До чего же трудно жить на этом свете! Где-то внутри, своим умом ты понимаешь, что все у тебя хорошо, ты совсем не уродлив телом, обладаешь неплохими мозгами, хорошей специальностью, начитан, да и с душой все в порядке. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Ах, материальное… Так и с этим все было нормально! Жил отдельно от родителей, почти в центре города, в оставшейся от бабушки, которую почти не помнил, однокомнатной квартире. Не каждому так везло! А вот, поди ж ты, как-то серо, скучно и беспросветно складывается жизнь…
Уже третьи сутки судно стояло на якоре, в ожидании чего-то… Вокруг – низкое, серое небо, да мрачные серо-черные гранитные скалы, отвесными обрывами наступающими на темную, серо-зеленую воду. Если можно сказать «дикие места», то это – об этом месте. Угрюмое, нежилое, холодное, тоскливое, и имя ему — Пенжинская Губа. Разве порядочное место так назовут?
Самый северо-восток Охотского моря – это само по себе неуютное место, далеко не райский уголок. Ни дымка, ни какого бы то ни было намека на наличие людей на берегах. Что они здесь делают? Зачем пришли сюда? Да и капитан… У него-то самого есть ответ? А вдруг, да и он не знает, тогда что?
Стоя у релингов на корме и наблюдая белую ночь, такую воспетую в Петербурге и такую никому не интересную здесь, где Камчатка «вытекает» из Чукотки, так или примерно так мысленно рассуждал Серега. Если быть точными, недавно еще курсант высшей мореходки, а теперь – Сергей Петрович, электромеханик далеко не нового грузового судна с острым, мощным ледокольным форштевнем , про какие моряки говорят, что «он всегда на север смотрит».
Тоска при таком мрачном раскладе охватывает экипаж очень быстро. Судно должно либо двигаться куда-то, либо грузить или выгружать что-то, да изредка стоять в ремонте. Если ничего из этого не происходит, тогда депрессия – вот она, быстро начинает свою «работу» в экипаже, подтачивая нормальный уклад жизни на судне. А в результате – жди какой-нибудь беды, большой или маленькой.
Видя и понимая это, капитан, в силу своей молодости, решил пойти на нарушение. Спускать судовые мотоботы разрешалось только для тренировки экипажа по тревогам и для покраски бортов. Ходить же на них куда-то с иными целями пароходство категорически запрещало. Очень серьезные и даже трагические, основания для таких запретов были.
Рано утром, когда Сергей уже проснулся, но еще не успел встать, на столике в каюте зазвонил телефон.
— Сережа, хочешь на рыбалку на мотоботе сходить? — раздался бодрый голос старшего электромеханика.
— Я?! — Удивился Сергей.
— Конечно, ты. А что тебя удивляет? Сети таскать, да рыбу разделывать, разве нужны люди постарше? А тебе это в кайф должно быть – рыбы и икры объешься на всю свою жизнь. Одним словом, вполне нормальное развлечение. Так как, идешь?
— А кто пойдет?
— Старпом, третий механик, матрос и, ты не поверишь, Иринка — дневальная! И что, попробуешь сказать, что ты не хочешь пойти в такой компании! Так что, хочешь отказаться от такой удачи?
— Так я же…
— Есть! – резко прервал его будущую речь старший электромеханик, — Правильное решение принял, так сейчас мастеру и доложу!
«Иринка…» — подумал Сергей и мысленно представил себе ее.
Стройная, с потрясающе идущей ей аккуратной прической, в свои девятнадцать она тонким станом, скрипичными формами и удивительно мелодичным голосом завораживала всех мужчин на судне, независимо от возраста и наличия, а также размеров погон. Однако у большинства интерес к ней был «не более, чем из любви к красоте и искусству», как они говорили иногда, пойманные на задержавшихся на ней взглядах. У молодежи она рождала совсем другие мысли и заинтересованности. Главным же в ней, как определил для себя Сергей, было очень красивое лицо с синими, очень умными и добрыми глазами. Ох, эти глаза, они…
Одним словом, Иринка была и мечтой, и целью для всей молодежи мужского пола на судне. А таковой было всего-то восемь человек, включая Сергея. Однако себя он к претендентам не причислял… Он молча тосковал по ней, украдкой любовался изгибами ее тела, красотой и мраморной тонкостью черт лица, люто завидуя всем, кто мог с ней разговаривать, шутить… Большее было не для него. Это был его приговор и даже проклятие. Сергей ясно осознавал это.
Вполне видный из себя, довольно развитый физически, он и умом не подкачал, крепко и надежно учась в школе и училище. Да и на судне его быстро зауважали за надежность и способность молча, спокойно найти и устранить любую неисправность в электрооборудовании, коим напичкано судно. Все было бы прекрасно, если бы не один недостаток.
Этот недостаток – неумение общаться с волнующими его особами противоположного пола, а волновали его все молодые особы прекрасного пола. Так было всегда. С самого первого класса, когда к нему подошла знакомиться Танька, очень красивая девочка с большим белым бантом, демонстративно поставив портфель на парту, рядом с ним. Как же он тогда смутился! Даже через много лет, он всегда мысленно краснел при воспоминании о том «столбняке» с потерей дара речи, охватившем его от смущения. А потом все это стало регулярно повторяться уже с другими девчонками, поскольку Танька пересела к Мишке, так и не сумев разговорить Сережу.
