Как-то поутру, часов в пять, несущий вахту Михаил, одновременно со стоящим на крыле мостика матросом, увидел красную ракету чуть левее по курсу. Это был сигнал бедствия. Кто-то просил помощи. Позвонил капитану. Ответа не было.
«Все понятно», — подумал он и поднял трубку телефона связи с машинным отделением, чтобы перевести машину в маневренный режим, включил радар. Через пять минут на экране увидел, что до цели чуть менее десяти миль. Снова позвонил капитану. На этот раз удачно. По голосу было ясно – тяжел…
— Понял, — сказал капитан, — подходи, а за милю предупреди меня.
Ровно за милю до цели, которую теперь, в лучах восходящего солнца, было прекрасно видно, позвонил.
— Действуй сам, я это… вздремну немного…
На яхте, а это была большая, красивая океанская яхта, стояли двое и махали руками. Судя по всему, яхта не могла двигаться при полном штиле. Что-то случилось с двигателем. Именно так и оказалось, когда судно, идущее по инерции, оказалось в сотне метров от яхты. На чистом английском мужчина сказал, что они не могут завести двигатель. Четверо суток шли под парусом, но вот уже пятые полное безветрие. Вода на исходе. Идут они на Гавайи, в Гонолулу. Рация не работает – от множества безуспешных попыток запустить двигатель сели батареи, а без двигателя их не зарядить. Идти им еще не менее пятисот миль, то есть не менее двух суток, если на двигателе или с хорошим ветром. Сами путешественники выглядели вполне здоровыми и бодрыми.
Михаил взглянул на часы. До конца вахты оставалось десять минут. Дверь открылась, вошел третий помощник.
— Ну что, коллега, поиграемся? — спросил его старпом.
— А оно надо? — сразу поняв, о чем идет речь, с тоской в голосе спросил третий.
— Надо, обязательно надо! — сказал Михаил, — Раз уж так получилось, потренируемся немножко. Не помешает. Объявляй общесудовую тревогу.
И зазвенели тревожные звонки громкого боя по судну, полетели команды, одна за другой.
Вскоре завелся один, потом второй мотобот. По переносной рации Михаил дал команду второму помощнику взять боцмана, пару матросов, второго механика, врача, спустить мотобот и идти к яхте, чтобы определиться, что у них случилось.
Вскоре второй помощник доложил по рации, что второй механик определился – на двигателе пробило прокладку, нужно разбирать двигатель и менять ее. Прибуксировали яхту к судну. Пока путешественники мылись в душе, мотористы занимались с мотором, матросы протянули шланг и заливали пресную воду в яхтенные танки, а артельщик принес ящик тушенки и еще кое-какие продукты. Когда намытые и распаренные путешественники, до отвала накормленные горячим борщом и замечательными котлетами с макаронами, спустились на яхту, там все уже было сделано и опробовано. Топлива на яхте было достаточно, но на всякий случай долили. Двигатель заработал, и яхта медленно отошла от борта. Оба путешественника стояли на палубе и махали руками. Дали ход и тремя длинными гудками пожелали путешественникам доброго пути. И снова потекла спокойная, размеренная жизнь.
Михаил немного переживал, не зная, как поведет себя Валентина. Он не хотел «продолжения банкета». Не потому, что ему не понравилось то, что произошло тогда, той ночью. Понравилось. Очень понравилось, но он не испытывал к этой женщине никаких чувств. Она была очень приятна, он был очень благодарен ей, но…
Эта тревога вскоре прошла, поскольку Валентина ни одним взглядом, ни одним словом не давала повода для тревоги. Более того, он еще больше успокоился, когда вечером, обсуждая в каюте с поваром и артельщиком меню на неделю, разрешил артельщику курить. Михаил сразу же узнал аромат дыма от сигареты. Тот самый, что был в коридоре тогда, в тот вечер. Да и взгляды, какими они с Валентиной иногда перебрасывались, говорили о многом.
Три дня прошли быстро. Экипаж работал в обычном режиме, как всегда. Люди делали свою обычную, хорошо известную, понятную работу. Все было так, но в воздухе висело тревожное ожидание. Когда вечером, часов в девять, по судовой трансляции прозвучало объявление «врачу зайти в каюту капитана», все молча вздохнули, и каждый про себя что-нибудь сказал.
«Началось! — подумал старпом, — Первая, острая стадия закончилась. Теперь начнется вялотекущая. Самая неприятная. Основная…»
Он боялся этой стадии. Боялся и терпел. Так было всегда, но не сейчас. Михаил как-то сразу, вдруг, совершенно ясно понял, что на этот раз все будет иначе. Не сможет он теперь все переносить молча. Не будет больше этого! Принятое решение странным образом успокоило, независимо от того, что последует за этим. А последует что-то серьезное, в этом сомнений не было.
Ночь прошла нормально. Погода – залюбуешься. Практически полный штиль, синяя вода зеркалом, небо голубое. Время от времени появлялись дельфины. То разрозненными группами, то большим стадом. Не хотелось называть их стадом, потому что то, что наблюдали моряки, можно было назвать порядком, строем, еще как-нибудь по-человечески, но так принято.
«А вдруг, да все изменилось?» — подумал Михаил, спускаясь в кают-компанию после вахты.
Капитан сидел за своим столом. Наглажен, свеж, гладко выбрит. Не знай его, старпом подумал бы, что напраслину возводят на этого человека. Погулял, мол, немного и – все.
Капитан молча кивнул на «С добрым утром. Разрешите?»
Когда в кают-компании остались только старпом и третий механик, сменившиеся с вахты, капитан, не отрывая взгляда от своего стакана, начал говорить.
— Как дела, Михаил Иванович, на судне?
— Все нормально, Анатолий Михайлович.
— Все ли? Вы уверены в этом?
— Да, конечно, поскольку каждый день, да и не по разу хожу по судну.
— Но, я надеюсь, вы не будете против того, чтобы я поучаствовал? Одно дело, когда вы гуляете по судну, а другое – когда мы вместе сделаем обход. Посмотрим, насколько ваши прогулки отличаются от обходов.
Капитан говорил сухим тоном, с нотками едва сдерживаемого раздражения в голосе, по-прежнему не поднимая глаз. Третий механик, которому было неудобно от происходящего в кают-компании, втянул голову в плечи и уткнулся в свой стакан.
— Разрешите? — Михаил положил ложку и встал. Он понял, что капитан специально провоцирует его, но на этот раз, как он и решил, все будет иначе.
— Да, разрешаю.
— Приятного аппетита.
— Спасибо. Ровно в восемь тридцать начнем. Жду вас на мостике.
