Не устаю вновь и вновь восхищаться – до чего же талантлив драматург по имени Жизнь! Хоть тридцать лет пиши, не сможешь так же умно и талантливо все обустроить. Казалось бы, что может быть бессмысленнее такой фразы, как «Хорошо просоленное бабушкой Клавой сало кабана по имени Борька из Богом забытой деревеньки Кривые Пеньки, что под Тамбовом, явилось фактором, определившим повышение активности крыс, снижение боеготовности корабля Тихоокеанского флота, а также значительное сокращение длительности жизни бычка по имени Васька. Этот же фактор серьезно нарушил покой части жителей поселка под названием Нерпа, находящегося на самом краю нашей земли, у Японского моря». Каково? И все это легко соединилось и уложилось Жизнью в строгую причинно-следственную линию, причем без малейшего ущерба здравому смыслу! О том и рассказ. Судите сами.
Как же много вкладывала бабушка Клава чувств и тепла, заворачивая в чистую холстинку добрый шмат вкуснейшего, тающего во рту и чуть розоватого на срезе сала с тонкими прожилкам мяса. Аромат чесночка заполнил старую, но крепкую еще избу. Все в деревне хорошо солили сало, но она, Клавдия, всегда делала это лучше всех. Правда и всех-то уже осталось – раз, два и обчелся. Одни расположились на вечный покой на сельском кладбище, а другие поразъехались, кто куда. Вот и Петюня, младшенький внучок, вслед за своими братьями уехал из дому. Выпало ему служить аж на Дальнем Востоке.
Мать его, веселая и немного глуповатая, давно уже уехала в Тамбов и там работала уборщицей. Счастья своего не нашла, но время от времени снабжала Клаву внуками. Так и росли они при бабушке, пока не закрыли школу — восьмилетку ввиду отсутствия учеников в деревне. Так уж получилось, что Петюня был одним из трех ее последних учащихся.
Вздохнув, баба Клава закончила паковать сало, приложила письмецо, написала на листочке адрес, взяла за иконкой три сотенные бумажки и пошла к соседу. Он должен был завтра ехать в район и пообещал оттуда отправить посылочку Петюне.
Посылка дошла в свое время, как ей и было положено. Получил ее Петюня, он же матрос Ивочкин, аккурат, за два дня до выхода в море. А служил он на славном корабле «Адмирал П.», что не из тех, которые у причалов стоят годами и чуть ли не тонут там же, съеденные ржавчиной, а самый, что ни на есть грозный, боевой и регулярно участвующий в дальних походах большой противолодочный.
В те дни корабль готовился к коротким июньским учениям. Все драилось, проверялось в сотый, наверное, раз. Особенно разгуливаться было некогда, и Петюня решил, что сало они с корешами в кубрике съедят сразу по возвращении с учений, чтобы не наспех, а с чувством, с толком, с расстановочкой отдать должное искусству бабы Клавы. Чуток же попахивающие чесноком конфеты, которыми было засыпано свободное от сала пространство в посылке, вмиг разлетелись по кубрику и канули в Лету, запитые водой из графина.
Подумав, Петюня решил покуда спрятать сало понадежнее, а что может быть надежнее секретного прибора, доступ к которому был только у старшего лейтенанта Кузовкова, у старшины первой статьи Иванова и у него, матроса Ивочкина, обязанного содержать прибор в чистоте и порядке. Он с удовольствием делал это, до блеска натирая латунные детальки, не давая шанса даже пылинке сесть на шкаф с кнопками, ручками и разноцветными лампочками, который, собственно, и был тем прибором.
Открутив маленькие барашки, он открыл дверцу прибора и положил сверток с салом за толстый пучок кабелей, уходящих от плотно набитых электронными платами блоков, заполняющих шкаф, куда-то вниз, в подпалубное пространство. Там, вместе с тысячами других, таких же, кабелей и с десятками или, может быть, сотнями подобных шкафов, они разносили по кораблю команды, доклады и данные, данные, данные, коих в напичканном грозным оружием и совершеннейшей электроникой современном корабле, бесчисленное множество.