Это состояние ступора рядом с девочками и девушками возникало каждый раз и преследовало его, словно проклятье… В конце концов, он смирился и стал избегать их общества, довольно тяжело перенося насмешки и совсем уж странные намеки ребят. И девчонки, видя это, перестали проявлять знаки внимания к нему. Да и с ребятами он стал общаться совсем мало, только когда невозможно было не сказать что-то или не ответить. Так и жил. Молча и сосредотачиваясь в-основном на деле. Он привык, и его это устраивало.
Природа, однако, брала свое. Особенно это усилилось после окончания училища, когда закончились очередные и внеочередные, чего уж греха таить, наряды на службу и на работы, вечные гонки со сдачами зачетов и экзаменов.
Сумасшедшие, перегретые гормоны, которым не удавалось найти нормальный, естественный выход, стали здорово мешать жить. Стоило ему заснуть, как приходили сны… Быстрые, коварные и бесстыдные, они мучали его, заставляя вскакивать среди ночи и, тяжело дыша, сгорая от стыда и ненавидя себя, бороться со следами бессознательной грешной радости… И никто ему не объяснил, что это нормально, поскольку он даже под пытками не рассказал бы никому о своей тайной и позорной «ущербности». А она, как назло, только усиливалась. Мысль о том, что Иринка будет там, рядом с ним, одновременно и пугала, и радовала Сергея… О том, чтобы сблизиться, пообщаться с ней не могло быть и речи, эта возможность была изгнана им из мыслей немедленно, как совершенно нереальная.
Все, что может понадобиться в поездке, было готово с вечера. Мотобот спустили на воду и опробовали, пробежав на нем вокруг судна. Загрузив всем, что решили взять с собой, оставили его до утра на воде, привязанным к трапу, на попечение вахты. Готовились к тому, что пробудут на рыбалке два-три дня, в зависимости от того, хорошо ли она пойдет.
Утром, плотно позавтракав, спустились в мотобот и отошли от борта. В большом, служащем для размещения почти полусотни человек, мотоботе было совсем мало свободного места. Пустые бочки и бочонки, канистры с топливом, тюки с сетями и палаткой, большие мотки крепкого плетеного фала , коробки с продуктами, мешки с солью, стопка одеял и теплой одежды, матрацы, пачки пластиковых мешков-вкладышей в бочки, и даже несколько больших вязанок невесть откуда взявшихся на судне дров, учитывая то, что вокруг — голая, холодная тундра. Все это занимало почти все пространство мотобота.
Натужно, довольно медленно, мотобот шел вдоль мрачного, однообразно обрывистого, серо-черного гранитного берега. Старпом знал, куда нужно идти. Шли молча. Дизельный мотор тарахтел ровно и очень громко, и разговор вряд ли мог бы получиться в таком грохоте. Да никто и не пробовал. Все молча смотрели на проплывающие мимо дикие берега.
Через час хода повернули ближе к берегу. Сергей внимательно смотрел туда, но ничего такого, что бы отличалось от того, что было по пути, не видел. Однако вскоре стало понятно, что старпом направлял мотобот в малозаметную на фоне сплошного обрывистого берега, узкую расселину. С каждой минутой она становилась шире, и вскоре обернулась небольшим оврагом – трещиной в скалах, из которой вытекала не очень быстрая речка шириной метров пятнадцать — двадцать.
Старпом уверенно вел мотобот и без страха вошел в эту речку. Минут через десять речка сделала поворот, и впереди показался очень небольшой каменистый пляж. Туда и пристали, мягко въехав между двумя валунами, в мелкую гальку.
— Всё из мотобота переносим туда, — сказал старпом, указывая на высокий каменный уступ с плоской площадкой, и первым выпрыгнул на галечный пляж.
— А зачем так далеко от воды? – удивился механик.
— А вот, скоро сам увидишь, зачем. Это, друг мой, Пенжинская Губа! Так вот, друзья, это место уникально тем, что приливы здесь достигают четырнадцати метров! Однако сейчас приливы и отливы небольшие – менее пяти метров, именно поэтому у нас и появилась возможность порыбачить здесь.
— А вы уже бывали на этой речке? – спросила Ирина.
— Да, — ответил старпом, — приходилось. Полагаю и даже уверен в том, что такой рыбалки вы еще не видели!
Перенеся почти все из мотобота на уступ, поставили там же палатку, использовав кем-то ранее вбитые, очень ржавые металлические колья, и стали готовить сеть.
Часа через два, с помощью мотобота завезли на другой берег крепкий фал, завели его через блок, закрепленный за огромный валун. Теперь все стало просто – вернувшись, с помощью этого конца растянули поперек течения сеть с грузами, которые не доставали до дна. К удивлению Сергея, глубина этой речушки оказалась около десяти метров!
Через пару часов старпом скомандовал всем собраться на выборку сети. Сергей подумал, что это проверка – все ли с сетью в порядке, чтобы утром выбрать ее с рыбой.
