— Однако, девка, ты сильнее, чем я даже могла подумать! Это же надо, умудрилась Гнилого, главного следака, на свои условия поставить! Ничего не скажешь! Такого никто еще не смог сделать, не заплатив жизнью! — сказала Ксения, выслушав рассказ о случившемся.
— Он что, главный? – с ужасом спросила Танюшка.
— Ну да! Гнилой — самая отпетая сволочь во Владивостоке! Если вцепился — от него редко кто живым уходил. Отравил бы его кто или зарезал, что ли. Не возьмешься? – улыбаясь, спросила Ксения.
— Ты что! Бог с тобой, я о таком даже и думать не могу!
— Да знаю я! — засмеялась Ксения, — И без тебя охотники найдутся. Ты, знай, делай свое дело. У тебя своя задача в жизни, ее и исполняй. Это я сразу поняла, как увидела тебя.
— Спасибо тебе за все, — с чувством сказала Танюшка, — если бы не ты и не твои советы, не знаю, что бы со мной было.
— Так и мне будет теплей немного, хоть кому-то доброе дело сделала. В моей грешной жизни мало такого было, — серьезно сказала Ксения, — однако скоро нам прощаться с тобой. Чую я это. Не будешь ты сидеть. Либо выпустят, либо… Ну, да ладно. Не будем гадать.
Через час после этого разговора Ксению вызвали. С вещами. Больше Танюшка ее не видела. Такой она и осталась в памяти – немного расчувствовавшейся в минуту слабости, очень сильной и очень грешной женщиной, принявшей участие в ее, Танюшкиной судьбе. Наутро пришли и за ней.
— Рябова, на выход! С вещами, — громко сказал надзиратель, прогремев замками, — Да быстро!
А какие у нее вещи? Не дали ей ничего взять с собой при аресте. Так и вошла в кабинет следователя. Прежде, чем заговорить, он долго смотрел на нее недобрым взглядом.
— Слушай меня. Если бы это зависело от меня, я бы… Одним словом, ты поедешь с лейтенантом и сделаешь ту мазь, которую пообещала. Все нужное для этого лейтенант купит сам. Ты ему скажешь, что именно. Дальнейшее будет происходить здесь. И смотри мне, каждое твое резкое движение или попытка заговорить с кем-то будет означать конец операции для нас и конец белого света — для тебя. Ты поняла меня?
— Да, поняла. Когда едем? – спросила Танюшка.
— Когда скажут, тогда и поедешь! – заорал следователь, — Еще один вопрос, дрянь такая, и вместо прогулки в карцер пойдешь, крыс развлекать!
Лейтенант за столом с печатной машинкой встал.
— Разрешите выполнять?
— Выполняй, а то у меня скоро терпение закончится с этой стервой! – сказал следователь и подал лейтенанту бумагу с печатью.
— Рябова, на выход, — тихо сказал лейтенант.
На выходе лейтенант предъявил документ, который часовой долго изучал, прежде, чем выпустить их. Извозчика взяли тут же. Ехали молча. Лейтенант знал, куда ехать. Танюшка рассказала, что нужно будет взять. Остановились у первой же аптеки, что на Светланской. С аптекарем говорил лейтенант. Рядом же был и большой гастроном, где взяли пару фунтов масла.
Когда они вошли во двор, Танюшка сразу увидала двух соседок. Они всплеснули руками и явно хотели подойти, однако лейтенант остановил их.
— Стоять! — тихо, но уверенно сказал он, и соседки испуганно замерли, не успев даже убрать улыбки с лиц.
Прошли мимо женщин и поднялись. Лейтенант сорвал бумажку с печатью с двери и открыл ее. На Танюшку нахлынули такие острые чувства, что слезы невольно покатились по щекам.
— Чего ревешь? – спросил лейтенант.
— Да вот, соскучилась по дому…
— Понятное дело, конечно соскучилась. Ты давай, делай дело свое, а то сама понимаешь, дело серьезное. Не хотелось бы, чтобы провалилась…
— Правда? – Танюшка с интересом посмотрела на лейтенанта, — Вам не безразлично, что со мной будет?
— Я что, бесчувственный совсем? Ты так думаешь?
— Да нет, я ничего такого и не думаю. Просто мне интересно, почему так? — улыбнулась Танюшка.
— Почему, почему… Да потому! – сказал лейтенант и вдруг улыбнулся неожиданно приятной улыбкой.
— Тогда вы сидите здесь, а я займусь мазью. Чай вскипятить?
— Можно.
Танюшка зашла за занавеску и, поставив чайник, начала готовить мазь. По квартире поплыли тяжелые запахи.
— Кто такая? Стоять! – раздалось вдруг.
— Да соседка я, товарищ военный. Чую — запах этот поганый опять. Дай, думаю, зайду. Видать, все же выбили из девки рецепт? Так и надо! А то ишь, фифа какая!
— Что вам нужно в этой квартире? – спросил лейтенант.
