От автора
Дорогой читатель! То, что Вы сейчас начнете читать, не является полностью плодом моих невероятных фантазий. Фантазией рождены только образы героев и сам сюжет, созданный мной для того, чтобы рассказывая о первой любви, рассказать о технических следах давнего прошлого времен Второй мировой войны на Курильских островах — о сооружениях, до сих пор существующих там. И конечно же, о прекрасной и суровой природе тех мест. Эти и многие другие сведения, содержащиеся в повествовании – истинная правда, основанная на рассказах военнослужащих, служивших на Курильских островах и местных жителей, живших там в то время, когда я ходил в тех местах на пассажирских судах, по линии Сахалин — Южные Курилы. С уважением и пожеланием приятных минут, проведенных за чтением этой повести.
Дед
И кто бы мог подумать, что простое желание посмотреть на огород может повлечь за собой целую вереницу приключений, а ведь именно так все и было. Однако начну рассказывать все по порядку, с самого начала.
Теплое июльское утро. Только-только начала спадать духота. Я сидел за столиком под густой липой во дворе у дома моего деда и думал о том, что впереди еще больше месяца каникул и нужно провести их так, чтобы не было потом обидно за бездарно упущенные возможности.
Пережитый перелет через всю страну, из Санкт Петербурга в Южно-Сахалинск – это уже само по себе приключение! Мало того, в свои шестнадцать лет впервые летел на самоле-те, да еще и куда – к деду на Дальний Восток, на Сахалин, к Тихому океану! Целых двенадцать часов между небом и землей, если не считать посадки в пути.
Деда своего видел раньше только на фотографиях. На них он был сначала в военной форме, а потом в форме торгового моряка. Отец много рассказывал мне о том, что дед служил на Камчатке, на подводной лодке, а выйдя то ли в запас, то ли в отставку, пошел в торговый флот. Отец же не захотел стать моряком, хотя поступить в мореходку мог бы запросто, поскольку учился отлично. Вместо этого пошел по юридической линии.
Мне всегда было немножко обидно, что мой отец не моряк, и поэтому твердо решил для себя, что после школы обязательно буду поступать в мореходку. На книжных полках в моей комнате стояли зачитанные до дыр книги Стивенсона, Жюля Верна, Станюковича. Неизвестно, как попавшая в наш дом книга «Управление судном и его техническая эксплуатация» с дарственной надписью деду от автора книги, была мной проштудирована и изучена самым добросовестным образом. Зачитывался ею, как приключенческим романом. Конечно же, разобраться со сложными формулами и расчетами не смог бы, даже если бы захотел, зато знал, что к чему в такелаже, оснастке судовых мачт, устройстве судна и надеялся, что все это пригодится в моей будущей морской жизни.
С раннего детства родители повели меня в бассейн, где с полным осознанием нужности этого дела, я стал учиться плавать и нырять. Дело пошло, и вскоре пошли участия в различных соревнованиях, спортивных сборах и, по словам тренера, я даже начал подавать какие-то надежды, однако мысль о том, что спорт станет делом будущей жизни, даже не возникла в голове. Все это нужно было для той, главной будущей профессии! В результате получил пусть юношеский, но все же первый спортивный разряд по плаванию и на том закончил свои спортивные дела.
Родителей моих, по совершенно непонятным мне причинам, не особо радовали эти намерения, но решение было твердым и непоколебимым. Я не мог и представить себя в какой-то иной профессии. Дед при этом всегда казался мне недостижимо привлекательным и каким-то совсем уж героически – нереальным, скорее образом, чем человеком. Я мысленно наделял его всякими мыслимыми и немыслимыми достоинствами и узнав, что полечу к нему, даже немножко боялся встречи.