Пристроив сало, Ивочкин продолжил нести службу. Утром, в день выхода в море, в отсек спустился старший лейтенант и сообщил, что на их корабле пойдет сам вице-адмирал, командующий приморской флотилией. Старшина присвистнул, Петюня тоже. Для порядка, потому что на него это сообщение произвело такое же впечатление, как если бы старший лейтенант сказал, что на корабль прибудет губернатор острова Борнео. Все равно, Петюня будет находиться в своем отсеке, то есть на десять метров ниже верхней палубы, и даже в иллюминатор у него не будет возможности глянуть, поскольку отсек этот расположен ниже ватерлинии и иллюминаторы в нем не предусмотрены. При этом, у него не будет ни малейшего шанса покинуть свой боевой пост, чтобы хоть одним глазком взглянуть на этого вице-адмирала. Петюня никогда не видел ни генералов, ни адмиралов в живом виде. Только на картинках. Однако оставим Ивочкина на его боевом посту и вернемся на свежий воздух, на солнышко.
Учения были артиллерийские, плановые, то есть давно ожидаемые. Казалось бы, что тут особенного или страшного для военных людей? Жизнь, однако, во все вносит свои вводные, исходя из особого, только ей ведомого, плана-сценария. Так вышло, что на корабле в то время, по какой-то важной причине отсутствовал штатный артиллерист. По этому случаю, по приказу, перед выходом на корабль прибыл капитан первого ранга — командир однотипного корабля, прихватив с собой своего БЧ-2, то есть командира боевой части, управляющей корабельной артиллерией. На флоте в разговоре капитан первого ранга произносится как кап-раз, второго кап-два, третьего кап-три. Вот и мы будем называть героя нашего рассказа так.
Отошли от привычно-почетной, рядом со штабом флота, стенки и пошли на выход из бухты, набирая ход. Чуть раньше отошел и теперь шел впереди точно такой же корабль «Адмирал В.». До места стрельб хода было всего-то пара часов. Ничто не предвещало никаких «всплесков», пока на ходовом мостике не раздался звонок. Звонок предназначался кап-разу. Звонил БЧ-2.
— Товарищ капитан первого ранга, у них тут управление стрельбой не работает!
— Что?! Доложите суть.
— Нет питания, да и вообще… Они тут пытаются что-то сделать, но…
— Есть, понял. Сейчас спущусь.
По трапам на кораблях полагается только бегом, но то был иной бег, на грани полета. Преодолев все пролеты, кап-раз влетел в отсек. Перед ним открылась интересная картина. Один из шкафов в отсеке был открыт, а в нем – остро пахнущая чесноком неразбериха из оголенных проводов с обгрызенной изоляцией. Над всем этим склонились трое офицеров, с чугунным выражением и таким же цветом лиц, разглядывающих это безобразие.
Чуть поодаль стояли старшина первой статьи и матрос, испытывающий что-то, отдаленно похожее на счастье, потому что в ту минуту никто еще не догадывался, что именно он и есть «именинник» во всей этой ситуации. Ну, никак не мог он предположить, что место, куда было спрятано сало, вполне неплохо известно корабельным крысам, которые и сейчас, в двадцать первом веке, все еще традиционно «трудятся» на кораблях. За ночь они учуяли сало, мигом нашли и тут же съели. Количество сала их явно не удовлетворило, и потому, раззадорившись, они решили продолжить банкет кабельной изоляцией. Банкет удался, и результаты его были налицо. Что-то перемкнуло, что-то перегорело, а в результате – то, что получили.
— Что будем делать, товарищи офицеры? – спросил кап-раз, — Через час начало стрельб. Как будем стрелять?
— Сейчас что-нибудь сообразим, — ответил один из офицеров.
— Здесь, рядом совсем, есть точно такой же прибор, работающий на другое орудие, — сказал второй офицер, — мы сейчас пробросим концы и запустим его на носовое.
— Добро. Действуйте. Как будете готовы – немедленно доклад.
— Есть, доложим немедленно.
Уже через полчаса БЧ-2, который помогал им, доложил о том, что прибор готов. Питание подано, прибор в норме. Однако подать-то его подали, запустить прибор запустили, а проверить, настроить его времени уже не оставалось. Вице- адмирал поднялся на мостик.
— Что, братцы, готовы?
— Не слышу! – заорал он, не услышав немедленного ответа.
— Так точно, товарищ адмирал, готовы! – ответил кап-раз.
— И что? Стреляем, значит? Стреляем. Действуйте! Берите командование, артиллерист пускай работает, своим делом занимается.
«БЧ-2 внизу, придется все самому…» — подумал кап-раз.
— Точно, все нормально? – спросил стоящий рядом начальник ракетно-артиллерийского вооружения флота.