Ходили долго. На судне было чисто. Ничто не цеплялось за глаз, разве что уже совсем мелочь. Похоже, именно это и раздражало капитана. И без того громкий от природы, голос его звучал все громче.
По мере начала действия той «добавки», которую он явно успел принять перед обходом у себя в каюте, рос и его, теперь уже пьяный, кураж. Вскоре он уже непрерывно кричал, причем слова не были связаны с тем, чем они в эту минуту занимались, обходом.
— Анатолий Михайлович, остановитесь! – Михаил громко и отчетливо обратился к капитану.
— Что?! – остановившись на середине слова, спросил опешивший капитан.
— Я предлагаю, — максимально стараясь сдерживаться, спокойным голосом сказал старпом, — прекратить сейчас все это, а вечером собрать весь экипаж. Все ваши речи о неработающем экипаже, обо мне и моей работе вы сможете произнести перед людьми, а то чего так, впустую кричать, ведь не все сейчас могут слышать ваши слова, многие на рабочих местах, а кто-то на вахте. Есть даже и такие, кто пытается спать после ночной вахты.
— Так… И что, ничего не боишься? – сузив глаза до щелок, прошипел капитан.
— А чего мне бояться? Вас? Так устал уже бояться, больше не буду.
— Я понял. Нужен тихий разговор? Идем в мою каюту, я постараюсь тихо, но доходчиво объяснить, чего стоит, а чего не стоит бояться.
Пропустив Михаила вперед, он закрыл дверь. Садиться не стал. Развернувшись лицом к Михаилу, он снова стал что-то кричать, но Михаил плохо воспринимал его слова. Он глядел в эти ненавистные белесые глаза с мешками под ними, на отекшую от пьянства красную физиономию, на тонкие, с пеной в уголках, потрескавшиеся губы, из которых вылетали слова.
Видя полную безучастность Михаила, капитан замер на мгновение.
— Ты что, совсем ничего не понимаешь? – тихо, приблизившись еще ближе и стоя теперь почти лицом к лицу с Михаилом, с присвистом прошипел капитан, обдав тяжелым перегаром, — Ты же полностью в моей власти. Напишу я тебе или не напишу рекомендацию на продвижение — вот в чем твоя проблема, и чего тебе действительно нужно бояться. Ты прекрасно знаешь, что от этого зависит твоя карьера, да и вся дальнейшая жизнь. Так что, будешь ты молчать, терпеть все и слушать меня, а потребуется – и к артельщику побежишь, когда я скажу! Куда ты денешься!
— Конечно же, я понимаю, но не только это. Карьера любой ценой – это не для меня. На ваш шантаж я тоже не собираюсь поддаваться. Под этим соусом сегодня вы потребуете одно, завтра – другое, а послезавтра что? Нет, я предпочитаю спокойно делать свое дело. И тем более это важно, что вам не всегда удается заняться этим. Так что, давайте, каждый будет заниматься своим делом. Хотите пить– пейте, да хоть залейтесь, но мне работать не мешайте! Должен же кто-то судном управлять, не так ли?
— Да? Вот так? Нет, ну что за уродов мне старпомами присылают? – глядя Михаилу прямо в глаза, зло засмеялся капитан и продолжил, — Один придурок был, теперь и второй туда же! Не знаю, что мне с вами делать! Наберут бл…й в жены и бесятся потом, будто капитан им виноват!
В это мгновение Михаил почувствовал, что в глазах потемнело. Совершенно помимо его сознания случилось то, что случилось. Удар резко выброшенного вперед кулака пришелся в уголок губ. Капитан отлетел и грузно плюхнулся в удачно находившееся на его пути кресло.
— Разрешите идти, Анатолий Михайлович? Работы много накопилось, – глядя в выпученные от изумления глаза и на струйку стекающей с разбитой губы крови, спросил Михаил и вышел из каюты, не дожидаясь ответа.
— Идите, но я это запомню! – услыхал он, закрывая за собой дверь.
«Я тоже», — мысленно ответил ему Михаил.
Закрыв дверь своей каюты, Михаил выпил стакан холодной минералки, прилег на диван и вскоре успокоился.
«Да уж, — подумал он, — разговор получился не совсем тихим.»
Жалел ли он о том, что случилось? С одной стороны – да, поскольку понимал и справедливость слов капитана о том, сколько от него зависит, и то, что капитан на судне – личность неприкосновенная, но…
Он ясно давал себе отчет в том, что случившееся — не просто срыв. Рухнула система отношений, построенная на сдерживании себя, которую Михаил создавал в предыдущих рейсах. Терпеть и сдаваться он больше не мог. Тем более – после всего того, что услыхал.
Больше всего волновало и мучило то, что капитан сказал о жене. Почему, на каком основании он это сказал? Это было странно…
«И что тут странного? – сам же себе и ответил Михаил, — Круг моряков одной компании достаточно узок. Все мы, в самых неожиданных местах и в самых неожиданных составах, встречаемся иногда с друзьями за стопкой или без нее, разговариваем. При этом, часто выясняется, что есть много общих знакомых, с которыми когда-то работали или учились. Всякое можно узнать случайно или не очень, при таких встречах…»
«И что из этого? — продолжал он рассуждать, — Нужно кричать всем о том, что узнал? Узнал — молчи, но эта тварь посмела сказать мне такое в лицо! Вот за то в лицо и получил!»
Рассуждая так, Михаил уговаривал себя, что ударил он не капитана, а подлеца. На том и успокоился, однако покой этот был относительным. Михаил прекрасно понимал, что впереди его ждет не самый спокойный рейс.
Вечером, часов в десять, когда он сидел за столом и листал журнал замеров пресной воды, чтобы подбить остаток на приход, в косяк открытой двери осторожно постучали.
— Да, входите, — сказал, не оглядываясь. Дверь закрылась. Это удивило. Никто кроме него не стал бы делать это. Повернув голову, он увидел судового врача.
— Здравствуйте, Ирина Петровна, — с изумлением приветствовал ее, — что-то случилось?
— Нет, Михаил Иванович, ничего не случилось! А что, молодая, симпатичная женщина может прийти только в том случае, если что-то случилось? — игриво ответила она, — И присесть не пригласите?
— Конечно же, присаживайтесь! И все же, что-то же должно было случиться такого, что вы решили прийти в столь поздний час и закрыть дверь моей каюты изнутри? – со смехом сказал Михаил, удивляясь своему наскоку на женщину. Однако приход ее несколько встревожил. Другую он встретил бы иными словами, но ее… Весь экипаж знал о ее тесных отношениях с капитаном. При этом никто не верил, что отношения эти носят интимный характер. Она была нужна ему. Запои – дело сложное…
— Уж не решили ли вы, Михаил Иванович, что я пришла к вам по причине влюбленности без памяти?