Поездка на Сахалин к деду была обещанной наградой за то, что последний год учился только на «отлично». Они не знали, что так учиться заставлял тот факт, что прошлой осенью я побывал в мореходном училище и поговорил там с ребятами, только что поступившими и еще не совсем отошедшими от экзаменов. Поняв, что с тройками там делать нечего, я принял решение – последние два года учебы в школе посвятить тому, чтобы обеспечить полную гарантию поступления. Первый год осилил вполне неплохо и без особых усилий, за что и получил эту поездку. Хотя… Конечно же, я догадывался, что все дело в том, что после смерти бабушки накануне новогодних праздников, дед остался один и родители хотели, чтобы лето я побыл с ним. Сами они не могли оставить работу. Однако же главным для меня было оказался здесь, а почему – имеет ли значение?
Итак, первый день на острове. Уйма впечатлений, но главное и самое сильное впечатление – это конечно же, само море, совсем не такое как у нас, в Питере. Не серая, почти безжизненная водная равнина с радужными пятнами и плавающим мусором, а совершенно великолепный, до самого горизонта простор океанской, синей-пресиней, чистейшей и очень соленой воды был в моем распоряжении, и все это великолепие было видно из окна! Добежать до воды ничего не стоило.
Дед не обманул моих ожиданий и оказался очень крупным, но неожиданно ловким и резвым для своего большого тела мужчиной с мощным, чуть хрипловатым голосом. В аэропорту он сразу сграбастал меня своими ручищами и поднял высоко, словно я ничего не весил.
«С таким человеком шутить не стоит!» — проснувшись наутро, подумал я.
— Ну что, моряк, отоспался после путешествия?- прервал мои мысли громкий бас деда, и я мгновенно представил себе, как он в шторм, легко перекрывая рев ветра и волн, кричит матросам, чтобы они пошевеливались на мачтах!
— Отоспался! — ответил я, вставая на ноги и протягивая деду руку.
— Вот и ладно. Будем, значит, считать, что к несению службы готов? – пробасил Дед, крепко пожав мою руку.
— Готов!
— В таком случае – свистать всех наверх! Полный вперед на кухню, за чашками! Сейчас завтракать будем.
— Ладно.
— Отставить «ладно»! Ответ может быть только один: «Есть, свистать всех наверх и полный вперед на камбуз»!
— Хорошо, понял, — буркнул я.
— Отставить! — еще более суровым голосом прогремел дед.
— Есть, свистать всех наверх и полный вперед на камбуз, — нарочито громко отчеканил на этот раз.
— Ну вот, так-то правильнее будет, — улыбаясь, сказал дед и направился в дом. Я поплелся вслед за ним, пытаясь сообразить, нравится мне все происходящее или не очень.
Взяв большие чашки, черный хлеб и сахар, вернулся под дерево. Дед задержался на кухне, ожидая пока закипит вода. Вскоре он вышел с чайником и свертком. В свертке оказалась рыба, да какая – большущий кусок соленой кеты. Дед нарезал ее крупными кусками и, смачно откусив, подмигнул, молча пригласив действовать так же. Что это была за рыба! Нежнейшее темно-красное рыбье мясо было упругим и сочным, фантастически вкусным и совершенно не соленым. Столь необычного завтрака со мной еще не случалось!
Во время завтрака я пару раз попытался назвать деда Василием Ивановичем, но дед строго посмотрел на меня.
— Я что-то не то сказал?
— Давай, внучок, договоримся… Все церемонии оставим для других времен и для других мест. Перед тобой Дед и по сути, и по призванию. По сути потому, что я твой дед и есть, а по призванию потому, что звание мое — судовой старший механик, а он всегда на флоте назывался Дедом. Одним словом, впредь мое имя для тебя – Дед. Уразумел?
— Так точно, уразумел! — неожиданно для себя гаркнул я и тут же понял, что попал в нужную точку – Дед расцвел широченной улыбкой.
— Похоже, не совсем ты еще потерянный человек!
Так приятно мне еще никогда не было! Я невольно расправил грудь и попытался придать себе значительный вид, однако тут же схлопотал от деда.
— Очень похож!
— На кого,- спросил я, втайне ожидая, что на него, на своего деда.