— Так я это… Насчет жилплощади хотела узнать. Может быть, вы мне разрешите комнатку ее занять, раз уж ее теперь нет? Я же человек к нашей власти очень настроенный. И доказала это, помогая выявить опасного врага.
— Так… И кто же враг?
— Так эта, Танька, кто же еще?
— И чем она так опасна?
— Так это… С врагами же якшалась – вон, сколько их к ней ходило! Это же я вам написала об этих безобразиях.
— Хорошо. Не надо ничего больше говорить. Я читал ваше сообщение. Думаю, в ближайшее время займусь вашим делом. Вполне возможно, что эта квартира перейдет к вам. По справедливости.
— Ой, спасибо вам за это, товарищ военный! Я же всегда готова помочь нашей власти всем, чем…
— Но прежде, — прервал ее лейтенант, — нужно разобраться, насколько серьезно то, что вы нам сообщили и все ли правда в сообщении. А не ради ли квартиры оклеветали девушку? Надеюсь, это не так? За это мы сурово караем! Затягивать не буду — через недельку приеду с комиссией. Надеюсь, все будет хорошо? Так что, ждите нас, а теперь можете идти!
— Спасибо вам! — сказала Танюшка, выглянув из-за занавески, — Я так и предполагала, что все это – ее рук дело.
— Ладно… Больше не будет писать. А что там с чаем?
Часа через полтора мазь была готова. Танюшка налила ее в один из недавно купленных глиняных горшочков. Еще горячую, показала лейтенанту.
— И эта гадость лечит? – поморщившись от запаха, спросил он.
— Еще как лечит!
— Готова? Можем идти?
— Да.
— Тогда выходим. Только дверь опечатаю.
Соседки были во дворе. Они молча смотрели на эту странную пару – хмурого военного и с детства знакомую им девушку с горшком в руках. В глазах их Танюшка видела и сочувствие, и страх.
Ехали молча. Когда подъезжали, лейтенант вдруг повернулся и стал внимательно посмотреть на Танюшку.
— Что? – спросила она и почему-то покраснела.
— Ничего, — ответил лейтенант, — просто смотрю. Красивая ты.
— Да? – только и нашлась она, что сказать. Это было очень неожиданно… Этот человек присутствовал при допросах, видел ее в разных состояниях. По сути, он был по другую сторону окопов, во враждебном для нее лагере, но она этого не чувствовала. Чувствовала она совсем другое — он был симпатичен ей.
— Постарайся держаться так, как держалась до сих пор, — тихо, торопясь, сказал лейтенант, — все будет хорошо. Главное — ничего не меняй.
— Я все поняла, спасибо, — ответила Танюшка
— Меня зовут Игорь. Я хочу, чтобы ты знала мое имя, но забудь его до тех пор, пока не выйдешь на свободу.
— Конечно, Игорь, — Танюшка, впервые произнесла его имя. Окончательно смутившись, она сильно покраснела и опустила взгляд.
Когда вошли в здание, лейтенант сразу же взял у нее мазь, а саму ее передал вызванному конвойному.
Через час ее снова вывели из камеры и привели в небольшое, тускло освещаемое небольшим зарешеченным окошком, помещение, в котором из мебели был только один табурет. Она осмотрелась. В углу – раковина с краном. Сначала Танюшка пыталась понять, для чего нужна такая комната, но сразу поняла, что ей даже думать страшно, для чего она может быть нужна этим людям. Гремящие запоры отвлекли ее от этих мыслей.
— Готова? – не здороваясь, спросил вошедший начальник, держа перед собой горшочек с мазью.
— Да, готова. Только я должна была предупредить, чтобы вы взяли с собой белье…
— Думаешь, что умнее всех? Взял я все. Архипов! – крикнул он, и дверь приоткрылась. В дверь просунулась рука с небольшим узлом.
— Итак, я готов. Можно начинать. Что делать?
— Раздевайтесь. Я намажу вас сзади, а остальное вы можете сами мазать точно так же, как это буду делать я.
— Хорошо. Начинай.
Танюшка впервые прикасалась к мужскому телу, пытаясь ощутить его реакцию на ее прикосновения. С животными она чувствовала все по малейшим их движениям. Этот же человек стоял неподвижно, словно каменный. Танюшка понимала, что он не хочет показывать ей, что ему больно, а сильнейший зуд сводит с ума, но знала она, что все это должно затихнуть. Нанеся мазь на пораженные области выше пояса, она остановилась.
— Дальше вы можете сами.
— Хорошо, — сказал начальник. Танюшка отвернулась.
Вскоре все было закончено.
— Что дальше? – спросил он.
— Теперь оденьтесь в чистое белье. Не снимайте его до завтрашнего утра. Утром вам нужно будет обмыться с мылом в чуть теплой воде, а потом обсохнуть и мы снова нанесем мазь. И самое главное – ни в коем случае не чесать!
— И как ты себе все это представляешь? Здесь бани нет.
— Не знаю, — ответила Танюшка, — вы можете обмываться в другом месте, а потом я буду мазать вас здесь.
