Так, совсем неожиданно у Ивана появился друг, а вернее — подружка. Иван именно так и решил сразу, с первого взгляда, что собачонка – дама. Почему? Он не смог бы объяснить этого, если бы его спросил об этом кто – нибудь, но факт подтвердился при более близком знакомстве.
Не мудрствуя особо, Иван стал звать ее Шапкой. Она была не против такого обращения к себе, но не все было так просто. Не сразу сложилась их дружба. Сначала было настороженное внимание. Шапка держалась в стороне, но всегда неподалеку, наблюдая за тем, что он делал, а дел у Ивана оставалось очень много. Самое главное – решил он построить из кирпича какое-то подобие бани, в которой можно мыться зимой. Основная задача при этом – наносить глины и песка с речки. Именно этим Иван и занимался. Шапка бежала метрах в трех сзади, не выпуская его из виду ни на минуту. Несколько раз Иван пробовал заманить Шапку в котельную, но она не входила даже за косточками.
— Шапка, — заводил Иван в который уже раз, — ты вот скажи мне, у батьки — то твоего фамилия, случайно, не Енот?
И действительно, Шапка была очень пушистая и как видом своим, так и черно — серо — белым окрасом сильно смахивала на енота. Особенно же грех, случившийся когда-то с ее мамашей, выдавал хвост Шапки. Если бы не собачья мордочка и не нормальный собачий лай, то можно было бы сказать, что это – енот.
Собака очень внимательно слушала все, что Иван ей говорил, и ему даже казалось, что она силится понимать его. Постепенно, привыкая к человеческой речи, Шапка начала реагировать на слова и интонации, изредка виляя хвостом.
Ела Шапка все, что Иван ей давал, и через какое-то время, по утрам стал находить на полу, возле приоткрытых дверей, задавленных мышей. Это обрадовало его — Шапка стала входить по ночам в котельную. Иван ни разу не видел, чтобы она ела их, но давила с аккуратностью хорошей кошки.
— Умница, умница ты! – хвалил Иван собаку и выносил ей вареную рыбу.
День шел за днем. Иван навозил целую гору глины и столько же — песка. На всякий случай, принес еще несколько черных камней. Утренние проверки петель результатов не давали. Шапка молча наблюдала за тем, как Иван проверял петли, и на третий день, совершенно неожиданно, когда он проверил последнюю петлю и собирался уже возвращаться домой, громко залаяла.
— Ну, и что случилось, Шапка? Чего ругаешься?– спросил удивленный Иван. Вместо ответа, Шапка пошла от него вглубь леса и, остановившись, обернулась. Всем своим видом она как — будто говорила, что он должен идти за ней.
— И куда же это ты меня решила сводить, а? – удивился Иван, но пошел за собакой.
Метров через тридцать собака остановилась. Иван подошел и увидел, что она стоит возле норы.
— Ты хочешь сказать, что петлю нужно ставить здесь? – спросил Иван.
Виляя хвостом, Шапка молча, но одобрительно, как показалось Ивану, смотрела на него.
— Хорошо. Сейчас схожу, возьму петлю и поставлю здесь, раз ты настаиваешь, — сказал Иван и пошел снимать одну из петель. Шапка осталась возле норы.
Домой шли рядом. Шапка бежала в метре от его ног, теперь уже с гордым видом компаньона.
На следующее утро Шапка очень сильно волновалась, когда Иван начал собираться идти проверять петли. То забегая вперед, то подбегая к нему и заглядывая в глаза, собака явно торопила Ивана.
— Да что же ты так волнуешься-то, а? — успокаивал собаку Иван, — Сейчас все проверим, все посмотрим.
Шапка не слушала его и вновь, забегая вперед, останавливалась и смотрела на Ивана. На месте Шапка сразу побежала к «своей» норе и оттуда залилась громким лаем.
— Да иду же, иду! – смеясь, отвечал ей Иван, — Неужели, и впрямь есть кто?