— Нет, конечно, — опрометчиво быстро ответил Михаил.
— Да? А что, вы думаете, что я не могла бы влюбиться в симпатичного, но всегда почему-то грустного, старпома? И вас бы это ни капельки не тронуло? Вот, совсем нисколечко не тронуло? – сказав это, она демонстративно сбросила полу платья-сафари с колена.
Обнажившаяся ножка в тончайшем капроновом чулке с краешком кружевной резинки была прекрасна. Сердце Михаила невольно застучало сильнее, отдаваясь в висках. И чему удивляться? Докторина, как ее называли в экипаже, была эффектной женщиной в полном смысле этого слова. Если не смотреть на лицо, то тело ее могло бы принадлежать двадцатилетней модели любого уровня. Высокая, упругая, стройная и все, как говорится, у нее на месте, все в идеальных пропорциях. Лицо же полностью соответствовало сорокапятилетнему возрасту. Не более, но и не менее. Очень красивое лицо взрослой, умной женщины. По крайней мере, именно так оценил ее Михаил с самой первой минуты знакомства. Однако это был не тот случай, когда он готов был бы поддаться зову природы.
— Очень красивые у вас ноги, Ирина Петровна! Да и вся вы – чудо, как хороша! Смотрю и радуюсь за вас! И все же, что привело вас ко мне в этот час?
— Нет, ну я так не играю! Вас ничем не проймешь! – рассмеялась докторина и внезапно посерьезнела, — Я к вам по делу.
— Я слушаю вас. – так же серьезно ответил Михаил, — Кофе будете?
— Пожалуй, нет.
— Итак…
— Я хочу поговорить с вами о ваших взаимоотношениях с Анатолием Михайловичем.
— Даже так?! – изумленно воскликнул старпом, — Это что же, он вас прислал парламентером? И как же вы…
— Не стоит меня оскорблять! – резко прервала его докторина, — Я сама решила сделать это, и пришла к вам для того, чтобы поговорить и сказать все, что я думаю об этом человеке в связи с создавшейся между вами обстановкой. Извините, если я вторглась не в свое…
— Простите меня, — знаком руки останавливая встающую уже Ирину Петровну, — но это первое, что пришло мне в голову…
— Я понимаю. Однако время уже позднее. Вы готовы меня выслушать? Да или нет?
— Да.
— Так вот, я знаю Анатолия Михайловича уже не первый год, да и не на первом судне мы работаем вместе. Это судно– третье. За все это время я очень многое поняла в нем. Прежде всего, это то, что он — достаточно нездоровый человек. Думаю, вам это и без меня понятно. Название его болезни — алкоголизм. Лечиться он не будет никогда. Уж такой у него характер. Как и чем закончится его жизнь — ему все равно. Это, как я понимаю, вы знали и без меня. Я же хочу сказать вам не об этом. Эта болезнь постоянно меняет его. Если раньше, выйдя из запоя, он становился нормальным человеком, то сегодня вряд ли можно назвать нормальным то состояние, в котором он находится между запоями. Беспричинная злоба, мстительность стали для него обычным делом. И, что самое тяжкое, в этом он не знает меры и готов на любую подлость.
— Я это почувствовал.
— То, что вы почувствовали — это только начало. То, что произошло между вами в каюте, а он рассказал мне об этом, вызвало в нем чувство мести такой силы, какую я в нем еще не видела. Он сделает все для того, чтобы разрушить вашу жизнь. Поверьте, у него достаточно сил и возможностей для этого. Да и на судне он не одинок, у него есть тайные помощники. Кого-то прикормил, кого-то запугал. Я очень прошу вас, будьте осторожны! Именно для того, чтобы сказать вам это, я и пришла. Вы мне симпатичны, именно поэтому я не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое. И это все, что я хотела вам сказать, Михаил Иванович, – сказала докторина и, проследив его взгляд, широко улыбнулась и плавным движением руки вернула полу платья на место.
— Спасибо вам, Ирина Петровна, — покраснев, серьезно сказал Михаил, — и простите меня, ради Бога.
— Да ладно вам, я и забыла уже! Спокойной ночи, Михаил Иванович! Надеюсь, мы будем друзьями с вами.
— Вне всяких сомнений. Спокойной ночи, Ирина Петровна.
До прихода в порт, капитан на мостике не появлялся. По крайней мере, на вахте старпома. Встречались только в кают-компании.
По расписанию, стоянка должна была быть около трех суток. Старпом не собирался сходить на берег. Заказав второму, собиравшемуся в город, дюжину пива, тем и ограничился.
Первым по трапу поднялись власти, за ними – агент. Вместе с ним поднялся высокий, седоватый мужчина. Михаилу показалось, что где-то он его уже видел. Вспомнить не получилось.
Михаил был на палубе, когда по судовой трансляции объявили, чтобы старпом зашел к капитану. Настороженный, он медленно поднимался по трапам, стараясь настроиться так, чтобы в каюте капитана быть совершенно спокойным.
— Михаил Иванович, присаживайтесь, — сказал капитан, указывая на кресло, — у меня есть для вас неожиданное сообщение.
— Да, я слушаю вас, — ответил Михаил, напряженный и готовый к чему угодно.
— Только что у меня был капитан с судна нашего пароходства, стоящего в паре километров от нас, на контейнерном терминале, — сказал капитан, глядя в стол. В ту же минуту Михаил вспомнил того человека – они вместе учились на курсах повышения квалификации.
— Так вот, — помолчав, продолжил капитан, по-прежнему не поднимая головы, — у них создалась неординарная ситуация со старпомом. Ему необходимо срочно вернуться домой. Руководство дало право капитану поменяться старпомами с любым судном пароходства, направляющимся домой. Естественно, с согласия старпома. Так вот, в этом порту есть два таких судна. Одно из них – наше. Через час капитан выйдет на связь, и я должен буду передать ему ваш ответ – да или нет. Время пошло. Вы свободны.
Ошеломленный, старпом вернулся в каюту. Минут через десять пришла докторина.
— Так есть, все-таки, Он на небе, Михаил Иванович, не так ли? — улыбаясь во весь рот, заявила она, — Я поздравляю вас!
— С чем, Ирина Петровна? Я еще не дал ответ.
— Так чего же вы ждете? Дайте его скорее! Быстренько, прямо сейчас, поднимите трубку и скажите «да».
— Вы полагаете, что именно так я и должен поступить?
— Да, конечно, а вы?
— Вот и я тоже так думаю, — улыбнувшись, сказал Михаил и снял трубку.
Через сутки Михаил вышел из порта уже на другом судне. Все было ново для него на этом судне. Он никогда не ходил на контейнеровозе. Так получилось, что передача дел была только на его судне, а на новом ее вовсе не было. Он пришел на полностью уже загруженное, и через три часа оно вышло в море.