— Ладно, я решу этот вопрос, а ты молись, чтобы все у тебя получилось, не то…
На следующий день все повторилось, но перед тем, как они начали процедуру, в комнату занесли два стакана чая и два бутерброда с маслом. Начальник молча указал Танюшке на стакан и бутерброд. Она с удовольствием, с наслаждением отдаваясь ощущениям от почти забытой уже нормальной пищи, стала есть. Глядя на нее, он положил свой бутерброд на ее блюдце. Это стало ежедневным ритуалом перед началом процедуры.
На третий день настроение у начальника было отвратительное. Не успев войти, он стал орать на нее.
— Все, мое терпение уже на исходе! Ты что, дрянь, думаешь, что дурака нашла и сможешь безнаказанно время тянуть? Где результаты, я спрашиваю?
— Все будет хорошо, вы не отчаивайтесь!
— Нет, это тебе пора уже отчаиваться, потому что даю тебе три дня. Не будет результатов – мы закончим эту бесполезную мазанину! Так что, считай, что именно столько тебе осталось жить.
— Да, но мазь сегодня уже заканчивается! – воскликнула Танюшка, — Нужно снова делать ее!
— Хорошо. Сегодня поедешь, но не вздумай играть со мной…
Через два дня, уже привычно ожидая начальника, Танюшка приготовилась к взрыву его гнева.
— Ага, ты здесь? – явно пребывая в хорошем настроении, воскликнул начальник, словно она могла быть в другом месте. Следом за начальником шел солдат с подносом. На нем стояла тарелка с белым хлебом и крупно порезанным салом, а также два стакана чая.
— Да, конечно, — ответила Танюшка, и сумасшедшая радость родилась в ней, — как я понимаю, все хорошо?
— Сама смотри! – ответил он и стал снимать рубаху.
Половина поверхности ран посветлела и стала подергиваться сухой пленкой. Волдыри исчезли везде, новых очагов не появилось.
— Ой, как здорово-то! – радостно воскликнула Танюшка и стала аккуратно наносить мазь, — Теперь дела пойдут быстрее, с каждым днем все больше улучшения будут. Это всегда так бывает, я много раз такое наблюдала.
— Считай, девка, что в рубашке родилась! – ответил начальник, и Танюшка впервые увидела его улыбку.
Еще неделю продолжали мазать теперь уже более или менее чистое тело. Только большие темно- розовые пятна новой, тонкой еще кожи показывали, где были язвы, нарывы и волдыри.
Еще через неделю, когда кожа стала светлой, а зуд и вовсе исчез, Танюшка осмотрела его и сказала, что лечение закончено.
— Я понял, Татьяна, — впервые назвав ее по имени, начальник стал одеваться.
— Совсем не умею говорить такие слова, — продолжил он, — да и мало кто их от меня слышал, но я благодарен тебе за то, что ты сделала. Многие врачи пытались лечить меня, но ни один из них не получил и части того, что добилась ты. Ты исполнила свое обещание. Исполню свое и я. Поверь, это будет очень непросто, но я сделаю. А теперь — иди.
Три дня Танюшка находилась в странном состоянии. Сначала оно было близко к эйфории, а затем – к отчаянию. Каждый приход надзирателей заставлял ее сердце сильно биться в груди, отдаваясь стуком в висках.
Когда в очередной раз загремели запоры, Танюшка каким-то образом знала – это пришли за ней.
— Рябова, на выход, с вещами! – раздался громкий крик надзирателя.
Путь, который она проделывала много раз, показался ей очень длинным.
«Боже, — лихорадочно думала она, — неужели это путь к свободе? А если… И тогда что, все? Нет, не могут же люди быть такими неблагодарными и бессердечными. Или могут?»
— Входи, Рябова, — не предлагая сесть, строго сказал следователь, — повезло тебе на этот раз. В другой так не повезет, обещаю тебе! Все, не хочу с тобой больше разговаривать. Лейтенант все расскажет.
Когда следователь вышел, Лейтенант встал и широко улыбнулся.
— Какая же ты молодчина! Я очень боялся за тебя и надеялся, что все будет хорошо.
— Спасибо тебе, Игорек! – искренне сказала Танюшка и тут же испугалась своих слов, — Ой, простите…
— Что ты! Мне так… — начал было лейтенант, но смутился, покраснел и, взяв со стола бумагу, протянул ее Танюшке, — Если кто-то будет приставать по поводу ареста или еще по какой причине, просто покажи им эту бумагу. Никто тебя не тронет больше. Я такой бумаги никогда раньше не видел! Ты – первая, которая выйдет отсюда с таким документом.
Танюшка взяла листок с печатями и стала читать. Буквы сливались и плясали от волнения, но смысл был ясен – в документе говорилось о том, что ОГПУ не имеет к ней, Рябовой Татьяне Степановне, никаких претензий и, ввиду особых ее заслуг, всем местным органам госбезопасности предлагалось оказывать ей содействие. Это был поистине уникальный документ. Полковник с лихвой исполнил свое обещание.
— Я теперь могу идти? – тихо спросила Танюшка.