Это оказалось совсем не тренировкой. В сети запуталось не менее трех десятков большущих рыбин! Это была кета, весом до пяти килограмм каждая. Воткнувшись головой в ячею, рыба не могла пройти дальше, а обратно не пускали жаберные крышки. Вынув рыбу из ячеи, снова завели сеть и занялись обработкой рыбы. К наступлению довольно светлой, учитывая близость к полярному кругу, ночи вся рыба была разделана, пересыпана крупной солью и плотно уложена в большую бочку. Сеть снова поставили, чтобы утром проверить ее.
Нанизанная крупными кусками на длинные шампуры, уже зарумянившаяся рыба млела и истекала янтарным соком над жаром костра. Рядом стояла большая кастрюля, наполненная янтарной кетовой икрой-пятиминуткой. Ею занимался сам старпом. Народ, рискуя захлебнуться обильно выделяющейся слюной, без команды подтянулся поближе к костру.
— А теперь, господа рыболовы, — оглядев всех, сказал старпом, — предлагаю устроиться удобнее и заняться оформлением нашей миссии.
С этими словам он достал из ящика десятилитровую канистру. Иринка, суетившаяся возле костра, под радостные возгласы принесла большую сковороду нажаренных рыбьих «запчастей» — голов, молок, печени, а также нарезанный крупными ломтями свежайший судовой хлеб, а также небольшой тазик соленых огурцов.
— Ой, Владимир Иванович, а разбавлять чем будете? Воды-то мы не взяли…
— А зачем нам было ее брать, Иринка? У нас же полная речка первоклассной питьевой воды, о какой только мечтать можно!
— И ее что, можно пить?
— Еще как можно! Она намного лучше той, которую мы пьем дома и тем более — на судне. Ни в одном магазине такой не купишь!
Все дальнейшее было как в сказке. Оказалось, что третий механик вполне прилично играет на гитаре и поет. Иришка сидела рядом с Сергеем, на большой связке дров с брошенной на нее телогрейкой. Это будоражило кровь… каждое ее касание локтем или плечом отзывалось сладкой болью и приливом жаркой волны к лицу.
Вечер у костра прошел великолепно! Довольные и слегка хмельные, стали готовиться ко сну. Сергей не захотел спать в палатке. Решил устроиться в мотоботе. Постелив сложенный в несколько раз большой брезентовый полог, он бросил на него пару телогреек, взял одеяло, оделся потеплее и лег. Сон был глубокий и спокойный. Свежий воздух, усталость после хорошей работы и немного разбавленного спирта под великолепную закуску делают чудеса! Утром, чуточку продрогнув, Сергей проснулся до общего подъема, умылся водой, доходящей почти до самого выступа и повесил котелок с водой, оживив костер. Вскоре и народ поднялся.
Через час начали тянуть сеть. Это было совсем не так просто – рыбы в ней наячеилось очень много. Сергей сбился на полусотне и перестал считать. К обеду все привезенные с собой бочки были заполнены разделанной, плотно уложенной и пересыпанной крупной солью рыбой. Теперь нужно было готовить рыбу для завяливания. Следующий невод, выбранный через пару часов, дал такой же результат, как после целой ночи.
Все работали, не поднимая голов. Икра очищалась, засаливалась и, подвешенная в больших марлевых узлах, стекала. Только после этого она сливалась в бочонки. Острыми ножами рыбу разделывали на пласты, удаляя головы, хребты, хвосты и плавники, пересыпали солью и складывали в большие кастрюли, чтобы потом, на судне, промыть и развесить ее на воздухе.
К вечеру все устали настолько, что, казалось, даже на вечерние посиделки сил не осталось. Как выяснилось, это было не совсем так. После первой порции разбавленного в трехлитровой банке спирта все повеселели. Янтарная малосольная икра ложками под белый судовой хлеб, вкуснейшая уха, сваренная Иринкой, да приятная, с перерывами на песни под гитару, беседа о чем-то очень важном и даже великом, пошли на ура. Об усталости уже никто и не вспоминал. Эйфория от прекрасной рыбалки и замечательной компании била через край! Нужно ли говорить о том, что вполне возможно, содержимое банки обновлялось еще раз… Ни того, как закончился тот чудесный вечер у костра, ни как ложился спать, Сергей так потом и не вспомнил.
Очнулся он по привычной уже причине… Сон. Тот самый, распроклятый и распрекрасный сон предательски настиг его и здесь. Уже просыпаясь, Сергей услыхал свой стон…
«Господи, — подумал он с ужасом, — а если кто-то услышит? Во уж, стыд-то будет!»
Внезапно он понял, что что-то не так в его пробуждении. И почти сразу дошло – мотобот слегка покачивало. Не открывая глаз, Сергей попытался сесть, но немедленно ощутил приступ тошноты и снова лег.
— Засоня! Что, головка болит? – прозвучало, как гром средь ясного неба.
Открыв глаза, Сергей удостоверился в том, что он в этой лодке не один. Иринка сидела на брошенном на дно мотобота матраце, в двух метрах от него, и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он проследил ее взгляд и похолодел от ужаса. На его трико расплывалось недвусмысленное мокрое пятно.
