб, — одобрительно, плавно трогая, буркнул водитель.
Умиротворенный и уже уверенный в том, что все будет хорошо, с удовольствием болтал с ним. Оказалось, что он сам с Украины, да и в Румынии бывал. И вообще, оказался очень интересным человеком. Вечером, невидящим взглядом уставившись в телевизор, все думал, думал, думал. Вопросы, одни вопросы! А правильно ли делаю? Допустим, найду ее. Что скажу, что предложу? Что люблю ее и приглашаю жить к родителям? А
люблю ли? Что такое любовь? И вообще, как любят и что при этом чувствуют? Есть такие признаки, по которым можно точно определить, любишь человека или так себе, не очень? Голова пухла от всего этого.
Жалко было, что Михалыча нет рядом. С ним можно поговорить обо всем этом. Родители… А разве можно с родителями о таком? Тут же представил себе встревоженное, озабоченное лицо мамы и ироничное – отца. Мысль испарилась сама по себе.
«Ладно, утро вечера мудренее», — решил я и пошел спать. Заснул далеко не сразу.
Утром проснулся от громкого щебетанья какой-то птахи и яркого солнца в комнате. Балконная дверь была открыта, и в комнате пахло морем и еще какой-то свежестью. Вскочив с дивана, вышел на балкон. Синее, спокойное море и такое же небо, белый след несущейся моторки и несколько яхт на горизонте. Все это создавало ослепительное ощущение легкости в дополнение к чувству свободы на душе. Той свободы, что возникает в результате принятого решения. И, чем труднее решение, тем глубже это ощущение. Я уже знал все, что скажу ей, если мы встретимся. Знакомая дверь и знакомый уже цыплячий писк.
— Иду, иду! Пошумев замками, Нина Андреевна распахнула передо мной дверь. В узких
сереньких брюках и яркой кофточке, она была очень домашняя и какая-то
вся светящаяся. А может быть, это я светился, а в ней отражалось мое
свечение?
Ой, спаси-ибо! – с чувством пропела она, принимая от меня три розочки, которые я выискивал по всему городу, — проходите, будем пить чай. Я напекла вкусных пирожков с повидлом. Они еще горячие. Обычная стандартная двухкомнатная квартира из тех, которые называли «малометражками». В комнате, куда мы прошли, все было таким знакомым, будто я уже бывал здесь. Большая стенка темной полировки. Точно такую же год назад помогал устанавливать своим родителям. Диван с деревянной полкой во всю спинку, которая поднимается и там прячется постель. Сегодня ночью спал на таком же. Круглый раздвижной стол с четырьмя тульями и черно-белый телевизор на тонких ножках с белой кружевной салфеткой на нем. На всем в комнате лежала печать того, что квартира чисто женская. Салфеточки, вазочки, статуэточки, разложенные и расставленные так, как только женщины могут это делать – бессистемно и красиво. Мужчины такие вещи не расставляют, а выстраивают по какой-то логике. Разница сразу видна!
Все блестело стерильной, даже несколько излишней, если так можно сказать, чистотой и порядком. Белое сверкало белизной, черное – чернотой. И даже запах в квартире был женский. Так пахнут женские каюты на судах – чистым, только что выглаженным бельем и какой-то, почти неуловимой смесью парфюмерных ароматов. Очень чувствовалось, что мужчины бывают здесь крайне редко, а может быть, даже и вовсе не бывают. Разглядывая стенку, обратил внимание на то, что на полках за стеклом не было обычных для того времени хрустальных салатниц и рюмок. Вместо них там стояли чайные пары, да большие раковины и кораллы, явно подаренные моряками.
Пирожки оказались просто замечательными – маленькие, пухлые, румяные и потрясающе вкусные, да и чай заварен мастерски! Какое-то время пили чай и перекидывались ничего не значащими фразами. Видимо, начать
разговор должен был я.
— Нина Андреевна, где Таня? — просто спросил ее я.
-Зачем вам нужно это знать, Алеша?
— Я хочу ее увидеть.