— Конечно! Можно, я провожу тебя?
На выходе лейтенант велел показать часовому документ. Часовой прочел и козырнул ей.
— Вот и все, Игорек. Мне было очень приятно…
— Сомневаюсь, что все, что здесь происходило, было тебе приятно, однако благодаря этому я встретил тебя. Не сердись на мои слова, но ты мне очень нравишься. Ты разрешишь мне приезжать иногда в гости?
— Конечно, Игорек, приезжай. Мне это будет приятно.
Соседи приняли ее возвращение по-разному. Кто-то искренне порадовался за нее, кто-то сделал вид, что безразличен к случившемуся, а та соседка, которая и явилась причиной ареста, не скрывала своей враждебности.
— Вернулась? – ехидно щурясь, громко сказала она в расчете, что ее услышат через открытые окна, — Это же надо, какое везение! Питомцы-то твои, коты да собаки, разбежались все.
— Ничего, я найду их.
— А на что они нужны-то? Гадят только везде, спасу нет от них.
— Как вы можете, это же твари бессловесные, жалеть их надо.
— Да? А меня кто жалеть будет? Ты, что ли?!
— Нет, я уж точно жалеть вас не буду.
— И почему же это такая немилость у тебя ко мне?
— Так вы же меня не пожалели, тетя Дуся, когда донос писали. Только вот не пойму, за что вы так меня…
Соседка испуганно расширила глаза и машинально оглянулась. В нескольких окнах были люди, внимательно слушавшие, что происходит во дворе.
— Что ты, девочка, что ты! И не я это вовсе писала, да и… — спохватилась она, поняв, что брякнула лишнее.
Танюшка молча повернулась и пошла в дом.
Все в этой жизни восстанавливается, раны лечатся, и привычный уклад быстро возвращается к нормальному ходу, если этому процессу не мешать. Так и было. Через пару дней, вечером, в дверь постучали. Танюшка даже растерялась немножко, увидев на руках пожилой женщины маленькую собачонку.
— Мне сказали, что вы лечите собачек…- сказала женщина, умоляющим взглядом глядя на Танюшку.
— Да, конечно же, заходите!
Утром Танюшка вошла в аптеку. Марк Израйлович буквально расцвел, увидев ее.
— Вы здесь и одна, без военных! Я так радуюсь, как может радоваться только никому не интересный аптекарь. Вы думали, что он такой старый, что и не вспоминал о вас? Еще как вспоминал! И еще верил, что таки есть здравый смысл у людей, чтобы не трогать таких красивых и умных девушек. А если вам очень захочется рассказать за все старому аптекарю, я буду слушать, как никто еще не слушал вас. Таки вы снова принимаете пациентов?
— Хорошо, Марк Израйлович, я буду помнить об этом! Да, я готова принимать, но никого нет. Одна женщина пришла и всё. Наверное, люди не знают о том, что я вернулась. Прямо беда. Даже не знаю, на что буду жить…
— Это беда? И это вы называете бедой? Не беспокойтесь, милая! Марк Израйлович позаботится за эту вашу беду.
Еще через несколько дней, утром во дворе снова стояли люди с кошками и собачками. Все вернулось на круги своя. И снова Танюшка закрутилась, словно белка в колесе.
Была, однако, разница с тем, как это было раньше. Ее внес Игорь. Он приезжал почти через день. Танюшке было хорошо с ним. Они много разговаривали на разные темы. Не касались только его службы. Танюшка понимала, что для него это очень тяжелый вопрос. Она уже знала, что откомандированный в органы из армии, Игорь так и не смог привыкнуть к тому, что ему приходилось видеть, однако выхода из ситуации не было. Он прекрасно понимал, что стоит ему лишь намекнуть на желание уйти из органов, и вся мощь этой организации обрушится на него. Возможности ее он знал. Понимала все это и Танюшка.
Постепенно режим ее жизни выстроился так, что у нее появились два выходных дня. В эти дни у Игоря были свободные вечера.
Незаметно, день за днем пролетело полгода. Все успокоилось, жизнь устоялась и стала размеренной, спокойной и радостной. Прервалась она неожиданно, требовательным, решительным стуком в дверь рано утром, когда Танюшка готовилась к началу приема.
В дверях стоял участковый. Она знала его, правда общаться до этого не приходилось. За участковым стояли двое незнакомых мужчин.
— Рябова Татьяна Степановна? – сурово спросил участковый.
— Да, это я.
— Так… Понятые, проходите, — сказал участковый, и все трое прошли в комнату.
— Гражданка Рябова, — резким голосом сказал участковый, — вы должны объяснить мне, что происходит в вашей квартире. Чем вы здесь занимаетесь? Рассказывайте все без утайки, точно и конкретно.
— Да ничем особенным. — с удивлением отвечала Танюшка, — Чем занималась всегда, тем и занимаюсь — лечу зверюшек малых… Больших не лечу, потому что не приводят таких, но могу и их лечить.
— И это все?
— Да, все. А что еще?