— Нормально… — ответил кап-раз.
— Тогда командуйте.
Кап-раз приступил к привычной, отлаженной работе. Прозвучал сигнал боевой тревоги. Корабль пришел в боевое состояние. И пошло, поехало, завертелось. Все постороннее ушло, остался лишь этот строгий, четкий мир команд и докладов. Казалось бы, никто и ничто не смогло бы помешать запущенной уже машине, но… Жизнь посчитала иначе, а иначе как бы осуществился тот замысел, что мы упомянули в самом начале?
Совершенно неожиданно, в нарушение всех мыслимых Уставов, запретов и строжайших предписаний, один из многочисленных люков на палубе открылся. Из него вынырнул чумазый с ног до головы, совершенно выпавший из общего состояния атаки, матросик. Блаженно щурясь от яркого солнечного света, он присел на комингс люка, вытирая свои черные от мазута руки такой же черной, пропитанной мазутом ветошью и достал мятую, всю в том же мазуте, пачку «Примы».
Шансов не увидеть его с мостика не было – люк располагался прямо напротив, недалеко от носового орудия, которое и готовилось совершить то, ради чего они вышли в море.
Естественно, адмирал его и увидел. Потеряв на мгновение дар речи, он тут же вновь его обрел и начал немилосердно, в изощренной форме, «дрючить» комбрига и командира корабля. При этом, естественно, его абсолютно перестала интересовать стрельба. Он совершенно забыл о том, что она уже идет своим чередом, раскручивая цепочку действий по подготовке к выстрелу. Выдранные в клочья комбриг и командир также забыли о том, что стрельбы уже запущены и думали только о том, как бы успокоить адмирала или смыться с мостика.
Кап-раз не мог уже отвлекаться на это. Он делал свою работу. Предстояло пристреляться. Для этого нужно было стрельнуть по «реперу», то есть по точечному объекту с известными координатами, а потом уже, по результатам этого выстрела, рассчитывать стрельбу по боевым целям. Репером обычно служили или специально установленный буй, или одинокая точечная скала. Это – основа работы артиллерии как на море, так и на суше.
— Ввести данные, — скомандовал кап-раз.
— Данные введены, — прозвучало в динамике.
— Пристрелять репер! По готовности – выстрел.
В динамике было слышно, как в орудийной башне прожужжали электродвигатели. Это означало, что введенные в прибор стрельбы данные обработаны и орудие установлено по выработанным прибором параметрам. На приборе перед кап-разом было видно, что орудие повернулось как надо — примерно на 60 градусов влево, но собственное его зрение говорило о том, что это не совсем так. Орудие развернулось примерно на 10 градусов вправо и тут же вернулось в исходное положение, нацелившись прямо по носу, где на совсем небольшом расстоянии шел ничего не подозревающий «Адмирал В.».
«Вот, п…доры, довели корабль – и это у них не работает!» — мгновенно подумал кап-раз.
В этот момент на табло зажглось «К стрельбе готов». Как тот Яшка-артиллерист, кап-раз мгновенно оценил, что это означало лишь одно – снаряд на линии досылки, наведение выполнено, ошибки в норме, то есть отсутствуют. Процесс пошел, остановить его невозможно. Он успел краем глаза зафиксировать, как ствол вдруг быстро поднялся вверх, градусов на 45, то есть на максимально возможный угол, а соответственно и дальность полета. На приборах же по-прежнему все было штатно и спокойно.
Прогремевший выстрел мгновенно смел чумазого матроса с палубы обратно в люк, привел в чувство всех, кто был на мостике и отвлек адмирала от богоугодного занятия воспитательной работой.
— Это вы, блин, в кого стреляли?! — зловеще тихо спросил адмирал.
— Пристрелку делали, товарищ адмирал!
— Какая… трам-тарарам-перетарарам… пристрелка?! Вы же прямо по носу …нули, по «Адмиралу В.»!
Кап-раз мысленно тихо сполз на палубу. Внезапно он полностью осознал, что только что произошло. В голове закрутилось все самое страшное, что сейчас может начаться. Судя по выражению почти квадратных голубых глаз начальника ракетно-артиллерийского вооружения, он тоже кое-что уже понял и находился в таком же состоянии.
«Адмирал В.», на связь «Адмиралу П.» — раздался голос комбрига с мостика.
— На связи «Адмирал В.» — прозвучал в динамиках радиосвязи ответ.
— Как вы там?