— Зачем?
— Не знаю.
— И это – аргумент?
— Я действительно не знаю, зачем мне это нужно, но совершенно не сомневаюсь в том, что не могу без этого спокойно жить дальше. Мне очень нужно ее увидеть.
— А если скажу, что у меня нет ее адреса?
— Я вам не поверю.
— И все же, разве такого не может быть?
— Может. Тогда сам найду ее, — вскипел я и уже собрался было встать, но она остановила меня жестом.
— Не сердись, Алексей. Я вижу, что тебе действительно нужно встретиться с ней и верю тебе. Вот не знаю почему, но действительно верю. Еще утром не верила, а сейчас… Странно это для меня. Какие-то пара часов
знакомства…
— Спасибо, Нина Андреевна. Так все же, где она?
— Сейчас она далеко, но после того, как я позвоню ей, она тебе сама позвонит. Дай номер своего домашнего телефона. Сегодня же вечером и позвоню. Она обязательно тебе позвонит. Обещаю.
— Спасибо, Нина Андреевна, буду ждать.
— Хорошо, Алеша, иди и отдыхай спокойно. Все будет хорошо. Если что будет нужно – позвони мне на работу. Если меня не будет, мне передадут, и я перезвоню. Номер твой у меня теперь есть.
— До свидания, — сказал, прощаясь у двери и совершенно неожиданно для себя, впервые в жизни поцеловал протянутую мне руку.
— До свидания, Алеша.
Спускаясь по лестнице, я затылком чувствовал ее взгляд. Вышел из подъезда и зажмурился, словно кот, от удовольствия. Яркое солнце, ласковый ветерок, что еще нужно для счастья душе, которая и без этого поет?
Звонок раздался только через два дня, когда я начал уже переживать. Дома кроме меня никого не было.
— Привет, это Таня.
— Здравствуй, Аленушка.Нина Андреевна сказала, что ты хотел меня слышать.
— Да, я очень хотел и сейчас хочу слышать и видеть тебя.
— Зачем?
— Я не могу это сказать так вот, по телефону. Да и вообще, не знаю что
сказать…
— Сколько ты еще будешь отдыхать?
— Практически еще два месяца.
— Ты отдыхай спокойно, а я через две недели приеду, тогда и поговорим, хорошо?
— Ты думаешь, смогу дождаться? Я здесь места себе не нахожу. А никак нельзя ускорить приезд?
— Нет, нельзя. Захочешь дождаться – дождешься, а не дождешься – значит, так нужно было.
— А хочешь, я к тебе приеду?
— Нет, этого я точно не хочу.
— Ну, вот… Аленушка, поверь, я действительно очень хочу встретиться с тобой.Верю, Алеша. Ты просто дождись меня и все, это же так просто! Суждено нам будет – встретимся, а нет — так и суда нет.
— Хорошо, Аленушка, я дождусь. Ты не сомневайся!
— Прощай, Алеша.
— До встречи, Аленушка!
После этого разговора на душе стало спокойнее. По своей натуре я не из тех, кто бегает по горам или сплавляется по рекам. Именно поэтому всегда с удовольствием читал книги. А еще, мама выписывала «Роман-Газету». Всегда, что называется взахлеб читал все, что там публиковалось. За то время, что я отсутствовал, поднакопилось много журналов. Было чем заняться! Пару раз встретился с друзьями, вспомнил курсантские годы, попили пиво в пивбаре. Взгрустнул, вспомнив то мясо на рынке. Вечером через пять дней после разговора, в дверь позвонили.
— Алексей Иванович?
— Да, я.
— Добрый вечер, повестка из кадров. Завтра утром вас ждут.
— Понял, спасибо. А не в курсе, что там такое случилось?
— Да нет, я вообще из другой группы, механик.
— Все понял, спасибо. Буду.
И что они там еще могли придумать? Почему-то разволновался. Ладно, утро вечера мудренее. Все равно, не отгадаю.
— А вот и Алексей, свет Иванович собственной персоной, — молод и холён, да умом силен!