В петле была очень крупная рыжая лиса. Она наполовину перегрызла свою лапу, чтобы освободиться, но не успела. Шапка с восторгом носилась вокруг Ивана, вынимающего зверя, и лаяла каким-то радостным лаем.
— Ай, да умница! Ай, да помощница! Ай, да Шапка! – приговаривал Иван, поняв ее утреннее волнение.
Иван наклонился и впервые погладил Шапку по голове. Она не убежала. Последний барьер между ними рухнул.
С этого дня Шапка больше не отходила от Ивана, используя любую возможность для того, чтобы прижаться к его ноге, да и он тоже не упускал возможности погладить собаку, потрепать ее шутливо, сказать что-нибудь. Жизнь стала совсем иной. Ивану было с кем говорить, о ком заботиться, да и вообще, его существование здесь приобрело какой-то новый смысл. Ему стало интересно жить! Это было уже не просто выживание, это была настоящая жизнь!
Стены вокруг чана постепенно росли, и вскоре в углу, возле умывальника, образовалась выгородка с небольшим, низким проемом для дверцы. Половину площади занимал чан. Там же Иван поставил одну бочку с водой. Оставалось только перекрыть баню. Для этого Иван вырубил несколько длинных жердей, уложил их и сверху застелил половыми досками из домов. Заделав щели мхом, Иван наносил лапника и выложил им кровлю поверх досок. Котельная наполнилась потрясающим запахом хвои. Осталось только опробовать новострой.
Погрузив отмытые добела канистры в тачку, Иван отправился за водой. Ему пришлось сделать несколько рейсов, прежде чем чан наполнился. Камни уже грелись в камине под слоем угля.
Что это была за баня! Иван с наслаждением лежал в горячей воде и думал о том, что жизнь не так уж и плоха. Шапке явно не очень нравилось столь странное пристрастие Ивана к горячей воде, однако она старалась не показывать этого слишком явно и лишь иногда тихо поскуливала у входа
— Не плачь, Шапка, — успокаивал ее Иван, — совсем чуток осталось, выйду и ужинать будем. Шапка верила его словам и успокаивалась, однако проходило какое-то время, и вновь начинала скулить, переминаясь с ноги на ногу.
Когда же, наконец, Иван вышел из бани, весь пышущий жаром, умиротворенно – обессиленный, Шапка не могла места себе найти от радости!
— Все, все, успокойся, — гладил Иван ее, совсем теряющую голову от радости, и это было счастьем — видеть, как этот пушистый зверек искренне любит его, и само слово-то это, «любовь», почти забытое в жизненных передрягах, давало ощущение счастья. Сидя на лавке у входа и с удовольствием разглядывая крупные, мигающие звезды на небе, Иван потягивал вкусный отвар. Шапка лежала возле его ноги, изредка виляя хвостом.
Утром Иван обнаружил, что отвар, оставленный в кружке на скамейке, замерз. Это был второй звонок. Нужно бы за лапником еще сходить – хвои заварить. Иван помнил наказ Марьи и Арины – зимой ежедневно пить отвар из хвои.
Петли пока снял, решив подождать постоянных морозов, чтобы хранить мясо. Вяленая рыба вполне устраивала и его, и Шапку.
Медленно бродя по шуршащему ковру из листьев, Иван отметил, как быстро все меняется. Лиственные деревья были уже практически голыми, а хвойные приобрели более темный, сочный цвет. Шапка шла рядом, но внезапно метнулась в сторону. Иван не придал этому значения.
«Мало ли, какие дела могут быть у нее, родившейся и выросшей в этом лесу», — рассуждал он про себя.
Вскоре Шапка вернулась, возбужденная чем-то.
— Ну, и что, мадам, вы увидели там, куда бегали? — смеясь, спросил Иван, присел и попытался погладить Шапку, но ей было не до этого. Увернувшись, собака залаяла тем же необычным лаем, что и тогда, когда вела его к лисе.