— Да вроде ничего. Мимо пролетело.
— Понял, ложимся в дрейф.
Дрожь корпуса от вращения винтов прекратилась. Корабль медленно останавливал свое движение.
— Товарищ капитан первого ранга, разберитесь и доложите. Даю пятнадцать минут, — сухо приказал комбриг, и по тому, как это было сказано, кап-раз понял, что именно столько ему осталось жить.
Любые, даже самые глобальные события начинаются с какой-нибудь, зачастую совсем пустяшной мелочи. Все обстояло именно так и в этом случае. При спешке во время подсоединения кабеля между целым и неисправным приборами, не был обжат какой-то контакт. Он и болтался себе, то подавая, то не подавая несколько вольт в нужное время и в правильное место. В результате этого, прибор то делал верные вычисления, то выдавал какие-то, ему одному понятные данные, от которых компьютерные «мозги» орудия пришли в такое растерянное состояние, что просто поставили орудие в известное уже положение и тихо замерли в недоумении, ожидая прояснения обстановки.
Когда через десять минут кап-раз докладывал комбригу о причинах случившегося, он, естественно, не упоминал обо всех «новшествах», а также о самом факте диверсии со стороны матроса Ивочкина и раззадоренных им крыс, ибо не все тогда еще знал, да и товарищей подставлять не любил. Суть доклада свелась к предварительной версии о таинственном компьютерном сбое и каких-то мифических, не сработавших почему-то защитах.
Выглядело это и правдоподобно, и достойно, да и не давало столько пищи для слов и действий, сколько дал бы рассказ о сале, крысах, состоянии техники и о нештатном кабеле, небрежно брошенном и подключенном за час до стрельбы.
Скорее всего, к обычным в таких случаях словам и определениям, добавилось бы множество интереснейших сравнений и метафор, а также красочных, замысловатых выражений о сложной международной обстановке и общей неблагополучности в стране, в возникновении и поддержании которых немаловажную роль играет ущербность ее граждан, подобных участникам происшествия, а равно и их предков до седьмого колена, с подробным разбором бесчисленных отвратительных качеств каждого, в отдельности. Наверняка, прозвучала бы и гипотеза о наличии странных и даже нетрадиционных наклонностей, отражающихся на мыслительных способностях участников событий последнего часа…
Едва кап-раз закончил доклад, в рации на мостике раздался вызов радиотехнического поста наблюдения пограничников. Голос вызывающего был довольно встревоженный. Похоже, он сильно волновался.
— «Бугель… », прошу на связь. Я- «Лебедь…».
— На связи «Бугель».
— Вы что же это там творите?! –голос в рации помолчал какое-то мгновение и добавил, — Суки!
— А что мы творим? Что такое? В чем дело, «Лебедь»?
— Да снаряды тут ваши падают!
— Какие такие снаряды? Мы не в курсе.
— Так мы же видели все! Видели, что выстрел был у вас.
Когда пограничник немного успокоился, перешли на закрытый канал связи и из потока его слов удалось выудить какую-то информацию. Вырисовалась довольно своеобразная картина. Метрах в трехстах, справа от места падения снаряда, начинались жилые дома поселка Нерпа, метрах в четырехстах прямо – футбольное поле, на котором дети гоняли мяч, а чуток слева – огород, в котором копался дедок. В точке, куда упал снаряд, пасся невинный еще молодой бычок Васька. Ему очень не повезло в тот день. С одной стороны, он остался жив, поскольку снаряд был осколочно-фугасный, то есть служил для разрушения блиндажей, окопов и так далее, для чего взрывался с задержкой. Потому и взорвался он в земле, только слегка ранив Ваську. И слава Богу. С другой же стороны, владелица бычка баба Маня на все это посмотрела несколько иначе. Не будем, однако, забегать вперед.
Пока суть да дело, вице адмирал собрал в офицерском салоне всех старших командиров, чтобы провести разбор происшествия в более изощренной форме. Пока усаживались, командир корабля наклонился к кап-разу и прошептал на ухо:
— Небось, сдашь, да?
— Не боись! – тихо ответил кап-раз, – Не приучен сдавать!
В установившейся тишине адмирал обвел всех тяжелым взглядом.
— Ну что, боевые товарищи, — начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего, — и кто из вас доложит мне, каким таким образом случилось так, что мы, защитнички, вероломно напали на мирное село?