Второй помощник рассказал ему о грузе, показал документы. Свои, старпомовские, сам смотрел, а по палубным делам рассказал боцман, с которым обошли все закоулки и все боцманские «закрома». Судно — оно и есть судно. Мало чего нового нашел для себя Михаил.
Капитан понравился. Был он и радушен, и строг одновременно. Самое главное, что поразило в нем – лицо его всегда было светлым, он часто улыбался, а если что-то ему не нравилось, становился серьезным, меж бровей пролегала складка. Такое, однако, случалось не часто, как позже определил для себя Михаил. Штурмана также понравились – «шустрые и умные», как дал им определение коллега Михаила. Они вполне соответствовали этому.
С боцманом сложились довольно натянутые отношения. Как выяснилось, он не любил, когда ему советовали, что и как делать, а потому на второй день перехода не поднялся утром на мостик. Михаил послал за ним матроса и, когда боцман поднялся, спросил, что ему помешало?
— А зачем? — слишком громко и уверенно для того, чтобы быть экспромтом, глядя старпому в глаза, ответил боцман, довольно молодой человек, — Работы на палубе всегда полно, и я знаю, что нужно делать.
— Я вас понял. А теперь вы поймите и запомните то, что я вам скажу, — сухо сказал Михаил, — за состояние судна и его палубного хозяйства отвечает старпом. Именно поэтому, нравится вам это или нет, на ходу вы будете ежедневно подниматься сюда ровно в семь утра и докладывать мне план работ палубной команды на день. Если у меня будут поправки к этому плану, я их внесу. Если нет – дам добро вашему плану.
— А мы с вашим предшественником… — начал было боцман.
— С сегодняшнего дня, — прервал его Михаил, — будет только так и никак иначе. Вопросы есть?
— Нет вопросов.
— В таком случае, готов выслушать ваш план работы палубной команды на сегодня.
Михаил понимал, что его взаимоотношения с боцманом испорчены, но это был тот случай, когда принцип был дороже возможных последствий.
В остальном, переход прошел спокойно, ровно. Экипаж на судне был дружный, и это чувствовалось во всем.
Пришли в Австралию. После ухода властей и агента, капитан вызвал к себе старпома.
— Михаил Иванович, как вы смотрите на то, чтобы развлечься немножко?
— Каким образом? – ничего не понимая, улыбнулся старпом.
— Самым, что ни на есть, обычным – посмотреть концерт, посидеть за столом, да и вернуться к себе.
-Идея великолепная, а в чем конкретно она выражается?
— Вот в этом, — сказал капитан и подал Михаилу конверт с логотипом «Ф.Шаляпин» и надписью «Капитану».
В конверте лежало приглашение для старших офицеров на торжественный прием в честь чего-то такого, важного, который давался Генконсульством в Сиднее на этом пассажирском судне.
— У вас летняя форма есть?
— Да, сшил в прошлом году в Гонконге.
— Вот и хорошо. В девятнадцать начало, выходим в восемнадцать.
— А на судне…
— На судне старшими останутся первый помощник и второй помощник. Первый отказался из-за плохого самочувствия, а второму рано еще на такие мероприятия ходить. Так что, идем втроем, со стармехом.
Большое, белоснежное судно стояло у морского вокзала. Такси подкатило к нему за двадцать минут до начала. От самого трапа почувствовалась школа. Вахта стояла в безукоризненно отглаженной, белоснежной форме. Вахтенный третий помощник повел их куда-то. Михаил буквально впитывал в себя прекрасные интерьеры коридоров, вестибюлей и широкие, красного дерева, трапы. Повсюду сверкала надраенная латунь, зеркала. Мягкие паласы на палубах делали шаги бесшумными. В вестибюлях — номерные, одетые в форму, приветливо улыбались. Все это восхищало и будоражило сознание Михаила, впервые оказавшегося на пассажирском лайнере такого уровня.
— Музыкальный салон, — объявил третий помощник, открывая перед ними большую стеклянную дверь, — вас встретят старпом и старший штурман.
Старпом, Валерий, оказался старинным знакомым еще по училищу.
— Здравствуйте, проходите и чувствуйте себя, как дома! – приветствовал он, держа в руке бокал с каким-то напитком.
К ним подошел молодой официант с подносом в руках, на котором стояли такие же фужеры. Немедленно подошел другой официант. На его подносе стояли маленькие рюмки с более крепкими напитками.
Михаил огляделся. По периметру очень большого помещения со сценой стояли круглые столики с креслами возле них. Часть уже была занята, часть ждала своих гостей. Держа в руках бокалы, люди ходили, стояли, разговаривали или просто рассматривали гостей и интерьеры. Отовсюду слышалась русская и английская речь. Английской, а если точнее — австралийской, с ее особым звучанием, было намного больше. На втором этаже, который представлял собой широкий балкон, находился большой диско — бар, оттуда доносилась тихая музыка. На балконе, вдоль ограждения, по оба борта также стояли столики. Сидя за ними, люди, смотрели вниз. Туда, на балкон, вел широкий, очень красивый трап.
«Совсем, как в «Веселых ребятах, — подумал Михаил, глядя на него, — только Орловой с ее чечеткой внизу не хватает!»
Когда к Михаилу подошла девушка в великолепно сидящей бордовой униформе, с подносом, на котором лежало много разных бутербродиков с воткнутыми в них зубочистками, он растерялся. Лицо ее, глаза были какими-то… Он не знал, какими. Он просто смотрел в них и не мог насмотреться. Девушка указала глазами на поднос и широко улыбнулась.
— Канапе, пожалуйста. Угощайтесь!
— Спасибо, — почему-то покраснев, сказал Михаил и взял одну. Ромбик хлеба с сыром, шпротинкой и маслинкой на зубочистке оказались удивительно вкусным.
— Еще? – спросила она.
— Нет, спасибо, — Михаил помотал головой.
— Кладите сюда палочку. — сказала она, — Приятного вам вечера!
— Спасибо, — в ту самую секунду он заметил на ее груди сверкающую металлическую планку с именем, — очень вкусно, Наташа.
— Подходите чаще, если понравилось, — снова улыбнулась она, — мы здесь работаем до концерта. После его начала, работать будут только винные стюарты.
— Значит, вас не будет здесь? – со смелостью, которую явно придал ему выпитый коньяк, спросил Михаил.
— Да нет, я обязательно буду.
— А почему тогда…
— Помогаю девочкам, — улыбнулась Наташа и пошла дальше, предлагая свой вкусный товар на подносе.
Михаил смотрел на ее ладную фигурку, пока ее не заслонили, и мысленно тихо заскулил.
