Эх, как же хорошо посидеть с удочкой на бережку речки или озера! Тихо,
спокойно… Мечта, одним словом. Однако не о такой рыбалке речь пойдет.
В тот день я готовился к рыбалке с особым чувством – со мной шел мой сын.
Живет он с некоторых пор у черта на куличках, аж в самой Москве, однако
продолжая морячить.
Сегодня это нормально – моряки летают на судно и с судна из любой точки
мира за счет компании. Шастая по морям и океанам, к рыбалке особо не
пристрастишься – не до этого, даже если ты капитан. На ходу рыбалки не
бывает – скорости большие, а на стоянке совсем некогда. Вот, он и выдался,
такой случай, когда сезон рыбный совпал с отпуском у обоих, да и еще и в
географическом смысле удалось совместиться на какое-то время. Моя задача
при этом была конкретно сформулирована – напомнить сыну, что это за
штука такая – наша, дальневосточная, морская рыбалка.
С вечера все снасти были приготовлены, проверены и как следует уложены.
Встали раненько, в четыре утра. Быстро перекусив, тронулись. До лодочной
стоянки езды пятнадцать минут.
Когда моторную лодку выкатили из гаража-контейнера на воду, только-
только забрезжил рассвет. Повесили на корму мотор, погрузили снасти,
куртки и сумки с различным припасом для рыбы и для себя, прогрели мотор
и дали ход.
Эх, что за прелесть этот утренний морской воздух! Влажный, густой,
наполненный невыразимо приятным ароматом моря, который ни с чем не
сравнишь — хоть ложками его ешь! Никогда им не надышишься и никуда от
него не денешься – он навсегда записан в памяти каждого, кто хоть раз
ощущал его. Стоит вспомнить о нем – вот он, независимо от того, сколько
времени прошло с тех пор, как последний раз вдыхал его.
Вода спокойная, почти зеркальная. Ни малейшего ветерка. Лодка ласточкой
летит по глади, а спокойное урчание мощного двигателя легко вписывается
в шум рассекаемой воды. Впереди разбегаются мелкие круги на воде – это
мелкая рыбешка бросается наутек, напуганная приближающейся лодкой.
Корюшка, анчоус, мойва, мелкий пеленгас – чего только нет на поверхности
моря с утра! Чайки, громко вскрикивая, кружат метрах в пятнадцати за
кормой, зорко высматривая, не всплывет ли что вкусное в пенном
кильватерном следе за лодкой. Метрах в десяти-пятнадцати вдруг высунется
из воды голова собаки с темными, умными глазами. Откуда она здесь,
удивился бы несведущий, но мы, местные, знаем — голова нерпы выглядит
совсем как собачья. Оглядится она вокруг, да и снова нырнет по своим
нерпичьим делам. Все живет, все дышит в море утром. Однако так бывает
не всегда. Если море выглядит как бассейн, без единого признака жизни, то
это означает одно – скоро будет шторм. Рыбалки при этом не жди, не будет
ее.
По мере приближения к месту, настроение, праздничное и тожественное на
выходе, постепенно начинает переходить в небольшое волнение и тревогу.
«А как все пойдет? А будет ли рыба клевать? А есть ли она здесь, пришел
ли косяк с моря, не ушла ли в реку, и так далее» — эти и многие другие
вопросы, тесня друг друга, проносятся в голове.
Да и как же не волноваться-то? Дорогой гость, сын в лодке! Эх, как же
хотелось мне тогда блеснуть может быть и не лучшей в нашей семейной
истории, но хорошей рыбалкой!
Однако все это длилось не более десяти минут. Мы подошли к мысу, от
которого всегда начиналась рыбалка. Я сбросил ход и стал вооружать
удочки. Сын на этой стадии участвовал в процессе путем качественного
«подать-подержать».
И вот, торжественный момент. На ходу выпускаем снасть на одну из самых
вкусных и интересных для лова лососевых рыб по прозвищу «сима» – это
цветной силиконовый кальмарчик с крюком-тройником, метров пять лески
как поводок, далее – широкая изогнутая пластина-привлекалка, играющая
всеми цветами радуги от голографического покрытия, за ней — тройник со
свинцовым шаром весом грамм двести, а далее – метров тридцать лески,
идущей от спиннинга, который вставляется рукояткой в специальное
гнездо на борту.
Вторая снасть такая же, только другие цвета, да вместо кальмарчика –
самодельная латунная блесна. Заветная, сделанная по собственной,
«совершенно секретной» технологии из стреляной снарядной гильзы
времен Русско-Японской войны, привезенной из Порт-Артура,
отштампованная по самодельной матрице! Блесна заслуженная, ловчая,
начищенная до умопомрачительного сияния. Есть и другие, сделанные из
радарного волновода зеленой латуни, с серебряным слоем по одной стороне.