— Это мы тебя спросим, что еще! Сурово спросим, не сомневайся! Тебя за что арестовывали? За это?
— Да, за это.
— И что, все неймется? С одного раза не дошло? Мало показалось?
— Гражданин начальник, но меня же выпустили потому, что нет в моих делах ничего такого, что можно было бы считать неправильным, предосудительным и тем более – преступным. У меня и документ есть.
— Какой такой документ? Показывай.
Участковый долго сопел, читая документ, вертел его, смотрел печати на свет лампочки, молчал, а потом положил листок на стол и хлопнул по нему ладонью.
— Ну, это мы еще разберемся, почему тебя отпустили, кто отпустил и с какой целью сделал это, а пока предлагаю договориться по-хорошему. Ты прекращаешь свои занятия, а я в ответ прекращаю то, чем вынужден сейчас заниматься вместо того, чтобы жуликов ловить – с тобой возиться. Если не поймешь меня, мне придется всерьез продолжить тобой заниматься, но уже по признакам контрреволюционной деятельности. Я даю тебе последний шанс стать нормальной гражданкой. Ты меня хорошо поняла?
— Да, конечно, поняла, но…
— Никаких «но»! Еще раз спрашиваю, ты поняла, что я сказал?
— Да, поняла.
— Тогда смотри! Пеняй на себя, если что,- с этими словами участковый встал и пошел на выход. За ним – понятые.
Танюшка подошла к окну. Во дворе никого не было. Никто не пришел на прием к ней и на следующий день. Она поняла — не будет ей покоя, не дадут ей спокойно заниматься своим делом…
Вечером пришел Игорь. Танюшка все ему рассказала. Игорь долго молчал, а затем встал.
— Я скоро вернусь, — сказал он и вышел. Танюшка даже не успела спросить, куда он идет. Она догадывалась.
Вернулся он через пару часов. Танюшка услыхала стук его сапог по лестнице. Открывая ему дверь, Танюшка успела увидеть, что у соседки входная дверь закрыта неплотно.
— Так вот, — неожиданно громко сказал Игорь, — теперь можешь спокойно заниматься лечением. Я все узнал и все понял. Участковый больше не будет тревожить тебя беспричинно. Что же касается той, которая не угомонилась и снова стала писать напраслину на честных людей, то завтра же я рапортом доложу об этом своему начальству. По моему мнению, мы имеем дело с явным актом саботажа. Советская власть признала твою деятельность по лечению домашних животных советских граждан законной, не идущей вразрез с политикой нашей партии. Следовательно, против линии партии идет то, что пишет эта женщина.
— Завтра к вечеру, я полагаю, — продолжал Игорь, — здесь начнет работать комиссия ГПУ, назначенная по моему рапорту. Если эта комиссия выявит факт клеветы, то по клеветнику будет принято очень жесткое решение. Так что, идем ужинать, Танюшка, пускай со всем разбирается комиссия!
— Игорек, — спросила Танюшка, когда дверь за Игорем закрылась, — а кому ты все это рассказывал?
— А ты не понимаешь?
— Ты хочешь сказать, что…
— Да, я хочу сказать, что она снова написала на тебя донос. Хорошо еще, что на этот раз отдала его участковому. Посылать в приемную НКВД, как сделала это в первый раз, не решилась. Однако дальше участкового это письмо не пойдет. Он отдал его мне, и я сделал так, что он теперь будет бояться даже вспоминать о нем! Я же сохраню письмо и, если она не успокоится, действительно пущу его в ход, но уже другим путем и под другим смыслом.
На следующий день, еще до полудня, соседка выехала. Две телеги, нагруженные ее незатейливыми вещами, медленно выезжали со двора. На вещах сидели двое ее детей. Она шла рядом. Соседки молча провожали их, то ли сочувственно, то ли еще с каким потаенным смыслом кивая головами, однако ни одна не помахала рукой вслед, не сказала доброго слова. Никто не подошел, не спросил, куда и зачем они направляются. Так свершилось то, что и должно было свершиться. Танюшка понимала справедливость происходящего, но ей жалко было и непутевую соседку, и ее, ни в чем не повинных, детей. Чувство это быстро прошло, и взамен пришло понимание того, что наказание получилось не таким, каким бы оно могло быть. Соседка получила шанс продолжить жизнь в другом месте.
«Дай им Бог пережить все это и нормально жить дальше», — подумала Танюшка и почувствовала, что ни зла, ни обиды к этой женщине у нее не осталось.
Постепенно, месяц за месяцем, жизнь вернулась в привычное русло. Она много работала и вновь научилась радоваться жизни. Этому очень хорошо помог Игорь. Им было хорошо вместе. Те короткие часы, когда он приезжал к ней, были радостными, и впечатлений от них хватало до следующей встречи. Время летело незаметно.
Иногда Игорь приезжал другим. Усталый, с покрасневшими, воспаленными глазами на сером лице. Танюшке в такие минуты хотелось пригреть, пожалеть его, однако он мягко, но уверенно отстранял ее.