— Понял, веди! – серьезно сказал Иван и встал.
Шапка побежала вперед. Иван еле успевал за ней. Бежали довольно долго и вскоре оказались в лесу, состоящем из небольших, раскидистых дубков. Шапка остановилась и замерла, подняв одну лапу. Иван тоже замер и прислушался. Шапка долго нюхала воздух, а затем, обернувшись, посмотрела на Ивана своими умными глазами и медленно пошла. Иван пошел за ней, стараясь ступать бесшумно. Вскоре Шапка снова замерла, подняв одну переднюю лапу. Иван прислушался. Впереди что-то сильно шуршало. Иван снял «калаш» и осторожно, чтобы не лязгнуть затвором, взвел его.
Внезапно Шапка бросилась куда-то вбок и унеслась, не оглядываясь и явно не предполагая, что Иван пойдет за ней. Он замер и, не отрываясь, смотрел туда, откуда доносился шорох.
Вскоре оттуда раздался заливистый лай. Лаяла Шапка с надрывом, с истерически — визгливыми нотками. Шорох сменился треском веток, и Иван увидел, как из-за кустов, гонимые лаем, вышли три кабана. Расстояние до первого кабана было не более пятнадцати метров, и оно сокращалось. Кабан остановился, увидев Ивана. Глядя на оскаленную пасть и огромные клыки, Иван почти рефлекторно навел прицел и дал короткую очередь. Кабан остановился, пошатался немного и рухнул на землю. Остальные стремительно убежали в лес, ломая кустарник. Шапка, не успокаиваясь, носилась вокруг лежащего кабана и продолжала лаять охрипшим голосом.
— Все, все, успокаивайся, собачка, — ласково приговаривал Иван и дрожащими от волнения руками гладил ее, прижимал к себе, — умница, помощница ты моя, подружка дорогая! Все, все уже… Хвост же оторвется, если будешь так сильно вилять им! И что тогда делать будем? Пришивать?
Оставив кабана, пошли домой и, взяв тачку, вернулись. Смутные воспоминания откуда-то из прошлого говорили о том, что кабана нужно осмолить. Расчистив площадку вокруг, Иван снова вернулся домой и взял зажженную лампу с собой. Нарвав большой пучок сухой травы, Иван поджег его и стал обжигать щетину. Толку было мало – трава прогорала быстро и дело останавливалось. Тогда, подумав чуток, Иван придумал другое. Завалив кабана сухими дубовыми листьями, он поджег их. Листья прогорели быстро, превратив всю щетину в черный налет, который легко скоблился ножом. Затем, с большим трудом перевернув кабана, Иван проделал ту же операцию.
До самых сумерек Иван занимался тяжкой и неприятной работой — разделкой кабана. В конечном итоге, благодаря Шапке, теперь у него было огромное количество мяса и сала, и главной задачей стало – как все это сохранить?
Основательно выбившись из сил, Иван занес все в котельную и разложил на полу, совершенно не представляя себе, что со всем этим богатством делать.
Поставив кусок мяса вариться, Иван прилег и задремал. Разбудил его сильный лай Шапки. Вскочив, Иван схватил автомат и вышел из каморки. Шапка жалась к нему и опасливо смотрела на дверь. Иван подошел к двери и задвинул засов. Он ни разу не делал этого до сегодняшнего дня. По поведению Шапки было понятно, что там – не человек. Возможно, снаружи ходил медведь, привлеченный запахом мяса. Иван прислушался. Ни звука не доносилось снаружи.
— Молодец, Шапка! Благодарю за службу! — серьезно сказал Иван собаке, и она завиляла хвостом.
С первыми лучами солнца Иван был уже на ногах. Работа спорилась. Отделяя мясо от костей, Иван нарезал его полосами и, пересыпая солью, складывал в пустую бочку. Он не знал, что и как будет делать потом с соленым мясом, но других идей, как его сохранить, у него не было. С салом было проще – натер его, как следует, солью и, пересыпав ею же, сложил в стопку. За сало Иван не боялся — в котельной было уже довольно прохладно.