Но это – особо секретная информация, ее никому не следует передавать,
иначе все будут ловить так же, как и мы!
Всё, обе снасти работают на глубине четыре — шесть метров, совершая
хитрые движения и привлекая рыбу. Раззадоренная таким зрелищем, она
должна разогнаться и напасть на блесну, ходу схватив ее своими
зубастыми челюстями. Этот способ называется «троллинг» или по-нашему —
«на дорожку». Любимый вид рыбалки Эрнеста Хемингуэя.
Удочки слегка согнулись, катушки настроены. Бежим себе вполсилы, мотор
тихо урчит. Красота неописуемая и вокруг, и внутри – гармония в своем
полном великолепии! Берега – красивейшие обрывы, скалы, аккуратные
маленькие пляжики внизу, доступные только с воды. На некоторых стоят
палатки с отдыхающими от мира сего сезонными отшельниками. Вода
прозрачная настолько, что видно дно, а глубины вблизи от берега — до
тридцати метров, а если чуть дальше, то и все пятьдесят будут. Идем пять,
десять минут, дышим целебным, насыщенным йодом и кислородом,
воздухом.
Внезапно – резкий треск заставляет вздрогнуть. Это сработала трещотка на
левом, изогнувшемся в крутую дугу, спиннинге, на котором вооружена
блесна. Я автоматически, не задумываясь, мгновенно выключаю мотор.
Есть! — кричим одновременно.
Выбирай свою снасть, чтобы не запуталась, — говорю сыну, а сам начинаю
медленно, двумя пальцами, выбирать леску, чувствуя рыбу. Она водит
снасть, пытаясь то уходить от лодки, то приближаться.
«Милая рыбка, я же все понимаю! Ты прости и особо-то не бейся, держись
там, на крючке! Ты же знаешь, я ведь не со зла вовсе, но так уж мне
хочется показать сыну красивую рыбалку! Да и рыбки хочется – там жена
со снохой скучают, думают о нас и ждут с добычей! » — мысленно читаю
«мантру».
Быстро выбираю слабину, а когда потянет сильно, нахально, сразу снова
даю слабины. Выбирая, «внахалку» тянуть нельзя – оборвется рыба с
крюка, уж больно нежная она. Минут пять идет борьба – кто кого. Вскоре
рыба устает и оказывается у борта. Сын уже стоит наготове с подсачеком и,
ловко поддев ее, быстро поднимает в лодку. Чешуя радужным веером летит
от забившейся в сетке рыбы.
Всё, мы уже выполнили задачу минимум, на уху и на жарёху поймали! –
радостно говорит сын, вынимая сверкающую на солнце рыбу из подсачека,
рассматривает ее и чмокает в кончик носа, — Красавица какая!
Угу, — с удовольствием подтверждаю я, — килограмма на два с половиной
потянет! Однако задача еще не вся выполнена, у нас на сегодня большие
планы!
Вторую взяли почти сразу, как только снова дали ход. И снова – на блесну!
Рыбка была покрупнее, не менее трех килограмм. Повозиться с ней
пришлось подольше. Вынув крюк с блесной из ее зубастной пасти, я сразу,
чтобы не тратить время, кидаю блесну за борт и завожу мотор. И тут вижу,
что леска стелется по поверхности воды… Подтягиваю. На кончике лески –
выломанная часть вертлюжка… Получается, что рыба, кувыркаясь в борьбе
со мной, надломила вертлюг, а я просто выбросил за борт свою лучшую
блесну… Я замер, думая, как бы помягче обозвать себя… Мягче не
получается, поэтому вслух не говорю ничего и глушу мотор…
Сын смотрит на меня, открыв рот… Я чувствую, что не готов прямо и
доходчиво объяснять ему, что именно произошло и какова моя роль в этом,
потому как не привык такие крутые слова произносить при нем…
Ограничился тем, что развел руки в стороны и сплюнул в сердцах.
Рыбалка после этого не заладилась… Рыба царапала, но не садилась.
Трещотки срабатывали раз за разом, но все — впустую. Через час терпение
иссякло. Настроение – тоже, довольно здорово понизилось.
Ну, и что будем делать? – сказал я после очередной пустой трещотки, — А
давай-ка сходим мы с тобой к мысу Поворотному? Половим терпуга, да
тресочку попробуем поймать, пока суть, да дело? Как ты?
Идем, конечно, все равно не ловится.