— Не надо, не жалей меня сейчас. Я сам справлюсь. Нельзя меня жалеть…
Танюшка, побывав там, где он служил, прекрасно понимала, в чем дело. Те ужасы, которые он видел, могли сломать любого.
— Ну, разве можно так? Тебя же заставили, ты же не сам на эту службу…
— Заставили? Но у меня был выбор, я мог отказаться!
— Разве?
— Да, я мог отказаться. Я понимаю, чем бы это для меня обернулось, но я мог это сделать и не сделал. Поэтому и нечего меня жалеть… Что бы я не сделал, чтобы вернуться в армию! Но я прекрасно понимаю, Танюшка, что стоит мне подать рапорт, и все вокруг меня изменится. Конечно же, никто меня не отпустит, но и жизни мне после этого в органах тоже не будет.
— Так и не мучайся, просто жди своего часа – он обязательно будет!
— Ты думаешь?
— Да, я так думаю. Не может быть, чтобы не пришел твой час, когда можно будет изменить многое.
— Ты у меня – единственная радость в жизни, Танюшка! Как и положено – жена для мужчины должна быть радостью.
— Жена?! – изумленно переспросила Танюшка.
— А тебе что, не нравится эта мысль?
— Нравится, конечно, но разве такое возможно? Ты – офицер, а я кто? Бывшая арестованная.
— Хочешь, я тебе секрет расскажу? — улыбнулся Игорь.
— Зачем? Буду знать твои тайны. Разве можно такое?
— Это тот случай, когда можно! Так вот, мне разрешили жениться. Хочешь знать, на ком?
— Хочу…
— На тебе, Танюшка!
— Разрешили… А я как же? Я уже говорила, что согласна?
— Нет, моя любимая, ты еще не говорила ничего, ведь я не спрашивал. Вот, сейчас я и спрашиваю тебя – ты согласна стать моей женой? — вставая на одно колено, спросил Игорь.
— Да, Игорек, — согласна я. Не было у меня никого, кого бы я любила, да и не будет никогда другого.
— И я, Танюшка, обещаю тебе это же.
Свадьбу сыграли через три дня. Правда, свадьбы-то и не было. Записались в местном Совете, а потом купили в коммерческом магазине бутылку красного вина и пошли домой. Звать было некого. Ни друзей, ни родственников не было ни у него, ни у нее. Долго сидели, разговаривали, мечтали о том, как будут жить. Потом легли в постель. Впервые вместе. Первая брачная ночь прошла настолько же естественно, насколько естественны были их отношения. Не было в этом особых страстей, но у обоих было ощущение того, что именно так это и должно быть, именно так они и хотели, чтобы было в их доме – тепло и уютно. Наутро они встали и впервые ощутили себя одним целым – семьей. В то утро Танюшка почувствовала себя совсем иначе – впервые, после ухода родителей, она не одна на этом свете. Рядом с ней — любимый человек, и она имеет на него все законные права, которые никто не посмеет оспорить. Однако самое главное – этот человек любит ее так же, как и она его!
Копошась у плиты, Танюшка время от времени заглядывала в комнату, где, раскинувшись на кровати во всей свой наготе, лежал ее муж. Это был ее первый и единственный мужчина, и она с любопытством разглядывала его. Еще день назад она бы сказала, что он лежит в бесстыдном виде, а сейчас это был дорогой, любимый человек, и его молодое, здоровое, красивое мужского тело вызывало в ней восторг. Она была счастлива и с замирающим сердцем смотрела на спокойное выражение его лица, сложив руки под передником и любуясь им. Внезапно, видимо почувствовав на себе ее взгляд, он открыл глаза и улыбнулся.
— Танюшка, родная моя… Ой, это я в таком виде лежу здесь…
— Лежи, лежи так! Я хочу на тебя насмотреться.
— Правда? А я?
— Что ты?
— А я, думаешь, не хочу?
— А завтрак?
— Так это и будет завтраком. Как ты на это смотришь?
— Ой…- Танюшка зарделась, — А ты думаешь…
— Именно так я и думаю! Иди ко мне. Ты у меня такая красивая, и я должен сделать то, о чем мечтал сделать давно.
— Что именно?
— Хочу сам раздеть тебя. Я никогда этого не делал.
— Никогда-никогда?
— Никогда-никогда. И собираюсь исправить эту несправедливость. Как вы, товарищ жена, смотрите на это? Согласна?
— Да, товарищ муж, я согласна, — смеясь, ответила Танюшка и отдала честь, приложив ладонь к виску.
— К «пустой» голове руку не прикладывают! – шутливо возмутился Игорь, — Жене офицера надо бы это знать!
— А к чему прикладывают?
— Сейчас, раздену и расскажу.
— Хорошо, я сейчас, — засмеялась Танюшка и метнулась в кухню, где что-то уже начало подгорать.
На следующий день Игорь выпил немного на работе с сослуживцами по поводу женитьбы и получил поздравление от начальника, который и сделал возможным этот союз. На том «торжественная часть» по этому поводу и закончилась. Впереди – трое суток краткосрочного отпуска, который Игорь получил в качестве подарка к свадьбе.