Итак, солонина есть, сало есть, охотиться в ближайшее время нет необходимости. Кости Иван решил сохранить для Шапки, для чего их нужно было поместить на холод, обезопасив от зверей. Иван обошел здание котельной и понял, что нашел место для хранения костей, да и всего остального – крыша! Вела на нее наружная металлическая лестница. Иван забрался по ней. Крыша была ровная, залитая гудроном. Только вентиляционные грибки, да маленькая будка, в которой оказался вентилятор. Именно эта будка и показалась Ивану подходящим местом для хранения мяса. Перенести запасы туда было делом техники, и к обеду все идеальным образом пристроилось.
Поев вареного мяса и накормив Шапку, Иван захотел пройтись по лесу. Шапка решила, что они идут ставить петли и повела его туда.
— Нет, подружка, не будем мы ставить петли. Ни к чему нам это. Мы же заготовили еды столько, сколько нам и не съесть! Давай, просто погуляем, хорошо?
Шапка не ответила. Она бегала вокруг, читала какие-то, понятные только ей послания на стволах деревьев, да изредка лениво полаивала на кого-то.
Внимание Ивана привлек красный цвет в кустах. Подошел ближе и понял, что это — плетущиеся заросли – лианы, увешанные гроздьями мелких, ярко-красных ягод. Понюхав, Иван понял, что перед ним – лимонник. Его угощали в больнице чаем, настоенным на веточках лимонника, и он запомнил этот, ни с чем не сравнимый запах и вкус. Иван взял ягоду в рот. Во рту разлилось терпкое, кисло- сладкое ощущение свежести. Разгрыз терпко-горькое зернышко, и это добавило ощущений.
— Шапка, иди сюда, глянь, что я нашел!
На Шапку ягода не произвела никакого впечатления. Она совершенно не разделяла радости Ивана относительно находки.
— Идем домой, Шапка, возьмем посудины для ягод.
Через час Иван почти заполнил чайник и котелок, нарезал целый ворох тонких лиан. Метрах в десяти были еще заросли лимонника и Иван, относя собранное, возвращался и снова набирал ягод и молодых лиан. Время от времени, он ел ягоды и ощущал такой мощный прилив сил, такую сумасшедшую энергию, что не мог не понять, что причиной этого был лимонник.
— Ай, да ягодка! Шапка, ты чуешь, что творится? Теперь у нас будет, с чем чай пить!
Раз пять Иван носил ягоды и лианы, а потом, расплетя кончик, натянул тонкие пряди и развесил грозди и лианы. Запах лимонника, смешиваясь с запахом хвои, давал интереснейшую смесь и, входя с улицы, Иван с удовольствием, полной грудью вдыхал удивительный воздух котельной. Настроение было таким замечательно-приподнятым в последующие дни, что Иван несколько раз даже подумал о том, что, может быть, стоит взять, да и остаться здесь навсегда и жить вот так, этой вольной и спокойной жизнью? Однако же, эти мысли, как прилетали нежданно — непрошено, так и улетали, не оставляя следа.
На следующий день, с утра, Иван снова пошел гулять по лесу, чтобы посмотреть, что еще можно найти в лесу. Попадались редкие кусты жимолости. Кисло-сладкая ягода, прихваченная морозом, была очень вкусна, но ее было слишком мало для того, чтобы заготавливать.
Для заготовок нашлось другое – вдоль русла речки, по склону, Иван обнаружил целую рощицу калины. Уж ее — то он знал хорошо. С удовольствием ел терпкую, но уже сладкую после морозца ягоду.
— Калинку — то мы тоже заготовим, Шапка! — весело сказал Иван, — Ты не против?