«Вот же, фея… Мелькнула, взбудоражила кровь и исчезла в никуда, навсегда,» — грустно констатировал он, взял с подноса у проходящего мимо официанта большой бокал с коньяком на дне и пошел туда, куда отошли Валерий и капитан с его, Михаила, судна.
— Что вы думаете делать после банкета? – спросил Валерий капитана.
— Да, в общем-то, ничего. На судно будем возвращаться. А что? Еще что-то предусмотрено программой?
— Да нет, официальная программа заканчивается в десять. Я просто подумал… Давно мы с вашим старпомом не виделись…
— Что вы предлагаете?
— Может быть, переночуете здесь, у нас? Каюты же пустые.
— Михаил Иванович, — повернулся капитан, — а как вы относитесь к такой идее?
— Да я –то положительно отношусь, но…
— В таком случае, — прервал его капитан, – Михаил Иванович остается у вас, а мы со стармехом поедем на судно.
— А…
— Держите, — капитан достал из нагрудного кармана и протянул Михаилу несколько цветных бумажек, — это талоны на такси. Буду ждать вас к семи тридцати. Уверен, что вы не опоздаете.
— Нет, не опоздаю, — пытаясь подавить улыбку, сказал старпом.
— Замечательно! – воскликнул Валерий, — А теперь идемте, я посажу вас за столик, сейчас начнется концерт.
— А артисты откуда? — спросил капитан, — Местные?
— Очень даже местные. Все – члены экипажа.
— Да? Это столько у вас талантов на борту, что даже на концерт хватило?
— Да нет, вообще-то, их гораздо больше, ведь сюда людей отбирают еще и по этому параметру.
Концерт был потрясающий. Михаил отбил ладони, хлопая после каждого номера. Наташу видел лишь раз, когда она подходила к столику, за которым сидели капитан «Ф.Шаляпина», люди из консульства и очень важные гости-австралийцы.
По окончании концерта, всех гостей пригласили в ресторан, на ужин. Михаил не бывал раньше на таких приемах, и все ему было очень интересно, восхищало и даже несколько пугало. Безукоризненные, накрахмаленные белые скатерти, сверкающие приборы, тяжелая белая посуда с логотипом судна, молодые, красивые официантки в бело-синей форме, винные стюарты в бордовой — все это работало четко, отлажено и неотразимо, создавая атмосферу истинного праздника. Смена блюд, каждое из которых было маленьким шедевром, постоянное внимание винных стюартов, наливавших в нужный момент нужные напитки каждому – все это постепенно складывалось в некий хоровод, переполняющий сознание Михаила. Это немного тревожило, ведь он пил обычно мало. Так делал и сейчас — лишь пригубив рюмку, ставил ее.
Банкет закончился после того, как за центральным, человек на тридцать, столом капитан «Ф.Шаляпина» поднялся и произнес прощальный тост.
Попрощавшись с капитаном и стармехом, Михаил пошел вслед за Валерием. Подошли к большой стойке в широком вестибюле. За ней сидели молодой человек и девушка, одетые в черно-белую униформу.
— Как насчет каюты для нашего гостя? – спросил Валерий.
— Все готово, Валерий Николаевич, старший пассажирский нас предупреждал. Вот ключ.
— Спасибо! — Валерий взял ключ и передал его Михаилу. На легком брелке был выгравирован номер каюты.
— Ну что, идем? – спросил Валерий.
— Конечно! И даже не спрашиваю, куда.
— И правильно делаешь. Уверен, тебе понравится. Сначала в каюту ко мне заглянем, а потом и пойдем.
В баре, куда они зашли, за столом с мягкими креслами сидели уже трое в белой форме.
— Знакомься, Миша, — Валерий представил всех.
За барной стойкой никого не было, однако через несколько минут Михаил онемел – вошла она, Наташа.
— Ну вот, пришла наша поилица, кормилица и похмелилица! – улыбаясь, сказал Валерий, — Теперь можно считать, что все невзгоды остались позади!
— А что, они были? — улыбнувшись, спросила Наташа.
— Нет, конечно же, нет! Однако они же могли быть, да? Вот мы и возрадуемся тому, что таковых не случилось!
— А пить что будем, радуясь?
— Нам, Наташенька, все как обычно, ты же все знаешь. А у гостя нашего, которого Михаилом кличут, ты сама спроси, потому как он не местный.
— А я знаю, что Михаил предпочитает. Конечно, если он не переменил своих предпочтений за последние два часа.
— Да?! Вот это номер! Миша, ты когда это успел настолько нашей девушке понравиться, что она о тебе почти все знает?
— Да вот, случилось! – рассмеялся Михаил.
— Случилось? Да ты крут, однако! – продолжал подтрунивать Валерий.
— Отстань от него, — шуткой вступил доктор, небольшого роста, чуть полноватый человек, — ведь ты же не знаешь, а вдруг это — любовь? А ты все возьмешь и сломаешь. Что тогда? Опять ко мне – лечи, да исправляй?
В эту минуту в бар зашла официантка с подносом и составила с него на стол несколько тарелок с нарезками и фруктами.
— Всем приятного вечера, — сказала она и вышла.
— И я, пожалуй, пойду, — сказала Наташа, — если больше ничего не нужно. Приятного вам вечера.
Михаил поймал на себе внимательный, изучающий взгляд высокого, красивого пассажирского помощника и смутился.
— Наташенька, задержись на секунду, мне нужно сказать тебе кое-что, — сказал пассажирский вдогонку и встал.
Они вышли вместе, и через несколько минут он вернулся. Посидели еще с полчаса. Пить больше не хотелось.
— У меня есть совершенно свежее предложение, — сказал доктор, — а давайте, перенесем это послебанкетье ко мне в каюту. Как вам? Неужели не нравится мысль?
— Мысль вполне здравая, — первым отреагировал Валерий, — и, тем более, здравая она потому, что подготовительную работу мы уже провели.
Каюта у доктора была просторная, уютная. На небольшом столике у дивана стояли два больших блюда. На одном – нарезка, а на другом – фрукты. Спиртное взяли с собой из бара. Доктор включил музыку. Стоящая в углу, великолепная система давала прекрасный, мягкий звук.
В дверь постучали, и сразу же она открылась. Вошла девушка.
— А вот и Анечка! — сказал доктор, встал ей навстречу, чмокнул и представил Михаилу.
Он не успел сесть, как в дверь вновь постучали. Открыв дверь, он впустил… Наташу. Михаил с изумлением смотрел на нее.
— Вот так вот! Мы снова встретились, — улыбнувшись, сказала она.