Минут за пятнадцать полным ходом добежали до заветных мест, где
открытое море, и очень хорошо ловится окунь-терпуг, а можно поймать и
треску, если повезет.
Рыбалка нехитрая. Снасть — отлитые в собственных формах свинцовые
рыбки весом от ста до трехсот грамм с двумя залитыми кусками упругой
стальной проволоки, которые загибаются и затачиваются в виде острых
рогов. Чуть выше рыбки прикрепляется серебристый крюк сантиметров
пяти на коротком поводке. На него повязывается кусочек нитки красного
мохера. Это — для порядка. Когда нить слетит, общипанная рыбами, голый
крючок не становится от этого менее привлекательным для окуня-терпуга.
Вот, такой снастью с рыбкой, выскобленной ножом до яркого блеска и
ловится окунь-терпуг. Леска в миллиметр со снастью опускается на глубину
метров тридцать и с силой дергается. Постепенно меняя глубину, постоянно
с силой дергаем свои лески.
Есть! – с натугой, кряхтя, говорит сын и начинает вытаскивать снасть. На
обоих рогах рыбки и на крючке – по рыбке.
Здорово! Сразу три окуня! – кричит сын, сбрасывая в пластиковый
бочонок на шестьдесят литров одинаковых рыбок сантиметров по тридцать
длиной.
Ага, кто бы сомневался! — кричу я и чувствую, что мою снасть кто-то там,
под водой, взял, намотал на руку и нагло потянул вниз. Это ощущалось
именно так! Я изо всех сил стал сопротивляться. Тот, что внизу, не
отпускал.
«Зацеп, — подумал я, решив, что свинцовая рыбка между валунами на дне
застряла и дрейфующая лодка тянет леску, — неужели рвать придется?»
И в этот самый момент снасть освободилась. Так я подумал и хотел дернуть,
продолжив ловить окуня, но Тот, который внизу, имел другие намерения и
снова потянул решительно и сильно. Теперь мне все стало понятно.
У меня осьминог! — крикнул я сыну, который без остановки тягал по два —
три окуня, — Выбери свою снасть и приготовь подсак!
С трудом, помаленьку, весь мокрый от натуги, подтягиваю добычу. Вскоре в
воде показалось неясное розоватое пятно.
Приготовься! – кряхтя, говорю сыну.
Готов, — отвечает он, заглядывая за борт.
Осьминог, растопырившись, был в диаметре метра полтора, если считать по
кончикам щупалец в руку толщиной.
Не дай ему к лодке прикоснуться – он присосется, и тогда — всё, не
возьмем его. Цепляясь присосками, уйдет на дно лодки и там сбежит.
Оторвать его можно, но только если прыгнуть в воду и лапы по очереди на
себя перецеплять.
Да?! – удивился сын, и по виду его было ясно, что ему нравится рыбалка,
но не настолько, чтобы осьминога на себя цеплять.
Ловко выхватив осьминога, он перенес подсачек в лодку. Я перехватил его
и, достав мешок, лежащий на дне лодки для такого случая, перевернул туда
подсачек. Осминог упал в мешок, который я тут же крепко завязал.
Вот это да-а! – широко улыбаясь, сказа сын, — Вот это рыбалка!
Точно, есть немножко! — сильно сдерживаясь, подтвердил я с улыбкой, —
Ты теперь продолжай окуня ловить, а я настроюсь на треску, если ты не
против.
Я не против! Мне нравится окуня ловить.
Я достал специально для этого приспособленную разделочную доску и
разделал пару окуньков, оставив четыре широких пласта без костей.
Размотав снасть для трески, нацепил на крючки длиной десять сантиметров,
по пласту. Вся снасть — леска толщиной в сантиметр, и на трех длинных
поводках через метр – крюки. Снизу к снасти подвязан груз в полкило,
представляющий из себя отрезок блестящей трубы из нержавейки, залитый
свинцом.
Все. Теперь – поехали за рыбой! – сказал я, опуская снасть в воду.
За большой и маленькой! – добавил сын.
Ты уж определись, какая нужна – большая или маленькая! — сказал я.
Конечно же, большая!
Понял, как скажешь! Будем ловить большую.
С этими словами я поставил спиннинг в гнездо, отрегулировал глубину, и
он согнулся под тяжестью снасти. Лодка плавно покачивалась на легкой
волне и этого было достаточно для того, чтобы пласты рыбы с крючками
там, около дна, развевались и привлекали треску.
А сын все продолжал тягать окуня. Рыба поднялась со дна почти к
поверхности, и заброшенная снасть тонула на несколько метров и
останавливалась. Все крючки были уже заняты. Не успевшие к крючкам,
оставались ждать следующего заброса.