— На петуха, который перед курами вид свой строит!
Это был удар ниже пояса и это ужасно разозлило меня, поскольку не считал себя таким глупым петухом, но Дед тут же обезоружил меня своей ослепительной улыбкой.
— Сейчас можешь часик — другой погулять по берегу, а потом мы с тобой пойдем и рыбёшки подловим.
Взяв с собой подаренный Дедом еще в аэропорту совершенно необычный, великолепный складной нож, направился туда, откуда доносился легкий шум прибоя.
Вот почему, когда думаешь о чем-то, мечтаешь, оно представляется таким красивым, таким заманчиво прекрасным, а когда оказываешься рядом — ничего особенного? Обычное небо, обычные горы, обычные камни, обычные деревья и облака. Даже океан, одни только мысли о котором всегда будоражили мое сознание, был необычным только первые пять минут, а потом превратился в огромное поле сине-зеленой воды, заполняющей все обозримое пространство от берега, усыпанного слоем круглых, тяжелых, словно специально обточенных кем-то разноцветных камней, до четкой и резко прочерченной темной линии горизонта.
С такими мыслями я шел по камням, что оказалось не совсем легким занятием, разглядывая черно-серо-желто-красные разводы на них. Некоторые камни настолько поражали мое воображение, что поднимал их, чтобы разглядеть получше. Разноцветные, полупрозрачные прожилки, полосы, разводы чередовались с такой, казалось бы, рукотворной продуманностью, что бросить камень было очень трудно. Хотелось собрать все самые красивые и увезти их домой, чтобы там показать друзьям. Улыбнулся этой мысли и представил себе, какого размера должен быть самолет и сколько грузовиков понадобится, чтобы доставить все камни к нему!
Волна чуть плескала, накатываясь на камни и приглядевшись, я неожиданно обнаружил, что в этом прибое кишат малюсенькие рыбки, всего сантиметра по два-три длиной! Вместе с волной они накатывались на камни и что-то там собирали, а потом вместе с волной откатывались метра на два. Так и не увидев, что они тем ловят, пошел дальше.
Длинный, километра два каменный пляж, как я понял, не всегда бывает таким мирным и тихим. Метрах в десяти от воды шел целый вал старой морской травы, повсюду валялись большщие коряги, добела обточенные волнами. Не получалось даже представить себе, какой силы и величины должны быть волны, создавшие этот вал.
Постепенно дошел до конца пляжа и уткнулся в тупик из больших, как будто рваных валунов, уходящих от небольшой, поросшей низкорослым лесом возвышенности в воду. Обойти их можно было по воде, но глубина там была явно не менее метра. Раздеваться и лезть в воду не хотелось. Внимательно оглядев камни, понял, что вполне смогу вскарабкаться по ним и посмотреть, что там, за ними, если постараюсь.
Цепляясь за выступы, буквально на пальцах ног и рук взобрался на валуны, и передо мной открылся совсем другой мир! Небольшой пляж, покрытый совершенно великолепным желтым песком, был длиной не больше двухсот и шириной около пятнадцати метров. Вдоль пляжа возвышался крутой обрыв высотой метров двадцать.
Я уже повернулся было, чтобы вернуться на «свой» пляж, как внизу кто-то чихнул.
Русалка
Она вышла откуда-то из-под валунов. Тоненькая и, как мне показалось, почти невесомая, в одной руке девушка держала босоножки, а другой медленно поправляла бретельку своего ярко-желтого купальника. Меня она не видела. Ее почти белый хвостик весело болтался из стороны в сторону. Что делать – спрятаться и тайком понаблюдать за ней, уйти не замеченным или все же окликнуть ее? Пока я так рассуждал, она поочередно поболтала ногами в воде, надела босоножки и вдруг, резко повернувшись, посмотрела на меня.
Потеряв дар речи, не мог совладать с волнением, почему-то охватившим меня. Нужно было что-то сказать, но язык не слушался.