— Ага, всю головную мышцу уже перетрудил — никак не могу придумать, зачем звал, начальник?
— А что, страшно?
— Конечно же, страшно.
— Ага, боишься! Значит уважаешь. Это хорошо, начальство нужно уважать. Я сел на стул, ожидая чего-то такого…
— Как отдохнул? Не пожалел, что поехал по путевке?
— Замечательно! Ни в коем случае – отличная поездка получилась, что надо!
— Вот и хорошо. Отдохнул, а теперь нужно поработать.
— Так мне же еще два месяца, вроде бы как…
— Знаю, мил друг, но труба зовет. Что поделаешь, жизнь — такая штука. Подготовил тут замену одному э…человеку, а она, замена эта взяла, да и поломала себе ногу, редиска. А больше некого послать. Все или
разъехались, или по морям разбежались, а человеку позарез нужно на берег. И что мне прикажешь делать? Вот именно, делать нечего, потому и выдернул тебя. Как тебе моя история? Разжалобил хоть чуток?
— Еще как разжалобил…
— И?
— А что за пароход?
— Хороший пароход, всем пароходам пароход! Белый – пребелый и доверху набит отборнейшими снегурочками на любой вкус!
— Вот только снегурочек мне сейчас и не хватало.
— Ну вот, я ему шанс даю подружку подыскать, а он кочевряжится!
— Да вроде бы, как и подыскал…
— А вот это мы как раз и проверим, чего ты там подыскал. На пассажирах у нас ух, какие девочки работают! Чуть щелочку заметят – мигом расковыряют ее своими красивыми ноготочками так, что заходи – не хочу! Да ладно, что это я пугаю тебя, а? Ведь уговаривать же должен!
— Когда и где судно будет?
— Как это, когда? Уже сутки, как стоит на тридцатом причале. Через двое суток отход. Как раз успеваешь все документы сделать. Так что, вперед и с песней! А уж за мной не заржавеет — запомню эту жертву и отплачу добром. Веришь?
— Да верю, верю я
— Вот и славненько. Ты посиди чуток, пока я тебе направление и «бегунок» выпишу.
Вот так поворот. Что делать? Отказаться нельзя – уже дал согласие. Остается только предупредить… И что она подумает? Что бы ни подумала, ничего не изменить. Да и вполне умная женщина, чтобы понять, что не мог
я отказаться. Вот не мог и все тут, потому что это — моя работа. Начался обычный при новом назначении на судно бег с препятствиями по кабинетам. Один из маршрутов пролегал мимо карантинной службы. Зашел
туда в надежде, что Нина Андреевна там. Мне повезло, она действительно оказалась на месте.
— Мой ты дорогой, вот как славненько все сложилось! – воскликнула она, выслушав меня.
— Я не понял, вы радуетесь тому, что я не встречусь с ней?!
— Нет, Алеша, я рада тому, что у тебя будет великолепная, просто потрясающая возможность проверить себя и свои чувства.
— А что их проверять, если и так…
— Ой, не скажи, Алешенька! Когда вернешься, мы с тобой поговорим на эту тему, хорошо? А Танюше все передам и объясню, не беспокойся. Гарантировать положительный результат с ее стороны не буду, как не
можешь гарантировать его и ты со своей стороны. Так что, иди спокойно в море, а там – будь что будет. Жизнь и время все расставят по своим местам. Единственно, что хочу тебе сказать – не криви душой перед самим собой. Если почувствуешь, что все прошло и ты остыл, просто не появляйся снова. Забудь обо всем, что случилось здесь с тобой.
— Я вернусь, Нина Андреевна!
— Иди, Алеша. Иди и спокойно работай. Попутных тебе ветров!
— Спасибо вам за все. Обязательно вернусь!
— Иди же!