Михаил не помнил, как ушли Валерий и пассажирский помощник. Остались только доктор с Аней и он с Наташей. Не отложилось в его памяти и то, как они начали танцевать.
Сначала робко, а потом все больше и больше чувства вкладывал Михаил в медленный танец. Он старался слиться с ней, впитать ощущения, прекрасно понимая, что второй такой встречи не будет. Эта женщина с первой же минуты завладела им. Ощущая ее в своих руках, он понимал, что держит то, что ему не принадлежит, но должно было принадлежать. Всем своим существом он чувствовал, что она была не против, принимала его, ощущал ее движения навстречу и видел, что она прекрасно понимает, что с ним происходит. И он, в свою очередь, тоже понимал, что это могло означать только одно — с ней происходило то же самое.
Они не разговаривали в танце, без слов наслаждаясь друг другом. Михаил вдыхал аромат ее волос, ощущал плотный стан под рукой. Ее горячее дыхание было свежо и приятно. Почти не отдавая себе отчета, повинуясь жаркой волне нежности, он прикоснулся губами к ее щеке, слегка притянув к себе. Она подалась навстречу и губы их встретились. Такого долгого и такого чувственного поцелуя он никогда еще не испытывал. Чувствуя ее горячие ладони, гладящие его плечи, шею, он также гладил ее спину, руки. Страсть закипала так, что сил сдерживать ее уже не было. Она также едва заметно дрожала в руках Михаила. Это начинало становиться пыткой.
— Ты знаешь, где находится каюта М24? — прошептал Михаил в ее маленькое ушко.
— Конечно, — тоже шепотом ответила она. Больше ни одного слова не было сказано. Она просто взяла его за руку и повела.
Долго шли по коридору, поднимались по трапу, снова шли по коридору, пока не остановились перед табличкой <M24>
Когда дверь за ними закрылась, началось колдовство. Все, что стало происходить, носило мистический характер. В каждое следующее мгновение он знал, что нужно ей и давал ей это. В ответ она давала ему то, о чем он только что подумал. Такого с Михаилом еще не случалось.
«Так не бывает! – думал он, когда голова его включалась на минуту, — Что это?»
Ответа не было. Вновь и вновь накрывала их волна нежности и счастья, появлялись силы, и все начиналось сначала. Никогда Михаил не знал о себе, что способен на такие ласки. Откуда это? Где оно таилось? Как эта чужая, но почему-то вдруг ставшая родной, женщина разбудила в нем эти чувства? Почему он, Михаил, стеснявшийся любых словесных проявлений чувств, стал говорить этой женщине такое, что и в мыслях — то никогда не появлялось? Ответов на эти вопросы не было.
Когда большой, круглый иллюминатор засветился на переборке первыми лучами рассвета, они пришли в себя. Долго лежали на широкой, жаркой кровати, раскинув руки и касаясь друг друга только кончиками пальцев.
— А ты знаешь, что сейчас произошло? – спросил Михаил.
— И что же произошло сейчас?
— Я только что понял, что больше не захочу никого. У меня больше не будет другой женщины.
— Естественно, — засмеялась она и поднялась на локте, глядя на него, — чему же здесь удивляться? После такой-то ночи!
— Нет, ты не поняла… Я не о том, сколько осталось сил после этой ночи.
— Я все поняла и знаю это, — уже серьезно сказала она, погладив его по щеке.
— Откуда ты знаешь?
— Ниоткуда. Просто знаю и все. – сказала она и медленно, разделяя каждое слово, добавила, помолчав, — Я чувствую то же самое.
— И что мы будем с этим делать?
— Не знаю. Наверное, ничего. Пусть жизнь сама все решит.
— Ты уверена? А если она не решит? Или решит не так, как мы этого хотим?
— А мы знаем, чего и как мы хотим?
— Кажется, да.
— Вот и пусть все идет так, как идет. Чтобы без «кажется» было.
— А если я не хочу ждать?
— Ты сейчас уйдешь. Это – факт, да?
— Да.
— Ты женат. Это тоже факт, да?
— Очень шаткий, но да, факт. Однако я совершенно точно знаю – именно тебя я искал всю мою жизнь. А ты как относишься к тому, что сегодня произошло?
— Зачем спрашиваешь? Однако пусть все идет так, как идет. Если нам суждено быть вместе, мы обязательно встретимся, и тогда я обязательно расскажу тебе, как отношусь к тому, что случилось с нами сегодня.
— Хорошо. Я понимаю тебя. Я верю, что мы встретимся. Мы не можем не встретиться. Иначе, зачем была эта ночь? Ведь такое не могло случиться просто так, случайно!
— Наверное, ты прав. Пусть будет так. Я только очень прошу тебя – не делай ничего специально, не выстраивай свою жизнь под нашу встречу. Не хочу, чтобы ты считал себя хоть чем-то обязанным мне. Это очень серьезно. Помни это. При встрече, если она будет, я сразу это почувствую и тогда не приму тебя, уйду навсегда…
— Хорошо, я только хочу пообещать тебе, что…
— Именно об этом я и говорила тебе только что, — прервала его Наташа, прикоснувшись к его губам своей маленькой ладошкой, — этого я больше всего и боюсь. Не обещай мне ничего. И я тоже не буду обещать. И не пиши. Я не буду отвечать.
Сказка закончилась ровно в половину шестого. После душа, они сидели в креслах, друг напротив друга. На ней была его рубашка. Съехав чуть ниже, Наташа уютно, полулежа, устроилась в кресле и молча смотрела на него полуприщуренными глазами. Михаил долго смотрел на ее коленки, маленькие ступни, а затем наклонился и положил ее ноги себе на колени. Она широко открыла глаза, не понимая, чего он хочет.
Он тоже не знал, чего хочет. Новая волна нежности, но не той, которая зовет в постель, требовала чего-то. Это была иная нежность, более высокого порядка. Трогая ее ступни, перебирая маленькие пальчики, он чувствовал по отношению к ней иные чувства. Так отцы млеют от своих дочерей. У него никогда не было дочери, но он точно знал, что бы чувствовал, будь она у него. Внезапно к Михаилу пришло понимание того, что он любит эти глаза, любит эту женщину, о которой совершенно ничего не знает. Мысль эта ударила выстрелом. Сознание говорило, что так не бывает, но реальность была точнее, потому что все это уже происходило сейчас. Не с кем-то, а с ним, Михаилом. Наклонившись, он приподнял ее ноги и стал целовать пальчик за пальчиком, глядя при этом в глаза.
— Зачем? – тихо спросила Наташа. Она совершенно не была готова к такому.
— Тебе плохо? Не нравится?
— Нет, мне слишком хорошо для того, чтобы это было правдой. Я боюсь.
— Чего?