Мир обрушился на него всей своей безжалостной массой. Он желал себе смерти от смерча, молнии, метеорита… от чего угодно, лишь бы оно прекратило этот позор!
— Сережа, милый, послушай меня… Ты не переживай так, не нужно! Ничего страшного не случилось! Я все понимаю!
Рассердившись было, Сергей вдруг понял, что весь этот кошмар он должен будет пережить до конца, до капли… Да и на нее, на Иринку, за что злиться?
— Ты что здесь делаешь? – уходя от этой темы и накрыв место своего позора телогрейкой, пытаясь совладать со своим голосом, спросил Сергей.
— А с той же целью я здесь, что и ты – поспать на свежем воздухе. Ты уже спал, когда я перенесла свой матрац сюда.
Сергей не знал, о чем с ней еще говорить. Да и язык, как ему показалось, распух во рту от жажды и почти не ворочался. Судорожно попытался сглотнуть, но не получалось…
— Ты хочешь пить? Я посмотрю, есть ли вода здесь, правда я уже искала ее здесь вчера…
— Не нужно искать, сиди. Я знаю, где здесь вода. — отбросив телогрейку, Сергей, уже не прячась, встал и обмер.
Вокруг была вода. Их, сорванных с крепления приливом, явно вынесло течением речки в залив. До крутых, неприступных скал было не менее мили.
— Что там? – спросила обеспокоенная его видом Иринка и тоже встала, — Ой, нас что, унесло? А что делать? Что с нами теперь будет?
— Успокоиться! – почувствовав в ее голосе близкие слезы, сказал Сергей, — Сначала определимся, что у нас есть. Главное – топливо и вода. С топливом я уже вижу — все нормально, в баке есть, да за дизелем две полные канистры стоят, я сам их туда пристраивал.
— А ты умеешь запускать мотор?
— Да, конечно.
— А с водой как?
— Сейчас посмотрю, — сказал Сергей и, встав на колени, поднял часть настила, — Есть! Анкерок здесь. Он должен быть полным.
Подняв, он поставил плоский бочонок с овальными донцами и пробкой в верхней части, на банку .
— Какой странный бочонок, впервые такой вижу, — сказал Иринка.
— Это – шлюпочный анкерок, а плоский для того, чтобы не катался на качке. Да и тяжелый он, дубовый. В таком вода очень долго хранится и не портится. Такие анкерки уже много сотен лет, как придуманы.
— А как же мы пить будем? У нас же ни кружек, ни…
— Есть у нас кружка. – с этими словами Сергей с трудом вынул пробку. К ней была прикреплена цепочка, на конце которой и оказалась металлическая кружка небольшого диаметра, только -только входящая в отверстие.
— Как здорово! – улыбнулась Иринка, — А там много воды?
— В этом литров тридцать должно быть. Где-то рядом еще один должен быть. Сейчас напьемся, и нужно будет все в мотоботе осмотреть, чтобы точно знать, что у нас есть. Но сначала я чуть ближе к берегу подойду, чтобы поспокойнее было и не качало.
С этими словами Сергей снял брезентовый чехол с двигателя, что-то открыл, что-то включил, и двигатель вдруг закрутился, чихнул и заработал с ровным звуком. Иринка захлопала в ладоши. Сергей дал ход. Мотобот, разгоняясь, поворачивал к берегу. Иринка устроилась на носу и с удовольствием смотрела вперед, подставляя лицо свежему встречному ветерку. Так шли минут пять – десять, когда Иринка вдруг повернулась с искаженным лицом и замахала руками, крича что-то, стараясь перекричать мотор. Сергей тут же остановил мотор. Она молча показала на воду. Сергей поднялся, выглянул за борт и похолодел. Под идущим по инерции ботом видно было дно. Оно было совсем рядом, ровное и, похоже, илистое. Однако изредка из него торчали большие камни. Один из таких они как раз проходили. Сергей почувствовал, как похолодело в груди, но камень миновали в каких-то сантиметрах от него. Мотобот остановился, наконец.
— Сережа, а что теперь?
— Пока ничего. Главное – следить, чтобы под нами не было камней. Если что – багром будем отталкиваться.
— Каким? Он же там остался, на него веревка натянута, чтобы развесить икру для стекания…
— Ладно, разберемся. Если что, я спрыгну в воду и оттолкну, здесь же совсем мелко.
— Хорошо, Сережа, — сказала Иринка и села на банку. По ее виду он понял, что будет дальше, а еще понял, что нельзя давать ей расслабиться.
— Так, чего сидим? Давай работать. Что мы с тобой решили? Определить, что у нас есть. Вот, делом и давай заниматься!
— Ой, Сережка… Я тебя таким еще никогда не видела…
— Не нравлюсь? – улыбнулся Сергей.
— Да нет, нравишься. Даже очень нравишься, — улыбнулась Иринка.
«Вот так-то, улыбаясь, лучше будет!» — подумал Сергей, внезапно осознав, что не ощущает ни малейшей скованности при ней.