Бег с бумажками закончился быстро. Утром, с чемоданом в руках, вышел из такси в нескольких метрах от трапа. Причал открытый и находится в самом центре города, недалеко от морского вокзала. Судно ошвартовано кормой. Корпус белоснежный, блестит свеженькой краской. Голубая ватерлиния четко, ровно отбита. Цифры осадки аккуратно обведены чернью. Боцман на этом судне — что надо! На самой корме красиво выведено «Вера Марецкая», а ниже – «Владивосток».
«Ну и ладно, поработаем на пассажире. Посмотрим, что это такое и с чем его едят. Другие же работают, почему я не могу? И вообще, не боги горшки обжигают! Справимся и с этим!» — с этими мыслями и ступил на большую,
широкую сходню, поданную с кормы на причал.
— Вы к кому? — встретил меня на борту вахтенный матрос с красно-белой повязкой на рукаве.
Я пришел сюда работать. Позвоните вахтенному помощнику.
— Понял, — сказал матрос и дал кнопкой на переборке два звонка по судну.
— Алексей, ты ли это? – раздалось у меня за спиной и, обернувшись, увидел широкую улыбку электромеханика с «Иркутска».
— Я самый, Сергеич!
— Привет! Какими судьбами?
— Да обычными. Как и все, по направлению пришел.
— И кем?
— Вторым.
— Вот как? Значит, Юрок сматывается? Понятно. Очень даже понятно!
Нашу беседу прервал вышедший на корму человек с погонами второго и повязкой вахтенного помощника.
— Юрок, никак замена тебе пришла? А что так скоропостижно -то, а? – с сехидцей в голосе спросил электромеханик.
— Значит, так надо, — буркнул второй и подал мне руку.
— Алексей, — представился я.
— Юрий, — каким-то бесцветным голосом ответил он, — идем в каюту. Мастера на судне нет, чемодан поставишь и к чифу зайдем.
— Владимир Иваныч, могу? — стукнув в косяк двери каюты старпома, спросил второй.
— Заходи.
— Я с заменой.
— Да-а? – удивленно протянул Чиф, — Что ж, пусть будет замена…
— Алексей, — представился я, протянув старпому направление.
— Ладно, Алексей Иванович, — принимайте дела, а потом разберемся, что к чему. Сегодня до конца дня нужно все принять, а завтра к восьми утра быть а борту. В девять прибудут власти, а в десять начнется посадка.
Обязанности нехитрые, Юрий Николаевич все объяснит.
— Все понял.
— Тогда свободны. Юрий Николаевич, вы до утра на вахте. Третьему напомните, чтобы паспорта сегодня до пятнадцати часов пограничникам отнес, а то опять ругаться будут. В портнадзоре отход к восьми должен быть
оформлен, пусть пораньше подсуетится.
— Понял, передам, — ответил второй.
Часа через два все необходимое было сказано и передано. С удивлением убедился в том, что в моих основных обязанностях была только обычная штурманская часть, поскольку груза на судне почти не бывало, если не
считать две – три тонны почты, да случайные грузы по пути, не более пятидесяти — ста тонн. Пассажирами занимался пассажирский помощник. Я уже радовался предстоящей работе, вспоминая горы грузовых документов на предыдущем судне.
Ночевал дома, а утром, в семь часов был уже на судне, благо остановка электрички рядом с домом, а причал в паре сотен метров от перрона конечной остановки. Спрыгнув с торца перрона, перешел множество рельсов, дорогу в порт и оказался у причала. Одно из стоящих кормой судов мое.
И снова перед трапом, словно перед прыжком, только на этот раз меня больше волновало не то, что будет на судне, а то, что оставляю на берегу. Это новое для меня ощущение тревожило. Я верил, что все будет хорошо,
но кто знает, что такое хорошо и что такое плохо? В детском саду стихи В.В.Маяковского все растолковали и долго никаких вопросов не возникало. Кто бы сейчас так же растолковал, что и как я должен сделать, чтобы не
пожалеть никогда об этом? Тишина, нет ответа. Вот то-то и оно. Ну, да и ладно, сами с усами, разберемся помаленьку! А что, собственно, случилось, с чем разбираться? И вообще, а была ли девочка?