Шапка была не против. Ей была безразлична эта идея, что она и показывала всем своим видом, отворачиваясь от кустов. Она вообще не понимала склонности Ивана придавать значение таким никчемным, с ее точки зрения, вещам.
— Да ладно тебе, — смеялся Иван, — важная дама какая! И что из того, что ты не любишь ягоды! Зато я их люблю! Уж могла бы и порадоваться за меня!
Котельная переполнялась запахами. Они смешивались, переплетались, давая что-то совсем новое. Главное же было в том, что все эти запахи нравились Ивану.
Через пару дней, ближе к полудню, когда Иван готовил обед, Шапка насторожилась и тихо зарычала. Иван взял автомат и пошел к выходу. Собака смело бежала впереди, и Иван открыл дверь.
Шапка убежала, и вскоре издалека донесся ее заливистый лай. Иван внимательно смотрел в ту сторону и увидел, что из-за деревьев выходит женщина в длинных темных одеждах. Он сразу узнал ее – это была Марья.
— Шапка, перестань! Свои! – крикнул Иван и лай прекратился.
— Весело тебе, не скучаешь, как я погляжу, — сказала Марья, подходя к котельной.
— Здравствуйте, Марья. Не скучаю! Подарок мне судьба принесла – вот, какая подружка!
— Здравствуй, милок. Это Господь тебя одарил. Видать, понравилось ему, как ты здесь управляешься. Что ж, веди, показывай, как живешь. С голоду не умираешь ли?
— Что вы, как можно быть голодным с такими богатствами в море, речке и в лесу?! Только бери нужное.
— Вот и молодец, милок, что понимаешь это! Не каждому дано понимать. Есть такие, что с голоду помрут, на еде сидючи.
— Да-а, — протянула Марья, оглядев все, что понастроил и наготовил на зиму Иван, — хватка у тебя… Ладный ты мужик, Ваня. Оставался бы, а? Женушку тебе приищем работящую, да лицом пригожую.
— Да нет… Чую я, в ином моя судьба.
— Понимаю. А спросить – то, все одно, должна была.
— Давайте к столу, Марьюшка, буду обедом угощать.
На обед была вареная свинина с наваристым бульоном, да вяленая рыба. Марья достала пару луковиц и краюху хлеба.
— Эх, как же я по хлебу скучаю, — сказал Иван, — все есть, а хлеба или лепешек очень не хватает.
— А эту проблему, милок, помогу тебе решить. Нужно только желудей сыскать побольше. Научу, как лепешки из них делать.
— Так я мигом сбегаю, знаю ведь, где их очень много! Там и кабана добыл.
— Да уж поняла… Ружье-то такое где раздобыл? — спросила Марья, кивнув на «калаш».
— А вот, приходили тут…одни. Поделились, — сказал Иван и широко улыбнулся.
— Понятно. Ты уж осторожнее с ними, Иван. Мужики наши раньше с ними менялись понемножку, а потом они одного нашего в лесу убили. Просто так, не понравился им чем-то.
— Ладно, побегу за желудями!
Набрать котелок желудей не заняло много времени. Марья помогла Ивану очистить их от кожуры и велела разрезать каждый на четыре части.
— После этого, — объясняла она, — залив желуди водой, нужно дать им помокнуть два — три дня, меняя воду по нескольку раз в день.
— Вымочив, — продолжала Марья, — нужно залить желуди свежей водой и поставить котелок на огонь, чтобы вода закипела. После этого, слив воду, размокшие зерна нужно растолочь и, расстелив на доске, как следует высушить. Досушивать лучше в духовке или на листе, на печи, пока они не станут потрескивать. После этого, сухую массу нужно как следует размолоть – растолочь. Ежели толочь покрупнее — пойдет на кашу, а из мелкой муки можно печь лепешки. Просто разводи с водой и – на лист. Только золы дровяной не забывай чуток добавлять. Печь нужно с обеих сторон. Ты уж поаккуратнее – хрупкие уж больно лепешки из желудевой-то муки. Ежели добавить яйцо, или с пшеничной мукой помешать, оно было бы получше, конечно.
