Сколько себя помню, всегда не мог связать концы с концами в истории жизни моего отца. С мамой и ее родителями, сестрой не было никаких неясностей. С отцом все было более или менее ясно с того времени, как он пошел на финскую, потом на Отечественную и закончил воевать в Манчжурии, весь в орденах и медалях и с восемью ранениями.
Все, что нам было известно о семье папы — он родился и вырос в Карелии, в деревне Ухта Калевальского района. Отец его был кузнецом. Жили зажиточно. Пять коров, лошади и прочая живность…В город ездили только за сахаром и солью. Все остальное – свое. С семи лет мой папа ходил с такими же ребятами на несколько дней на охоту, взяв с собой только спички и соль. Грибы, ягоды и рыбу на зиму заготавливали огромными бочками и возами…
Один раз, когда мама была в больнице, папа немножко подпил, и у нас завязался уж и не помню как, разговор о гражданской войне и ее корнях. И вот, тогда у него вырвалось, что в лесных деревнях нищим может быть только ленивый и пьяница. В лесу – полно дичи, грибов и ягод, в озерах – рыбы. А еще он добавил, что послереволюционные комитеты бедноты в деревнях сплошь были из злобной нищеты, и тут же обрубил разговор. Больше он на эту тему никогда не разговаривал.
Меня это тогда так поразило, ведь отец был коммунистом с 1942, командиром, политработником и т.д. Это совсем не было на него похоже… В то время, когда я должен был стать капитаном, была «мода» – всех кандидатов в капитаны парткомы серьезно прессовали — требовали стать первыми помощниками (замполитами) на год-другой. Когда я спросил у отца совета, он сказал ошеломившую меня фразу: «Если мой сын станет политработником, я буду считать, что моя жизнь прожита напрасно».
Именно тогда и укоренилась у меня мысль – узнать, что же стало с дедушкой и бабушкой по папиной линии? Почему никто не знает, где они похоронены и когда умерли? А еще, мы знали, что у папы есть две сестры, которые живут в Ленинградской области и в Башкирии. С ними он изредка переписывался. Все попытки завести разговор об этом натыкались на категорический отказ…
Прошло уже много лет, как папы нет. Как-то раз, занялся я сканированием папиного фронтового альбома и ужаснулся – перед смертью он уничтожил довольно значительную часть фотографий. Почему? Этого я уже никогда не узнаю. В детстве я очень любил его рассматривать и помню каждую фотографию…
Сам альбом был довольно примечательный. Из тесненной цветной кожи, он красив и совсем необычен даже для нашего времени. Только сейчас я понял, что он – трофейный. Только подумав об этом, я тут же, в свете падающих под углом лучей лампы, обнаружил на черной внутренней стороне обложки вполне читаемые следы сделанной на немецком дарственной надписи, датированной 1942 годом. Кое-какие фотографии в нем в аккуратных «фирменных» уголках, другие – просто приклеены канцелярским клеем. Много следов отклеенных уголков. Интересно было бы посмотреть, какие там были фотографии… Скорее всего, немец готовил этот альбом для отправки семье, потому что подпись на дарственной — «Johann»…
Прочел я как-то в форуме о том, как жительница форума в Книге Памяти нашла информацию о репрессированном деде. Мысль о том, что, может быть, я тоже смогу найти что-нибудь, появилась внезапно. Набрал фамилию и имя. Отчества не знаю. Естественно, вывалился огромный список, в котором данных, похожих на нужные, не нашлось.
Тогда пришла другая мысль. Написать в поиске название деревни, его я знал. На вопрос о том, что стало с деревней, папа всегда говорил, что в войну она была уничтожена. То, что я обнаружил, повергло меня в смятение. Оказалось, что деревня не была уничтожена, что она существует как населенный пункт и сейчас, только уже после войны переименована… А еще, я узнал, что эта деревня знаменита на весь мир дважды…Почему он скрывал это от меня ?
Первый раз деревня Ухта (ныне – Калевала) прогремела в начале 19 века. Именно в этой деревне выдающийся финский фольклорист Элиас Леннрот записал большинство рун, вошедших потом во всемирно известный карело-финский эпос «Калевала».
Второй раз деревня прогремела в 1921-1922 году — как раз, когда родился мой отец. Она оказалась в самом эпицентре карело-финского(«бело-финского»)народного восстания! В этой деревне формировался основной резерв сил восставших и какое-то время там размещался центр руководства восстанием.
И вот, когда я прочел эту информацию, все как-то само собой улеглось в стройную схему. Я не имею понятия, какое участие принимали мои дед и бабушка в этом восстании, но представить себе, что столь видные для этой деревни в то время люди оказались в стороне – очень трудно! Скорее всего, именно поэтому в 1935-1937 году 15-16 летний отец вдруг оказывается в роли счетовода на лесоперерабатывающем предприятии. Почему? Почему он не остался в деревне? Да потому, что их, без сомнения, раскулачили и, вполне возможно, припомнив им восстание, сделали то же, что делали и с миллионами подобных… Именно поэтому и раскидала их жизнь… Финская война, куда отец ушел добровольцем, была шансом спастись от той сталинской мясорубки.
Я помню папины ввалившиеся, потрясенные глаза утром, когда в 1976 году он всю ночь на кухне читал тайно привезенный мной из Штатов томик «Архипелага Гулага»… Только сейчас я понял, почему и насколько она его потрясла. Наверняка, отец его, дед мой, сгинул где-то там, на страшных островах этого «архипелага».
И еще один сюрприз преподнес мне этот старый альбом… Сканируя, я то так, то эдак перекладывал альбом, и внезапно из-под корешкапереплета выпала крошечная фотография молодой женщины лет двадцати пяти — двадцати восьми. Я эту фотографию раньше никогда не видел. На обороте была надпись: «От сестры Марии брату. 20 февраля 1941 года». Никогда и никто в нашей семье не говорил, что у папы была еще одна сестра! Мы всегда знали только о двух…
Почему папа скрывал ее существование? Куда она делась? А, может быть, были еще сестры или братья? Столько вопросов, и они рождают все новые и новые… А ответов нет и наверное уже не будет… Сестер папиных уже нет. Спросить не у кого. И ведь, было время, когда можно было узнать многое…
Я уверен, он бы мне обязательно рассказал все! Не сразу, но рассказал бы. Нужно было просто захотеть это узнать, очень захотеть… Не случилось этого тогда. Прости меня, отец. Мы, твои дети, внуки и правнуки сегодня много чего о тебе не знаем, но понимаем одно — ты все делал в жизни честно и правильно. И воевал, и работал, и вел наш род. И это в нашей разросшейся семье будут помнить всегда.