Иринка стала разбираться с тем, что у них было из теплых вещей. Аккуратно, по-женски, она складывала телогрейки и одеяла в стопки. Сергей пошел с носа, открывая все лючки в бортах. Сначала он обнаружил аптечку, следом – упаковку с сигнальными ракетами, звуковыми гранатами и фальшвейером . С десяток спасательных жилетов лежали под носовой банкой. Последним, что он обнаружил, была упаковка с аварийными пищевыми брикетами. Иринка молча наблюдала за ним.
— Как видишь, — сказал Сергей, — мы довольно неплохо упакованы! Пить есть что, какая-никакая еда тоже есть, теплая одежда есть, на случай дождя у нас есть брезентовый чехол для двигателя. В аварийном запасе есть сигнальные ракеты и удочки. Живем, Иринка!
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты счастлив оттого, что попал в эту ситуацию!
— Нет, Иринка, я счастлив оттого, что у нас есть все для того, чтобы выжить здесь то время, пока нас будут искать.
Лучше бы он не произносил этого. Из глаз ее потекли слезы. По-детски крупные, они скатывались, оставляя две мокрые дорожки.
Сергей, совершенно не думая о том, что делает, подошел к ней, сел рядом и обнял. Она прильнула к нему и так затихла, изредка вздрагивая. Сергей уткнулся в ее волосы и обмер от нежности, охватившей его. Вдыхая совершенно незнакомый аромат девичьих волос, он вдруг коснулся их губами. Так они сидели довольно долго. Сергей наслаждался. Внезапно он почувствовал, что она стала крепче прижиматься к нему и вдруг уткнулась носом во впадину у подбородка. Ее обжигающее дыхание добавило ощущений. Сергей положил ладонь на ее голову и стал осторожно, еле касаясь, гладить мягкие волосы, трогать их кончиками пальцев, перебирать. Такого счастья он еще не испытывал. Внезапно он подумал, что очень надеется на то, что найдут их не слишком скоро, поскольку не было уверенности, что с возвращением на судно все это счастье не закончится.
— Сережечка, поцелуй меня… — прошептала Иринка, щекоча при этом его шею губами.
Никогда еще Сергею не было так страшно. Он не целовался ни по-настоящему, ни как-нибудь еще, и не знал, как это делается правильно… Словно услыхав его мысли, она вдруг подняла голову, посмотрела в глаза и, широко улыбнувшись, взяла его лицо в свои ладони.
— Мой ты хороший, давай, сначала я тебя поцелую, хорошо? – не ожидая ответа, она закрыла глаза и коснулась губами его губ.
Все дальнейшее происходило вне их сознания. Нерастраченные чувства сами подсказывали, что и как делать, как целовать, как трогать.
Изнемогая от страсти, они были уже готовы к чему-то большему, но Иринка, крепко поцеловав Сергея, вдруг прикрыла его губы своими тонкими пальцами и покачала головой.
— Сережечка, милый мой, я хочу, чтобы мы сейчас остановились. Не сомневайся, я хочу того же, чего хочешь ты, но я хочу, чтобы это случилось для нас праздником, а не случаем, который свел нас вместе в столь необычной ситуации. Ты как смотришь на такую мою коварность и бессердечие? – спросила она, широко и открыто улыбаясь.
— Да ужас какой-то, просто невозможная по своей жестокости девушка, и все тут… — ответил он и засмеялся.
Она обняла его и, крепко поцеловав в губы, сказала:
— Нет, недаром я смотрела на тебя весь рейс. Ты никогда не атаковал меня, никогда не пытался обратить на себя мое внимание и даже не смотрел в мою сторону… Но я чувствовала, что ты не такой, каким кажешься, что у тебя внутри есть то, что мне нужно! Между прочим, я и в этот поход-то… — Иринка замолчала, но тут же продолжила, — И я вижу сейчас, что не ошибалась! Кстати, а ты почему не отвечал на мои взгляды?
— Я? Не отвечал? Так я не смел даже посмотреть на тебя, а не то, чтобы ответить как-то…
— Ага. Понимаю. А сейчас?
— А сейчас я не могу даже посметь отвести от тебя взгляд. Мне кажется, я всегда буду бояться того, что отведу взгляд и, когда снова повернусь к тебе, ничего уже не будет.
— Дурачок! Это я буду этого бояться, потому что, как только узнают, что я с тобой, девушки на тебя станут совсем иначе смотреть и обязательно начнут свои атаки.
— Да? И ты обещаешь мне это?
— Ах, ты ж какой… — рассмеялась она, — И не надейся!
Как же интересно было Сергею спокойно, не украдкой разглядывать ее лицо и целовать там, где захотелось! Совершенно удивительными казались глаза, нос, лоб, щеки, губы с легким прозрачным пушком над чуть вздернутой верхней… Он не мог наглядеться на нее, и уже не понимал, как что-то иное может быть красивее, роднее и слаще этого лица. Она очень хорошо чувствовала это и, млея, отдавалась его губам. Еще никто так мощно и в то же время так целомудренно, не наслаждался ею. Это было настолько сильно и трогательно, что ей вдруг захотелось плакать. Испугавшись такой глубины ощущений, она вдруг покрыла его лицо мелкими поцелуями и взмолилась.