— Все понял, спасибо вам!
— На здоровье, милок. Я ведь чего пришла-то к тебе. До весны –то уж и не доберусь до тебя. Снег вот-вот ляжет – далеко не уйдешь! Ты, гляжу, хорошо приготовился. Буду спокойная теперь за тебя. Корешков, да травки еще принесла – заваривай и пей их, как раньше сказывала, да и о хвойном отваре не забывай, не то беды не оберешься! Да и ягоду, что насобирал – пей с чаем постоянно, очень хороша она на зиму-то.
— Все каждый день делаю, как учили вы, да Арина. А… как она?
— А что она тебе? – подозрительно глянула на Ивана Марья, — живет и живет себе, как и положено мужним женам жить. Мужа любит, да хозяйством занимается.
— Да я так… — смущенно сказал Иван.
— А нынче-то Господь присмотрел за Аринушкой – понесла она, наконец! Долго они ждали ребеночка — то, молились об том, вот Господь и дал им! — сказала Марья и, как показалось Ивану, хитро взглянула на него.
— Вот и здорово, Марьюшка! Дай им Бог счастья.
— Дай им Господь, — подтвердила, широко улыбаясь, Марья, — да и тебе тоже, милок, пусть Господь помогает. Хороший ты мужик, крепкий. Все у тебя в жизни получится, все образуется, и счастье будет у тебя такое, о каком и не мечтаешь! Ты только не сдавайся, руки не опускай, да не отчаивайся.
— Спасибо, Марьюшка. Буду стараться, да мне и не так тоскливо сейчас с Шапкой. Вдвоем все веселее, да способнее! Шапка-то, вон какая умничка у меня – и охотиться, и сторожить, ко всему способная!
— Вот и ладно, вот и слава Господу нашему! Пойду я, Иванушка. Засветло надо бы успеть домой, — сказал Марья и, машинально поискав иконку в углу, не нашла, перекрестилась и, не оглядываясь, пошла к выходу.
— Шапка, проводи гостью.
— Ничего, сама дойду. Кому я нужна здесь, в лесу? Медведи да волки меня не трогают, а люди, кроме нас да тебя, здесь не шастают.
— Счастливо, Марьюшка! Арине передай поклон от меня, если к слову придется.
— Передам… ежели придется, — донеслось до него и, даже не видя ее лица, Иван точно знал, что она улыбается.
На следующий день, с утра, Иван отправился с тачкой в дубовый лесок, собирать желуди. Их на земле было очень много, и к обеду наполнил тачку с верхом. Привезя домой одну, Иван перекусил и отправился за второй.
Вторую успел наполнить больше, чем наполовину, когда начало темнеть. Подходя к поселку, Иван услыхал глухой посторонний звук. Он сразу узнал его. Это был стук двигателя «Кавасаки». Бросившись вперед, Иван увидел над крышей цеха верхушку мачты судна, подходящего к пирсу.
— Тихо, Шапка, не вздумай лаять! Будешь лаять – они нас начнут искать.
Быстро завезя тачку в котельную, Иван настроил шланг, открыл кран и побежал в цех. Там, заняв свою позицию у щели, поглаживая и успокаивая Шапку, стал наблюдать за происходящим.
Знакомые уже Ивану Серый и Гном быстро подсоединили шланг и кабель. В полумраке Иван видел, что на этот раз пьянки на судне не было. Все были серьезны и сосредоточены.
Когда стало совсем темно, на судне включили освещение. Серый спустился на пирс и сел на ящик.
— Много еще осталось принимать? – раздался голос с судна.
— Да нет, через час будет полный танк.
— Понял. Как закончишь – сразу сматывай все и будем уходить, — прозвучало в ответ.