— Я боюсь, что ты когда-нибудь сделаешь мне очень больно. Смогу ли я пережить это? Ты слишком близко подошел ко мне, как еще никто и никогда не подходил. Я никого не подпускала настолько близко, всегда была очень осторожной. До тебя. С тобой я забыла про все свои правила.
— Я никогда не сделаю тебе больно, воспользовавшись этим. По крайней мере, никогда не сделаю это осознанно.
— Я верю тебе.
— Мне нужно собираться, — сказал Михаил после долгой паузы.
— Знаю…
Доведя Михаила до очередного вестибюля, Наташа показала ему на трап, ведущий вниз.
— Иди туда. Там – выход.
— Ты не пойдешь меня проводить?
— Нет.
— Понимаю.
— Не надо, — тихо сказала Наташа, уклоняясь от попытки Михаила обнять ее и поцеловать, — пожалуйста, иди. Запомни меня той, которая была там, в каюте.
Позвонив от трапа Валерию, Михаил поблагодарил его за все.
— Все хорошо, Миша?
— Нет, Валера, не хорошо. Все прекрасно! Еще раз спасибо тебе за все!
— Вот и ладушки! До встречи!
— Спокойной работы! Мы через двое суток на Сингапур выйдем.
На судно Михаил приехал за пятнадцать минут до назначенного времени, поднялся к капитану и доложил о своем прибытии.
— Все нормально? – спросил он, внимательно глядя на старпома.
— Да, спасибо, все было замечательно.
— Голова не болит?
— Нет, да и не с чего – я пил не очень много.
— Да, я видел это. Видел и еще кое-что, но это — ваше личное дело. Как говорится… А впрочем, это все. Вы свободны, Михаил Иванович, работайте. После обеда вы мне не понадобитесь, можете отдохнуть.
— Работы много. Отдыхать особо некогда. И спасибо вам за все!
— За что? Что такое «все»?
— После того, что было на предыдущем судне, все происходящее на этом и есть это «все»!
— Что здесь такого, особенного? Все нормально, как обычно.
— Вот это и есть ценность – когда все нормально.
— Однако не слишком ли много лирики для одного, пусть даже и прекрасного, утра? Как вы считаете?
— Похоже, что так и есть, — засмеялся старпом и вышел из каюты капитана.
Сразу после обеда, Михаил поднялся на мостик. Он и сам не знал, зачем. Зашел в штурманскую, пробежался взглядом по ней и нашел, что все на своих местах, все хорошо, все правильно. Прошел в рулевую рубку. И там все было в порядке. Пытаясь вспомнить, зачем же он пришел сюда, Михаил машинально открыл скользящую дверь на крыло и вышел. То, что он увидел, сразу наполнило смыслом его приход.
Из-за склада показался белоснежный нос. Михаил сразу понял, что это за судно и метнулся в рулевую, чтобы взять бинокль.
«Ф.Шаляпин» шел недалеко, всего метрах в трехстах. Рядом с ним бежал лоцманский катерок. На палубах судна было много разноцветной публики. Пассажиры смотрели на проплывающие мимо причалы, на катера и яхты, во множестве снующие по заливу. На сигнальной мачте висели яркие, разноцветные флаги. Позывные судна, лоцманский, австралийский флаги – все это создавало праздничный вид, да это и было праздничное судно, поскольку круиз – это всегда праздник.
Михаил искал. Когда судно открылось полностью, он увидел одинокую фигурку на самой корме. Еще не наведя бинокль на нее, уже не сомневался – это она. И это была она. Он помахал рукой, не отнимая бинокля от глаз. Она ответила. Пока судно не скрылось за складом на причале напротив, махали друг другу. Длилось это секунд двадцать, не больше, но все ощущения вернулись. Осязаемо, до комка в горле.
— Все! — вслух сказал Михаил, пошел в рулевую и поставил бинокль на место. Это был капитанский бинокль. Такого Михаил никогда не позволял себе раньше. Усмехнувшись, он вдруг остановился и замер от внезапно пришедшей мысли.
«Так вот, почему я пришел сюда! Но ведь это же знак! Если судьба дала это, значит даст и что-то еще? Впереди что-то будет? Обязательно будет! Мы встретимся!» — совершенно уверенно, без тени сомнения, подумал он и пошел вниз. Работать.
***
Работа шла спокойно, Наташа с каждым днем чувствовала себя все уверенней. На судне помаленьку привыкли к ее новому назначению, и холодных, тяжелых взглядов становилось все меньше. Наоборот, ее стали приветствовать улыбками, останавливать, даже заигрывать. Это нравилось, и ненавязчивые попытки ребят «познакомиться поближе» не тревожили. Это было нормально, однако постепенно, день за днем, одиночество заявляло о себе. Если бы не это, жизнь на судне была бы ей только в радость.
Через несколько дней пришли в Сидней. В этот приход на судне должен был состояться большой, очень серьезный банкет от имени Генконсульства. Экипаж готовился к нему серьезно, тщательно.
Наташу тоже привлекли к обслуживанию гостей. До начала концерта и следующего за ним банкета, она разносила и предлагала гостям напитки и мини бутерброды – канапе. Обычная работа, обычные ощущения, дежурные улыбки и столь же дежурные взгляды. Все было так, но только до тех пор, пока она не подошла к старпому. Рядом с ним был незнакомый молодой мужчина в форме с погонами старпома. Наташа сразу поняла, что он – с одного из наших судов, стоящих в порту.
Наташу поразили его глаза и то, как он смотрел на нее. Она привыкла к разным взглядам, но этот почему-то тронул ее, достал до каких-то глубин, заставил сердце забиться чаще.
«Ничего себе, девочка… Ты чего это, а?! — мысленно воскликнула она, — Неужели все настолько плохо, что первый свежий мужской взгляд так зацепил?»
Работа отвлекла. Наташа носила поднос с «конопушками», с удовольствием отвечая на улыбки и ловя взгляды гостей. Когда начался концерт, Наташа вернулась в каюту, сходила в душ и даже немножко отдохнула перед тем, как открыть бар. Гости были еще в ресторане, на торжественном ужине, когда Наташа открыла бар. Музыканты были уже на месте. За столиком сидели человек десять. Быстро и легко, Наташа подошла к ним, приняла заказы, и к тому времени, когда стали подходить люди из ресторана, она была полностью в своей стихии. Разноцветные бутылки и сверкающие хрустальным блеском стаканы, мелькающие под звон насыпаемых кубиков льда, все это делалось быстро, весело и красиво. Наташа раскраснелась, испытывая удовольствие от улыбок и знаков внимания слегка подвыпивших гостей, и была неотразимо красива в этом состоянии.