— Сережка, дай мне чуточку отдохнуть, ведь я же могу умереть от таких ласк! А давай, водички выпьем, а?
Улыбаясь, Сергей поднялся и…
— Ничего себе, — вырвалось у него.
Картина была довольно дикая. Вокруг была черная равнина. До берега — не меньше километра, до моря – столько же.
— Вот это да… — сказала Иринка, обхватив Сергея сзади, — А когда вода вернется?
— А я и не знаю… Наверное, вечером. Мы же на рыбалку пришли часов в десять, тогда был отлив, а к ночи вода поднялась к лагерю.
— Ага, это означает, что у нас еще весь день есть? – спросила Иринка, и поняв, что сказала, рассмеялась.
— Есть, моя ты оптимистическая! – со смехом сказал Сергей, — Давай, так и будем думать! Чем займемся?
— Я предлагаю целоваться, а в промежутках между этим занятием, которое мне понравилось, не просто сидеть и думать, а разговаривать о чем-нибудь.
— О чем?
— Ну, хотя бы о себе. Ты-первый, поскольку ты мужчина. Согласен?
— Да, но я не знаю, о чем рассказывать, никогда не приходилось…
— Ладно, тогда упростим задачу. Знаешь, что я придумала? Давай, станем задавать друг другу вопросы. Любые-любые, самые-самые, но главное – задавать можно, а не отвечать на них нельзя! Согласен? Давай, узнаем друг о друге все-все, до капельки!
— С тобой я на все согласен. Только не умею я, мне такое еще не доводилось…
— Так и я впервые. Будем вместе учиться! Главное – только правду говорить. Чур, я первая спрашиваю! Расскажи мне, почему ты, симпатичный и видный парень, постоянно такой мрачный и молчаливый? Что тебя так тревожит, что тебе мешает жить?
— Вопрос из вопросов… — подумав немного, ответил Сергей, — И не знаю, с чего начать. А начну я, пожалуй, с…
Рассказ про Таньку и про то, что было с ним дальше, легко и плавно вылился наружу, как будто Сергей специально готовился к этому.
— И вот это тебя и преследует всю твою жизнь?! – воскликнула Иринка.
— Да. – ответил Сергей, — Я же все понимаю, а вот, какой-то барьер получается каждый раз, который я никак не могу взять. Язык отнимается, и все тут…
— А почему у тебя со мной сегодня этого не было?
— Было, но…
— Это что же получается? Я сняла это с тебя?
— Выходит, так.
— Сережечка, как же я рада тому, что нашелся у меня ключик от тебя! Теперь все будет хорошо! Давай, я поцелую тебя, чтобы зафиксировать это!
— Так… Это все, да? А как же уговор? Теперь ты должна рассказать, почему именно я…
— Да, Сереженька. Моя история такая же, только совсем наоборот. Без ложной скромности, должна сказать, что лет с двенадцати была окружена вниманием ребят. Это здорово волновало, возбуждало и одновременно пугало меня. Особенно это стало беспокоить, когда я начала оформляться в настоящую девушку. Некоторые ребята стали более настойчивыми, стараясь улучить момент и обнять меня, не упуская возможность потрогать. Меня это очень сильно напрягало, и я стала довольно жестко отшивать таких. Остальные, глядя на это, сами стали отходить от меня подальше. С одной стороны, это нравилось, а с другой…
И вот, в когда мне исполнилось пятнадцать, к нам пришел новый физрук, взамен ушедшего на пенсию. Молодой, красивый, сильный и ловкий. Было бы странно, если бы девчонки не повлюблялись в него. Влюбилась и я. Свет для меня на нем клином сошелся. Я не дышала на физкультуре, не могла глаз на него поднять. Малейшее его касание во время упражнений на снарядах, да прыжках или кувырках, почти лишало меня сознания. Скорее всего, он почувствовал что-то.
Как-то, во время урока физкультуры, он объявил, что выделил для себя несколько человек, у которых заметил перспективные задатки в спорте. Чтобы проверить это и работать дальше в этом направлении, он предложил позаниматься с ними индивидуально. После нескольких таких занятий он и примет решение.
— И вот, — помолчав, сказал Иринка, — меня он назвал первой в списке, указав время, когда я должна прийти к нему в спортзал — в тот же день, после занятий. Я пришла, но спортзал был закрыт. Он появился через пару минут и открыл зал. Как в тумане, я пошла в раздевалку, чтобы переодеться, но он сказал, что сегодня это не понадобится, мы просто пообщаемся.
Говорил долго, очень хвалил, рассказывал о спортивной школе, а потом стал говорить о выборе снаряда. Сказал, что у меня очень хорошо получается на брусьях. Для меня это было очень удивительно, поскольку я их больше всего и боялась. Потом, вспоминая все, я поняла, что он меня заговаривал, почти зомбируя. Я воспринимала только его голос и его близость, мало вникая в слова. И вот, когда он сказал мне подняться на брусья и повисеть в стойке на руках, я растерялась.