— А кто стрелял, тот пусть и докладывает. Он же и разбирался во всем этом, — мгновенно отреагировал комбриг.
— Ну, что же, докладывай нам, капитан первого ранга, чего натворил,- сказал адмирал, вперив недобрый взгляд в кап-раза.
Рассказ был недолгий, но емкий и красочный. Судя по сказанному, вырисовывалась четкая картина того, в какой последовательности и по каким, совершенно не зависящим от людей причинам, за считанные мгновения до выстрела, один за другим сгорели несколько предохранителей. Фейерверк буквенно-цифровых наименований и маркировок узлов и частей, упомянутых в докладе, окончательно доказал адмиралу, да и всем остальным присутствующим, что налицо полнейший форс-мажор. При этом, офицеры корабля провели великолепную работу по глубокому, доскональному и максимально объективному расследованию происшествия, а также по устранению даже самой малейшей возможности повторения в будущем подобной ситуации, за что вполне заслужили поощрения.
— Доклад окончен! – четко отрапортовал кап-раз, стер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот и оглядел присутствующих. В их глазах он нашел горячую поддержку, искреннее восхищение и даже некоторые признаки легкой зависти.
— Есть, прошу садиться. Кто имеет что-нибудь добавить? – спросил адмирал уже несколько потеплевшим голосом.
Нашлись и такие. После их выступлений было уже совершенно ясно, что причастным к расследованию происшествия вряд ли удастся избежать поощрения, если…
— Понятно, товарищи офицеры, но что мы имеем, так сказать, в сухом остатке? Все правильно, имеем мы подстреленного бычка, а также его обиженного владельца. Так уж случилось, что сегодня – пятница. Нам дана фора – два дня. За это время все снова должны стать довольными и счастливыми – и бычок, и его владелец, и мы, и… — тут адмирал тяжело помолчал и многозначительно указал пальцем вверх, — руководство флота, которое не будет разговаривать ни с нами, ни с бычками. Оно будет читать доклад и руководствоваться только им. От души советую сделать все возможное для того, чтобы доклад этот был одновременно и правильным, и единственным. То есть, нашим. Итак, кто будет заниматься решением всех вопросов и проблем на берегу?
— А кто, как не виновник торжества? Кто стрелял, тот и проблемы пусть решает, — уже по традиции, мгновенно откликнулся комбриг.
— Добро, решено. Завтра, с самого утра и пи… едьте, решайте там все вопросы. Сегодня же приготовьте все э… аргументы, да не жмитесь! Вопросы есть?
Вопросов не было.
— Ну, что же, товарищи офицеры, — вставая, подвел черту адмирал, — завтра, к семнадцати ноль-ноль, жду подробный рапорт в письменном виде на поощрение, а в устном — о решении всех проблем на берегу. До этого момента будем стоять на якоре. Стрельбы отменяю. Проведем их через месяц. Все свободны.
Утром от борта отвалил спущенный на воду командирский катер, загруженный канистрой спирта и тремя ящиками настоящей, флотской, доперестроечно — качественной тушенки. На всякий случай, кап-раз прихватил с собой помощника командира корабля по снабжению. Мало ли, вдруг тушенки или еще чего не хватит.
Бабу Маню, владелицу бычка Васьки, отыскали быстро. С раненым в ногу бычком было похуже. Как выяснилось позже, она успела его не только забить, но даже и продать в местную столовую-кафе, где заведующей работала ее младшенькая. Сделка оказалась настолько выгодной, что судьба невезучего Васьки решилась автоматически. Его мнение при этом не было учтено.
— Ой, сынки, — дежурно запричитала баба Маня, острыми глазками перебегая с погона на погон офицеров в попытке понять, какую линию держать – оборонную или наступательную.
— Бабуля, мы здесь находимся от имени и по поручению краснознаменного Тихоокеанского флота для того, чтобы выяснить, какие неудобства или нужды вы испытываете по поводу того, что…это… Насчет бычка мы, одним словом.
— Ох, да я это… — еще больше перепугалась бабка, явно решив, что сейчас у нее потребуют предъявить бычка к осмотру, — сыночки, миленькие, да как же, что же это…
— Бабуля, — решив закончить дипломатическую часть, твердо сказа кап-раз, — банка есть?
— Есть, — доверительно прошептала баба Маня и кивнула на стол. Там стояла трехлитровая банка с полиэтиленовой крышкой.
— Лей! – приказал кап-раз начальнику снабжения.