Это не осталось незамеченным. Бар был переполнен, а гости все подходили и подходили. Пришел и директор ресторана. Видимо с важным гостем, он сел в углу, за маленьким столиком и стал наблюдать за работой Наташи, изредка перебрасываясь фразами с гостем и потягивая свой обычный легкий коктейль, поданный Наташей. Она почувствовала себя неуютно, но вскоре поняла, что ему нравится то, что он видел. Это придало ей еще больший кураж, и она успокоилась, забыла о нем. Вскоре гости стали расходиться. Постепенно бар опустел.
— Ну, Наташенька, ты меня порадовала! – раздалось вдруг. Наташа обернулась – это вошел директор ресторана, — Выслушал немало комплиментов на твой счет. Браво!
— Спасибо, Иван Николаевич, — смутилась Наташа.
— Тебе спасибо! Я знал, что ты не подведешь. Все, закрывай бар. Гости все уехали. Пора и тебе отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день.
— Хорошо, сейчас все уберу и закрою.
— Помощь нужна? Устала ведь. Прислать кого?
— Спасибо, не нужно. Сама управлюсь. Сейчас схожу, переоденусь и все быстро уберу.
— Нет, не ошибся я! Все, спокойной ночи тебе.
Когда она вернулась в бар, ее ждал сюрприз. За одним из столов сидели пассажирский помощник, доктор, старший штурман, старпом и он, смутивший ее гость. Это было неожиданно.
Пока она убирала бар, пару раз бокалы пустели, и она наполняла их. Закончив, спросила, нужно ли что-нибудь еще. Получив отрицательный ответ, попрощалась и пошла к выходу.
— Наташенька, задержись на секунду, мне нужно сказать тебе кое-что, — крикнул вслед пассажирский помощник.
— У нас есть желание посидеть чуточку в неофициальном формате, — сказал он удивленной Наташе, — доктор приглашает к себе. Как ты смотришь на то, чтобы присоединиться к нам? Просто отдохнуть.
— А кто еще будет?
— Из мужчин ты знаешь, кто будет — все они сидят здесь. Из женщин — только любимая женщина доктора. Он у нас холостяк «на выданье», да ты и сама все знаешь.
— Знаю.
— И каков твой ответ?
— Спасибо за приглашение.
— Спасибо да или спасибо нет?
— Скорее да, чем нет! – засмеялась Наташа.
— Вот и умничка. Через полчаса и приходи.
Все дальнейшее отложилось в сознании Наташи в череду маленьких и больших чудесных картинок, мелькающих, словно в калейдоскопе. Подойдя к двери каюты доктора, она каким-то непостижимым образом почувствовала, что он, Михаил, здесь. Постучав, открыла дверь. Михаил сидел на диване и смотрел на нее. Не обращая внимание на остальных, она села рядом.
На этом воспоминания о том, что было дальше, срывались в вихрь, образовавшийся из эмоций и впечатлений. Наташа с трудом вспоминала потом, что было в каюте доктора. Танцевали, о чем-то тихо говорили, но главное – смотрели в глаза друг другу и касались друг друга в бесконечном танце. Сначала над ними чуточку подтрунивали, а потом просто перестали замечать. А уж они и подавно, не видели никого. Дальнейшие воспоминания начинались с того момента, когда они остановились перед дверью пассажирского полулюкса «M24».
Наташа не знала ничего подобного до той ночи. Она перестала быть самой собой. Или наоборот, была той собой, о существовании которой раньше и не догадывалась? Как бы то ни было, она была совершенно свободной, паря в своих чувствах и их проявлениях. Словно чайка, она то неслась, едва касаясь поверхности океана, то взмывала ввысь, вновь и вновь переживая чувство восторга от этого полета.
Испуг пришел потом, когда страсть измучила их настолько, что сил не осталось ни для ласк, ни для слов.
«Господи, — подумала она, — что же теперь будет? Как жить дальше? Сделать вид, что ничего этого не было? Но как это сделать?»
Однако сил, чтобы думать дальше об этом, тоже не было. Хотелось просто лежать и впитывать то, что произошло с ней — нежданное и неизведанное доныне ощущение счастья и полной гармонии с собой и с тем, кто лежал рядом, о котором она теперь знала все и не знала ничего.
«А ведь еще ночь и вечер назад я вообще не знала его…» — подумала Наташа и ужаснулась той мысли, что они могли и не встретиться там, в музыкальном салоне, просто пройти мимо.
Действительность все расставляет по своим местам. Ему нужно было ехать на свое судно. С рассветом вышли из каюты. Никаких заверений, никаких обещаний. Наташа настояла на этом. Доведя Михаила до вестибюля, откуда шел спуск к трапу, она остановилась.
«Господи, сделай же так, чтобы этот человек снова встретился на моем пути! Пусть эта встреча будет той, после которой мы уже не будем расставаться!» – думала Наташа, ощущая, как подступают слезы.
Глядя ему в глаза, она видела в них отражение своей боли, своих надежд, и это делало расставание еще более тяжелым.
Михаил попытался обнять ее, но это было бы последней каплей. Ужаснувшись той мысли, что не сдержится и разрыдается, Наташа остановила его.
После его ухода, она спустилась в свою каюту, села, бессильно опустив руки и задумалась.
«А что это было? — спросила она себя, — Секс с незнакомцем, вспыхнувший после длительного его воздержания и случайно зажегший пламя в ней, точно так же изголодавшейся по ласке? И что? Да, встретились. Да, соприкоснулись душами. Что из того? Что дальше? И в этот момент в памяти ее всплыло давнишнее…
Еще девочкой, они с подругами решили погадать. Нет, не сами, а у цыганки, о которой знали, что она предсказывает судьбу. Наташа не помнила, что та напророчила подружкам, а вот ей она сказала странное.
«Муж у тебя, девочка, будет не военный, но в форме с погонами, и будет он у тебя навсегда».
Когда Наташа выходила замуж, подружки смеялись – «такова цена этим гадалкам и их пророчествам!» И вот теперь, когда эта ночь случилась в ее жизни, Наташа вспомнила те слова.
«И что теперь? Строить планы на свадьбу?»
Наташа усмехнулась от этой мысли, встала и хотела расстелить постель, чтобы вздремнуть пару часов. Потом раздумала, легла поверх одеяла, на спину. Думать о том, что было этой ночью, она не хотела, да и не могла. Хотелось думать о том, что из всего этого осталось с ней, а в том, что что-то осталось навсегда, она не сомневалась! Наташа чувствовала, что все случившееся — не эпизод, а судьба, и именно в этом и состоит главное, но мысли об этом плохо складывались. Они постоянно путались, цепляясь за второстепенные детали.
«Подумаю об этом потом», — решила она, вздохнула и погрузилась в глубокий, спокойный сон.