— Не бойся, тебе же не надо будет кувыркаться, просто повисишь так минутку. Я помогу тебе подняться — сказал он и, обхватив мои ноги сзади, приподнял. Я повисла с локтями на перекладинах, но он тут же сказал, что я должна подняться на вытянутые руки. Я попыталась и тут же…
Ирина помолчала, но пересилила себя и пересилила себя и продолжила.
— И тут же я ощутила его руки под платьем. Он… как бы помогая мне, положил одну… А потом он перенес руку дальше и встал впереди меня, переместив вторую. В полном ужасе, я потеряла дар речи и посмотрела на его лицо. Красное от напряжения, искаженное какой-то странной улыбкой, с глазами, наполненными холодом, оно вывело меня из ступора. Я поднялась на руки.
— Вот и молодец, все сможешь, если захочешь. Хорошая девочка! — так же улыбаясь и не убирая рук, сказал он.
Во мне словно заряд какой-то разорвался, возникла страшная обида и злость. Не думая, я собрала все свои силы, какие у меня нашлись и, резко согнув ногу, ударила его коленом куда пришлось. Попала в лицо. Он отлетел и упал. Я быстро, не оглядываясь, спрыгнула и выбежала из спортзала. Благо, ключ торчал из скважины запертой им двери.
— А дальше что было? – гладя Иринку по голове, спросил Сергей.
— Два дня его не было в школе. На третий появился с темными кругами вокруг глаз и распухшим носом, заклеенным пластырем. Каким-то образом все уже знали, что физруку сломали нос. Все терялись в догадках, но один одноклассник все-таки спросил меня, не является ли это следствием нашей с ним тренировки? Мне пришлось достать из глубин своей сущности все мои театральные и иные способности, чтобы идеально сыграть настоящее удивление и сказать, что тренировки и не было вовсе, поговорили пять минут и разошлись. Наверное, я смогла убедить его, поскольку мысль эта, на мое счастье, не пошла в народ. По школе ходили слухи, что подрался с кем-то, напавшим в темном дворе, когда он возвращался с работы. Полагаю, что он эту версию и выдвинул. Она устроила всех.
— И как ваши дальнейшие взаимоотношения с физруком складывались?
— А никак. Здоровались, занималась на уроках физкультуры наравне со всеми. Ни он, ни я ни единым словом, ни единым взглядом не дали никому шансов подумать, что что-то между нами было. Идея с тренировками умерла сама по себе, что никого не удивило.
— А ты сама как ко всему этому отнеслась?
— Вот, это-то и есть оно самое… Я перестала видеть мальчишек, кувыркающихся передо мной с целью привлечь внимание, перестала, читая записки, задумываться над их словами. Смеялась, иногда хлопала в ладоши, но между нами было стекло. С более старшими и даже взрослыми, интересующимися мной, которых становилось все больше, было сложнее. Я просто боялась их. Поняв, что вот-вот начнется «атака», я стремглав, не помня себя от ужаса, отлетала от таких подальше, боясь даже взглядом дать им возможность подумать, что я не против каких-то отношений.
— И что, ни разу не хотелось все-таки начать отношения?
— Хотелось.
— И…
— А никаких «и»! — засмеялась Иринка, — В какой-то момент, когда еще чуточку, еще одно слово, еще одно прикосновение… я всегда сбегала.
— А сейчас не хочешь сбежать?
— Ну… Я не скажу тебе, чего я хочу сейчас!
— А если… — Сергей потянулся к ней, чтобы поцеловать.
— Нет, Сережка, — мягко оттолкнув его, сказала Иринка, — я все же скажу, чего хочу сейчас. Ты не мог бы отвернуться на минутку, а? Сил уже никаких нет!
— Ой! — сказал от неожиданности Сергей, — Иришечка! К стыду моему, ты сказала об этом первая! И знаешь…
— Отвернись, я сказала! – улыбаясь, прервала его Иринка, встала и пошла в другой конец мотобота.
— Господи, — сказал Сергей, когда они вновь сели рядом, глядя в ее смеющиеся синие глаза, — разве мог я даже подумать о том, что мне может быть настолько хорошо, легко и свободно с девушкой, которую я люблю?
— А ты меня точно, любишь?
— Да, у меня ни малейших сомнений нет.
— Вот, и мне кажется, что я нашла, наконец, своего мужчину.
— Мы как, Иринка, будем продолжать нашу игру с вопросами?
— А ты знаешь, Сережечка, мне уже кажется, что я всю мою жизнь знала тебя и все о тебе. Так что, вопросов сейчас нет! Что мне нужно было узнать о тебе, я уже узнала. Теперь мне многое понятно. Это-главное. А тебе тоже все понятно обо мне?
— Нет, Иришка, мне совсем так не кажется. Мне еще изучать да изучать тебя! Во всех отношениях. Однако я думаю, что так никогда всю тебя и не узнаю.
— И я очень надеюсь на это! Узнаешь всё и всю, а потом я надоем тебе, и начнешь ты искать другую! Однако я обещаю тебе, что ничего плохого ты никогда не поймешь и не узнаешь во мне и про меня.
— Мне этого более, чем достаточно.