Бабка заворожено следила за кристальной струей и невольно шевелила ноздрями, вдыхая столь почитаемый на Руси аромат.
Налив, начальник снабжения закрыл банку и стал выкладывать из рюкзака на стол тушенку, после каждой банки жалобно поглядывая на кап-раза. После двадцатой кап-раз кивнул, и начальник снабжения со вздохом облегчения закрыл рюкзак.
Посмотрев в глаза совершенно офигевшей бабке, кап-раз вспомнил слова адмирала и решил закрепить успех, добив ее окончательно. Вынув из нагрудного кармана шесть тысяч рублей, которые ему на всякий случай сунул командир корабля, он протянул их бабе Мане.
— Ой, сыночек, — снова запричитала баба Маня, но на этот раз гораздо убедительнее и естественнее, да и слезы на глазах сказали о том, что кап-раз сделал верный тактический ход, давший хороший эффект.
— Так, бабуля, — чувствуя теперь себя на вершине положения, четко сказал кап-раз, — значит что, будем считать, что инцидент исчерпан? Проблем нет?
— Каких таких проблем, мил человек? — спросила баба Маня.
— Как это, каких? С бычком.
— С каким таким бычком?– хитро улыбнувшись, спросила баба Маня.
— Понял. Одобряю и заверяю вас, что Тихоокеанский флот никогда… Да и вообще, если что, вы запросто…- с этим он отдал сияющей, даже помолодевшей чуток бабе Мане честь и кивнул начальнику снабжения – пора, мол, идти.
У калитки мялся народ. Не очень много, человек десять. Кап-раз, начальник снабжения с похудевшим рюкзаком и матрос с двумя картонными ящиками, вежливо поздоровались и двинулись к калитке. Люди молча смотрели на военных. Они прошли мимо и направились к пирсу, у которого стоял командирский катер. Однако не прошли и половины довольно короткого пути, как их догнали.
— Я это, товарищи военные, хочу сказать, — забежав вперед, стал говорить старший из троих догнавших, бегая маленькими глазками, — раз уж вы это, спирт и тушенку раздаете, то я тоже это, имею полное право! У меня на балконе это, осколок лежит. И окно там разбитое. Я его это, у подъезда нашел. И еще…
— Сколько? – прервав его, спросил кап-раз.
— Гришка! – вдруг истошно закричал мужик, и один из двоих, стоящих за его спиной, подал мутную трехлитровую банку — явный экспромт, снятый с забора бабы Мани, — Нам бы это вот… по литрику бы, это… Да закусить бы, это…
— Лей, — сказал кап-раз начальнику снабжения, который собирался было уже вступить в полемику с мужиками.
Налив банку, начальник снабжения с неохотой и смертной тоской в глазах стал доставать тушенку. Остановились на пяти банках на человека. Мужики улыбались и горячо жали руки.
Оглянувшись, кап-раз увидел, что от дома бабы Мани в их сторону двигался остальной народ. Люди эти явно видели, чем они тут только что занимались. Судя по тому, что в руках они несли пустые банки и бутылки, кап-раз понял, что у них появились кое-какие свои соображения относительно происходящего. Первой мыслью у кап-раза было – быстренько в катер и бежать! Здравый смысл, однако, победил. Оставлять за собой обиженных людей – совершенно неправильный в тактическом смысле шаг, такое не входило в планы миссии. Именно поэтому он и не был сделан.
Переговоры длились до последней капли и последней банки. Когда и спирт, и тушенка закончились, под одобрительные кивания головами, улыбки и уверения в полном и самом искреннем уважении к Тихоокеанскому флоту, довольные местные жители тут же, на пирсе и расстелили разорванные картонные коробки из-под тушенки. Со знанием дела, они немедленно приступили к дегустации обоих продуктов. Никого уже не интересующий, катер отвалил и пошел к кораблю. Кроме начальника снабжения, не отрывавшего грустный взгляд от удаляющегося пирса, все в катере смотрели вперед, на серый в дымке, грозный силуэт военного корабля.
Вернувшись во Владивосток, кап-раз созвонился по мобильному телефону со своим однокашником, служившим командиром полка морской пехоты, базирующегося рядом с Нерпой. В понедельник тот зашел в местное отделение милиции и лично убедился, что никаких заявлений и никакой информации о падении каких-либо снарядов в поселке Нерпа и его окрестностях за выходные не было зафиксировано.
На том все и успокоились.