Я сидел и блаженно жмурился на солнце, почти готовый задремать.
Папа, что это?! – разбудил меня крик сына. Он смотрел на спиннинг,
вооруженный мной.
Кончик его медленно выпрямлялся. Потом, так же медленно, он изогнулся
так, что спиннинг заскрипел, готовый сломаться.
А это – твой заказ прибыл, насколько я понимаю!
С этими словами, я взял спиннинг, и началась тихая, но очень упорная
борьба. Результат был очень неустойчив – то я подводил рыбу поближе, то
она уходила куда-то, выматывая леску с катушки почти полностью и
быстро разворачивая при этом лодку. Война нервов и интеллектов
продолжалась минут десять. Когда сын, смотрящий в воду на другом борту,
вдруг очень смачно, но совершенно к месту прокомментировал то, что
увидел там, я даже не сразу сообразил, что он сказал, потому что ни разу в
жизни не слыхал от него такого.
Перейдя со спиннингом на другой борт, я увидел там, совсем рядом с
бортом, толстое рыжее бревно длиной около полутора метров. Именно так
сверху и выглядела треска. Я прикинул, что в подсак она влезет лишь
головой, а все остальное останется снаружи… Да и не поднять ее подсаком
– килограмм на двадцать, а то и поболее рыбка… Багра с острым крюком на
лодке не было…
Ну что, будем пробовать достать? – спросил я.
Конечно!
С этими словами он подвел подсак к голове и попробовал надеть его. Рыба
вдруг ударила хвостом по воде и сын тут же стал мокрым от брызг.
Перчатки есть? – спросил сын.
Зачем?
Я ее возьму на пасть.
Не торопись! Она сейчас приоткроет рот, и ты скорее всего передумаешь
делать это.
Рыба как будто услыхала меня и вдруг широко раскрыла пасть размером с
эмалированное ведро, оснащенную совсем собачьими, только немного
загнутыми вовнутрь, зубами величиной в пару сантиметров.
Ни фига себе… — выдохнул сын.
Перчатки в сумке! – съязвил я.
Спасибо, я в другой раз, — засмеялся сын.
Что делать-то будем? – спросил я, когда рыба закрыла рот, — Она долго
ждать не будет.
А если за жабры взять?
Сомневаюсь… За борт свалишься.
А я осторожно.
Ну, попробуй.
Сын наклонился, практически перевесившись за борт, и взял рыбу за
жабры с обеих сторон. Рыба не шевелилась. Когда же он попробовал ее
поднять, рыба вдруг так вертанулась вокруг своей оси, что я еле успел
схватить сына за брюки. На этом терпение рыбы явно закончилось. Она
резко нырнула, и леска в руке обожгла мне ладонь. Вытянув всю леску,
остановилась. Я похвалил себя за привычку привязывать леску к катушке.
Помаленьку, смотал обратно не менее половины лески, но рыба повторила
маневр со скоростным бегством. Леска разматывалась так стремительно, что
катушка не трещала, она выла дурным воем! А потом все стихло. Рыбы на
том конце не было. Я стал сматывать леску…
А как это она ушла, леска порвалась? – спросил сын.
Сейчас посмотрим, ответил я, выбирая остаток. Примерно с метр лески был
подран.
Вокруг скалы пошла рыбка наша, леска об острые камни перетерлась.
И пусть, — сказал сын, — у нас и без нее рыба есть, да и осьминожка…
Сказав это, сын резко повернулся к другому борту и вдруг заорал благим
матом что-то неразборчивое, вроде «Ой, … твою …!» Я повернулся туда, куда
он смотрел выпученными глазами.
Картина была совершенно фантастическая! На борт, опираясь на все свои
лапы, уверенно взбирался наш здоровенный осьминог.
Я хотел крикнуть сыну, чтобы он скинул его в лодку сачком, но осьминог
опередил мой неудавшийся, в результате резкого волнения, крик и мягко,
даже в какой-то степени оскорбительно неспешно, перебрался через борт и
соскользнул в воду.
Я поднял мешок. Он был по-прежнему накрепко завязан. Осмотрев его, я
нашел дыру размером с небольшое блюдце… Мешок подгнил, а осьминог
доделал работу, тем самым добыв себе свободу.
Ну вот… Осьминог тоже от нас ушел… – каким-то бесцветным голосом
сказал сын, — А окуни не уйдут?
Не должны, — сказал я, но уверенности, что ничто от нас больше не уйдет,
не было.