И о чем только ни разговаривали они, что только ни вспоминали. Их разговоры, время от времени прерываемые жаркими объятьями и долгими поцелуями, напоминали поведение людей, которые долгое время испытывали жажду и потом, обретя воду, никак не могут напиться досыта. Точно так же они не могли насытиться свободным и откровенным общением друг с другом, прикосновениями, поцелуями… Мир вокруг надолго перестал существовать для них.
— Эй, робинзоны, вы там как, живы? – прозвучало громко, словно гром средь ясного неба.
Не успев оторваться друг от друга, они так, почти обнявшись, мгновенно вскочили на ноги. К ним приближался второй мотобот с судна. Вокруг была вода.
— Так, вижу. Вполне живы и не очень-то ждали спасителей своих! – сказал в мегафон старший механик, стоящий на носу мотобота.
— Да нормально мы тут, робинзоним помаленьку! – громко, внезапно ощутив свои опухшие от поцелуев губы, сказал в ответ Сергей, — Матчасть в строю, потерь личного состава нет, все здоровы бодры и…
— Счастливы! — продолжила Иришка, засмеявшись.
— Да?! Даже так? – спросил стармех.
— А почему бы и нет? — сказал Серега, широко улыбаясь, — Мы бы сами нашли речку и вернулись, да отлив застал здесь.
— А вы того… не с «шильца» ли здесь оказались, ребятки?
— Нет, конечно! – мигом ответила Иринка, — Все очень просто. На воздухе лучше спится, чем в палатке. Вот, сюда и забрались, причем не вместе! Сначала Сергей Петрович, а потом уж и я. Он уже спал и проспал мое присоединение к его идее.
— Понял. Ну… Проспал, так проспал. Однако ничего не упустил, насколько я понимаю! Готовы идти?
— Конечно! За рыбой и за остальными. Нам бы только в карту глянуть.
— А вы идите за нами, я вас подведу к речке. Может, тоже возьму часть груза, если много наловили. Сейчас, только капитану по радио доложусь.
Шли недолго. Первыми в речку входили Сергей с Иринкой.
— Это же такая удача, — сказал старпом, выслушав доклад Сергея, когда мотобот ткнулся в гальку, — что был отлив, и вас не унесло дальше! И тогда я не знаю, что бы…
— Да, это такая удача, Владимир Иванович, что нас унесло, что я и не знаю, что было бы, если бы не это… — неожиданно воскликнула Иринка.
— Это ты о чем, Ирина? Или я чего-то недопонял? А? — спросил старпом.
— Да, Владимир Иванович. Так получилось, что мы с Сережей, то есть с Сергеем Петровичем, получили возможность поговорить спокойно, и в результате этого разговора решили стать мужем и женой. Только он пока еще не знает об этом. Да, Сережа? – сказала Иринка и протянула Сергею руку.
— Истинная правда, но теперь уже знаю и полностью согласен с нашим общим решением, — сказал Сергей и засмеялся, приняв ее руку.
— Да… — широко улыбаясь, сказал третий механик, — Похоже, Серега-то наш разговорился не на шутку, а это само по себе — очень большая удача!
— А кто-то против? – засмеялась Иринка.
— Кто против? – спросил старпом, обведя взглядом стоящих на пляже матроса и механика.
— Я точно, не против, я очень даже за! — сказал матрос, — Если, конечно, это для вас важно, ребятки.
— Очень важно! – сказала Иринка.
— Так и мы не против, — крикнул стармех с подходящего второго мотобота.
— Есть консенсус! – торжественно сказал старпом, — И вот, на этой бодрой ноте, прошу считать торжественный митинг по случаю принятия судьбоносного решения законченным, и всех участников приглашаю на трудовые подвиги – грузить все честно нами добытое в мотоботы.
Возвращение было очень радостным. Прямо из мотобота, под взорами всего экипажа, уже осведомленного о ночном происшествии, старпом доложил стоящему на верхней площадке трапа капитану о том, что группа вернулась в полном составе, здоровая, с рыбой и с серьезными изменениями.
— С какими такими изменениями? – встревоженно спросил капитан.
— Некоторые члены экипажа, — старпом указал на стоящих рядом Сергея и Ирину, — в результате незапланированного дрейфа на мотоботе, решили пожениться по возвращении из рейса.
— А вы, как старший помощник, — с трудом сдерживая улыбку, сказал капитан, — неужели одобрили этот поступок членов экипажа?
— Да, товарищ капитан, у меня не было ни малейших причин для того, чтобы не одобрить его.
— Тогда, — сказал капитан, — могу сказать только одно — горько!
— А разве можно до свадьбы? – громко спросил кто-то со шлюпочной палубы.
— Можно, можно! – крикнула в ответ Иринка и, взяв обеими руками голову Сергея, прильнула к его губам.
Через три месяца судно вернулось в родной Владивосток. Ребята подали заявление в ЗАГС. Иринка списалась с судна. Так было нужно. Врачи посоветовали ей сделать это, чтобы ребенок развивался крепким, здоровым и таким же удачливым, как и его будущие родители. А кто же станет спорить с врачами в таких случаях?