Эти дни пролетели одним мигом, как нечто такое фееричное, радостное, что можно было описать это одним словом – счастье.
Постепенно острота этого состояния стала спадать, и жизнь пошла в том же, спокойном и размеренном ритме, который был до него. Танюшка с огромной радостью вернулась к своей работе. Игорь без радости вернулся к своей.
К радости Танюшки, Игорек оказался очень хорошим мужем, ласковым и внимательным. Каждая минута, проведенная вместе, была счастьем. Отношения между ними установились ровные, спокойные. В этом, созданном ими мирке было тепло, светло и уютно.
Через три месяца, приготавливая мазь для очередной зверушки, Танюшка вдруг очнулась на полу. Скорее всего, в обмороке она пробыла недолго, поскольку в кастрюльке нормально кипело. Танюшка сильно испугалась, но Игорю решила пока ничего не говорить, чтобы не пугать его. Единственный, с кем она могла поговорить на эту тему, был Марк Израйлович.
— Марк Израйлович, дорогой, — начала Танюшка, прервав многословные приветствия аптекаря, — наверное, я заболела. Мне не к кому больше обратиться. Представляете, со мной такое сегодня случилось…
— А что именно такого с вами случилось? – посерьезнел аптекарь, внимательно глядя на Танюшку.
— Да вот, сегодня утром… — Танюшка подробно рассказала все.
— Так… — сказал аптекарь, глядя в пол, — Что-нибудь еще?
— Да нет… Может быть, вы знаете, что со мной и возьметесь лечить?
— Ох, милая… Мне все понятно, но это будет самым первым случаем в моей практике, когда я отказываю человеку в его просьбе вылечить его и…
— Все настолько серьезно? – с ужасом в глазах прервала его Танюшка.
— Все гораздо серьезнее, чем вы даже себе это представляете!
— Что со мной, прошу вас сказать мне всю правду.
— С удовольствием! Так вот, милая, вы заболели той болезнью, которой хотя бы раз, но заболевают практически все женщины на этом, таком иногда странном, белом свете. Болезнь эта совсем не простая, но и вовсе не редкая…
— Да что же вы мучаете меня?! Что со мной?
— И почему бы вам не дать старику насладиться минутой?! У вас, а если быть точнее – в вас, зародилась новая жизнь! Болезнь ваша называется беременностью! С чем и поздравляю, милая моя барышня!
— Ой… — только и смогла сказать шокированная Танюшка, — и что мне теперь делать?
— К-как это, что?! – воскликнул, заикаясь от возмущения, Марк Израйлович, — Быть счастливой и беречь это чудо, чтобы нормально созрело и превратилось в замечательного мальчика или девочку, а лучше – в обоих! Как именно беречь, я вас научу. Все остальное – вы и ваш муж будете делать сами.
Танюшка была счастлива. Сознавать, что в ней теперь живет новый человек, который является плодом их любви, было настолько необычно и приятно, что у нее едва хватило сил, чтобы дождаться вечера. Радость в глазах мужа – это было последняя капля, переполнившая ее, и Танюшка заплакала от необычно мощного ощущения счастья и покоя, охватившего ее.
С тех пор все, чем бы она ни занималась, сопровождалось мыслями о нем, маленьком человечке, живущем в ней. Даже начавшиеся трудности, связанные с ее положением, не страшили ее. Она стойко все переносила.
Нарушило их размеренную, более или менее устоявшуюся уже жизнь неожиданное и очень радостное событие – Игорю, жившему до свадьбы в общежитии ОГПУ, выделили квартиру. Это было как гром средь ясного неба для них. Танюшка сначала обрадовалась, а потом погрустнела.
— Что такое, ты не рада? – спросил Игорь.
— Конечно же, рада, но что будет с моим делом?
— А что с ним? Они же, твои клиенты, и сейчас не рядом живут, а приезжают откуда-то. Почему бы им не приезжать в другое место?
— А ты не будешь против? – тихо спросила Танюшка.
— Ты знаешь, если бы ты занималась чем-нибудь другим, я бы мог быть против, но твое дело… Во-первых, оно никому не делает ничего плохого. Даже наоборот – ты делаешь добро.
Во -вторых же, то, чем ты занимаешься, привело нас друг к другу, так почему я должен это ломать?
На следующий день они поехали смотреть квартиру. Добирались довольно долго. Дом оказался недалеко от центра города, на Матросской. Краснокирпичный двухэтажный дом стоял несколько особняком от других, таких же. Поднявшись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, они оказались перед облезлой, давно не крашеной дверью. Игорь достал из кармана ключ, вставил его и, дважды повернув его, толкнул дверь. Она открылась со скрипом.
— Входи ты первая, — сказал Игорь.
Танюшка шагнула и медленно пошла по квартире. От прежнего их жилья квартира мало чем отличалась. Основным отличием было то, что в этой кухня была побольше. Кроме старой солдатской кровати, колченогого табурета и небольшого, обшарпанного стола в квартире ничего не было. Печь имела плачевный вид.