Но как же он, такой огромный, в такую маленькую дырочку умудрился
пролезть?!
Да легко. У нас, у осьминогов, нет костей, а потому размер дырочки не
имеет значения… В любую, даже самую маленькую щель способны
просочится…
Треску больше не стали ловить. Окуня было достаточно, тоже решили не
ловить его. Да и солнце поднималось все выше, начинало палить. Это было
опасно для рыбы в бочонке – можно было сварить ее. Решили идти домой.
На симу опустим снасти? – спросил я, — Все равно, домой идем, так можем
и пользу получить – вдруг клюнет какая-нибудь, совсем уж дурная, в
обеденное время?
Давай.
Дурных рыб не было. Я подумал, что палящее солнце – не шутка и добавил
газу. Лодка побежала веселее. Сын задремал. Я тоже боролся с дремотой, но
вахта – она и есть вахта! Внезапно раздался такой истерический звук, что я
даже не сразу понял, что это визжит трещотка стремительно
разматывающейся катушки! Заглушив мотор, я отметил про себя, что лески
на катушке осталось совсем мало. Лодка остановилась быстро. Я судорожно
схватил спиннинг и стал выбирать леску. Сначала она шла легко, а потом
началось…
Борьба вымотала обе стороны – и меня, и рыбу… Когда я все же умудрился
подвести ее к борту и сын ловко выхватил рыбину, мы поняли, что поймали
совсем не простую рыбку!
Это была здоровущая, красивая и довольно редкая рыба – гибрид
«кетогорб», полукета – полугорбуша, на вид под шесть с небольшим
килограмм. Широкая, толстая в спинке, она вела себя так, как и подобает
рыбе такого ранга – спокойно, даже несколько вальяжно и с достоинством,
без резких движений.
Именно тогда, возбужденные удачей, мы и вспомнили, что в сумке лежит
фотоаппарат! Мысль оформилась мгновенно. Сын достал его, настроил. Я
полез в бочонок, достал рыбу. На теле ее были потёки крови.
Сейчас, я сполосну рыбку, и ты снимешь меня, а потом я тебя,- сказал я,
поднес к воде рыбу, не опуская ее и, положив ее голову к себе на согнутую
руку, второй рукой стал осторожно смывать кровь.
То, что произошло потом, долго еще снилось мне в кошмарных снах. Рыба
медленно, очень медленно стала разворачиваться в моих руках. Я понял, что
еще одно мгновение, и она выскользнет, и резким движением, отдав все
свои силы этому рывку, подбросил рыбу в лодку.
Дальнейшее объяснить можно только кознями каких-то духов, которых мы
рассердили в тот день! Рыба пролетела через лодку и легла на торцевую
планку противоположного борта, замерев в фантастическом равновесии –
голова над водой, а хвост над лодкой.
Мы молча наблюдали. Потом, обсуждая эту ситуацию, мы согласились, что
все длилось не больше пары секунд, но тогда нам это показалось минутами.
Я шагнул к борту, чтобы подтолкнуть рыбу к нужному решению проблемы с
равновесием, лодка чуть качнулась, и рыба медленно, как бы нехотя,
сползла. Естественно, в воду.
Помолчав с минуту – другую, мы молча собрали снасти, и я дал полный газ.
Настроение было совсем никакое — «облажался» перед сыном по полной
программе! Всё, что могло сбежать от меня на этой рыбалке – сбежало!
Жены наши молча удивлялись, готовя рыбу и накрывая на стол – мы
принесли столько рыбы, а в глазах ни радости, ни удовлетворения.
Спрашивать не решились. Мы, естественно, молчали, делая вид, что все
прекрасно, а мы отменно бодры и веселы!
Когда наступил соответствующий момент, сын попросил разрешения
произнести первый тост.
Так вот, сегодня я впервые в жизни посмотрел на настоящую рыбалку!
Уверен, ничего более яркого и интересного, что бы вот так могло
всколыхнуть все эмоции, какие только во мне есть, я еще не видал. И за
это, отец, огромное тебе спасибо! Я всегда буду вспоминать тех рыб,
которых мы принесли, а еще больше – тех рыб и иных тварей морских,
которых мы сегодня поймали, но, будучи убежденными гуманистами,
отпустили на волю. Вот такая у нас сегодня была рыбалка!
Вот такая у нас рыбалка! — повторил я и поймал себя на мысли, что он,
стервец, очень грамотно и верно все сформулировал! Ну, а как же иначе?
Чей сын-то, а?
А тост–то будет? – все же съязвил я, не удержался.
А как же! — ответил сын, поднимая бокал, — За гуманизм!