Иван понял, что шансов поживиться чем-нибудь на судне у него практически нет. Быстро сбегав в котельную, перебросил шланг на пустую бочку и вернулся на свой наблюдательный пост.
«Всем собраться в столовой», — неожиданно громко прозвучало из палубных динамиков, заставив Ивана вздрогнуть, .
— Чё еще там придумали? – спросил Серый у кого-то на палубе.
— Можешь не ходить – Анвар деньги делить будет за последние сдачи краба японцам, — раздалось в ответ.
— Ага, счас! В прошлый раз чуть не накололи меня! – сказал Серый и бегом побежал к сходне.
«Вот он, мой шанс!» — подумал Иван и, снова приказав Шапке ждать здесь и сидеть тихо, на цыпочках, крадучись побежал к сходне. На палубе никого не было видно. Поднявшись, заглянул в надстройку. Из глубины коридора доносились голоса – там спорили и ругались.
По-кошачьи, беззвучно ступая на носки, Иван шагнул к металлической двери в начале коридора и, повернув задрайку, открыл ее. Это был, как он и предполагал, камбуз. Острым взглядом, Иван мгновенно оценивал все, что увидел. Главное, что его интересовало – мука. Ее не было видно. Открыв большой ларь, обнаружил ее в нем. Достав из-за пазухи мешок, стал лихорадочно насыпать в него муку специальным черпаком, лежавшим прямо в ларе, на муке.
Заполнив мешок на две трети, Иван понял, что больше тянуть нельзя — шум в столовой стал утихать. Закрыв ларь, обратил внимание на стопку больших кастрюль – «пятидесяток». Схватив одну, он бросил в нее пустой мешок, снял и туда же положил телогрейку. Окинув взглядом камбуз, взял небольшую сковороду. Сунув несколько металлических мисок, закрыл кастрюлю крышкой, привязал к ручкам кастрюли кусок веревки, прихваченный с собой и, закинув мешок на плечо, взял кастрюлю за импровизированную ручку.
Иван прекрасно понимал, что, поймай его сейчас кто-нибудь в таком виде, он не успеет даже сбросить груз, чтобы оказать сопротивление и окажется либо убитым, либо связанным. Прислушавшись, приоткрыл дверь. В столовой все еще шел разговор. Иван выскочил из камбуза и быстрым шагом пошел к сходне. Бежать не мог из-за тяжести мешка и кастрюли, бившей по ноге. Шапка сидела на палубе, возле сходни. Пропустив его, она спустилась вслед за ним.
Ковыляя, добрел до цеха, где поставил, наконец, кастрюлю и мешок на пол. Руки его свело судорогой от напряжения. Задыхаясь, прильнул к щели и похолодел – по пирсу, от сходни до цеха тянулся тонкий белый след. Видимо в мешке была небольшая дыра.
Это означало практически неминуемый провал. Не заметить, не обратить внимание на эту дорожку было невозможно. Он понимал, что от силы полчаса еще, и они начнут искать того, кто побывал на судне. Искать долго не надо будет – мучной след приведет их прямо к нему. Переведя предохранитель на стрельбу очередями, Иван передернул затвор.
— Будь что будет, — сказал вслух и замер. Шапка прижалась к его ноге и тихо дышала, высунув язык.
То ли от волнения, то ли от усталости, Иван не заметил, как задремал. Очнулся от громких голосов.
— Все, сматываемся. Мы и так потеряли уйму времени, не хватало только застрять здесь. Помогите ему кто-нибудь. Нужно двигать!
Выглянув в щель, в первое мгновение Иван ничего не понял — весь пирс был в муке. Однако, это была вовсе не мука! Снег! Он валил хлопьями, быстро покрывая землю.
Через полчаса огни «Кавасаки» растаяли в темноте.
Шапка носилась вокруг Ивана, пыхтевшего с мешком на плече и кастрюлей в руке, пытаясь зубами хватать крупные хлопья. Снег беззвучно падал и падал…