— Ты не переживай, Танюшка! Прежде, чем мы въедем сюда, я позабочусь о ремонте.
— А потом я сделаю то, чего эта квартира очень давно не видела – приложу к ней женские руки. Я хочу, чтобы эта квартира стала уютным и родным местом для нас.
— Вот именно потому я на тебе и женился, Танюшка, что понял – ты просто чудо! До сих пор не могу понять, ты-то во мне что нашла?
— А вот, нашла кое-что! – засмеялась Танюшка.
Узнав, куда собирается переезжать Танюшка, Марк Израйлович несколько расстроился, но тут же успокоил ее.
— Так вот, имею для вас приятную новость – там, недалеко от вашего дома, есть аптека. В ней служит недавний ее владелец и, одновременно, мой старинный приятель. Я напишу ему письмо и дам его вам. Получив его, он сделает для вас все, что будет в его силах. А еще, вы мне оставите свой адресок, а уж я позабочусь о том, чтобы люди о нем узнали. Как вам такое предложение от старого аптекаря?
— Замечательное предложение! Спасибо вам, Марк Израйлович! Вы не старый аптекарь, вы — добрый волшебник, у которого всегда находятся ответы на самые трудные для меня вопросы! Можно, я вас поцелую в щечку?
— Таки дождался! Вы не поверите – я всегда знал, что вы поцелуете меня, рано или поздно!
— Так есть за что!
— Да… Когда-то девушки целовали меня просто так, а не за что-то! – сказал аптекарь и засмеялся.
С ремонтом Игорь управился быстро. Через неделю и переехали. Кузов грузовичка, который выделили Игорю на службе, был полупустой – вещей у Танюшки особенно-то и не было. У Игоря – тем более. Все, что было у него в общежитии, имело инвентарные номера.
Танюшка сразу принялась за наведение уюта в квартире и через пару дней привела ее в нужный вид.
Еще через пару дней в дверь постучали. Это был первый клиент с небольшой собачкой на руках. Танюшка очень обрадовалась и, мысленно благодаря Марка Израйловича, с удовольствием принялась за дело. Поток клиентов нарастал с каждым днем.
Это обеспокоило соседей. Они подозрительно косились на Танюшку, на Игоря и на людей, молча ожидающих у подъезда. Некоторые из жильцов заговаривали с ожидающими, явно пытаясь получить информацию о том, что происходит. Однажды вечером, когда Игорь был дома, в дверь постучали. Это был пожилой сосед с первого этажа. Познакомиться, как он сказал. Его пригласили к столу, предложили чай. Разговорились. Узнав все, что было ему нужно, сосед засобирался. Уходя, он остановился.
— А вы людей тоже умеете лечить?
— Да, — ответила Танюшка, — но только от кожных болезней.
— У меня есть знакомый… Можно, я приведу его к вам как-нибудь?
— Конечно же, приводите! – улыбнулась ему Танюшка. Если смогу – обязательно помогу ему!
На следующий же день Танюшка осмотрела этого человека и поняла, что сможет его вылечить. И вылечила. Через пару недель, после окончания лечения, Танюшка с удовольствием заметила, что соседи больше не смотрят на нее с испугом или недоверием. Некоторые даже улыбались при встрече.
— Молодец сосед, постарался — всем сообщил! – сказал Игорь вечером, выслушав Танюшкин рассказ о переменах в соседях.
Шли дни, месяцы. Все труднее и труднее ей становилось заниматься своим делом. В аптеку она ходила сама. Она не считала свое состояние таким, которое бы уже не позволяло делать это. Тем более, что аптека была совсем недалеко, и каждый поход превращался в приятную прогулку. Шла она медленно, осторожно, обходя каждый камешек, каждую выбоинку.
Аптекарь, однако, пару раз уже говорил ей, что не стоит ей самой ходить, лучше присылать кого-то. Даже в долг аптекарь соглашался давать, чтобы рассчитываться время от времени за взятое.
— И вообще, — уговаривал он Танюшку, — клиенты ваши сами могут приходить ко мне с запиской.
— Мы же с вами знаем, из чего состоит и сколько стоит один набор. Просто напишите, сколько вам нужно наборов, и я буду знать, что отпускать, — говорил аптекарь.
— Хорошо, спасибо вам! – отвечала Танюшка, — Я так и буду делать, когда будет тяжело.
— Смотрите, — сказал аптекарь, покачав головой, — однако я бы не рекомендовал вам продолжать самой ходить сюда. Думаю, вы сами все понимаете, но я должен был вам это сказать.
— Спасибо вам! Мне и Марк Израйлович это говорил.
— Вот видите? Мы, аптекари, попусту такие вещи не говорим.
Месяц прошел уже с той беседы. Запах во время приготовления мази стал сильно мешать, вызывая сильнейшую тошноту. С этим нужно было что-то делать. Какое-то время Танюшка откладывала это решение, однако вскоре терпеть стало невмоготу.