— Привет! Я знаю, кто ты. Иди сюда.
Молча шагнув к краю скалы, спрыгнул вниз, на мягкий песок, с высоты метра три, не меньше. Она подошла и протянула руку.
— Люська, — сказала она и замерла, ожидая моего представления. Держа ее теплую, мягкую ладошку, я все еще не мог произнести ни одного звука. Пауза затянулась.
— Та-ак. Этого Дед мне не говорил. Ты, оказывается, немой? – выпалила она, нахально глядя в упор фантастическими васильково-синими глазами, и вдруг заливисто захохотала.
Я чувствовал, как краснею, но вдруг стало легко и свободно, будто кто-то взял и щелкнул выключателем, снимая с меня этот мучительный столбняк.
— Алексей. И ничего не немой, только неожиданно все…
— Ну, вот и славно, а то было бы обидно – в какие годы такой парень залетел к нам на край света, да и тот немой!
Она широко, как могут только женщины, во весь свой красивый рот с двумя рядами маленьких белоснежных зубов, улыбалась мне. Я смотрел на нее и не мог оторваться, тонул в ней, не в силах противостоять этому, и мой первый юношеский разряд по плаванию был совершенно бесполезен.
Люська явно понимала мое состояние и тарахтела без умолку, и через полчаса мне было уже известно, что она моя одногодка и студентка, что живет и учится во Владивостоке, в медицинском техникуме, а на каникулы приезжает к бабушке с дедушкой, дом которых в десяти минутах хода от моего деда.
А еще узнал, что этот пляж – ее любимый, и у нее здесь есть своя пещерка. Про эту пещерку никто не знает, но мне она ее покажет. С этими словами она схватила меня за руку и потащила к большому валуну, а вернее — к куче валунов. Обойдя их, увидел довольно узкую щель. В глубине ее не было видно ничего особенного, такие же валуны, но она потребовала, чтобы залез туда. С одной стороны, совсем не хотелось этого делать, а с другой… Одним словом, спустился на корточки и просунул голову. После пары шажков вприсядку увидел идущий вправо тоннель высотой около метра.
— Видишь проход?
— Вижу.
— Иди в него, я за тобой.
Так же, на корточках, пошел в проход и через пару метров, слева открылась довольно просторная пещера. Сверху, на высоте метров пять-шесть, было отверстие, через которое в пещеру проникало немного света. В дальнем конце пещеры был плоский выступ и перед ним – кострище. Там, на выступе мы и устроились.
— Я часто здесь бываю – мне нравится от жары здесь прятаться. Иногда снаружи жарища, а здесь настолько прохладно, что и костер приходится разводить, только дрова носить надо, а они далеко.
— Это не проблема, — важно сказал я, радуясь возможности принять участие в почти непрерывном монологе, который она без малейших усилий произносила со скоростью пулемета. Правда в этом было и преимущество – изображая внимательного слушателя, можно было беспрепятственно разглядывать ее. Сначала украдкой, а потом открыто. Не знаю, насколько она красива с точки зрения классических канонов, но то, что она прекрасна и очень тревожила меня, не требовало подтверждений. Сначала Люська просто улыбалась, ловя мой взгляд, а потом что-то ее насторожило.
-Все, идем домой, а то тебя Дед уже потерял!
С этими словами она вспорхнула и исчезла в проходе. Мне оставалось только последовать за ней.
— До завтра. Буду здесь, приходи.
— До завтра, — ответил я.
Люська накинула цветастый халатик и, махнув на прощание своей маленькой ладошкой, сверкнула фирменной улыбкой и ловко взлетела по довольно крутой тропинке наверх.
Я с трудом нашел несколько выступов и трещин, благодаря которым и совершил обратный переход на каменистую сторону пляжа.
Дед уже ждал меня, сидя под деревом.
— Уж было сам хотел пойти, не дожидаясь тебя.
— Да там встретил…
— Неужто, Люська задержала?- перебил Дед, широко улыбаясь, — Эта может! Принимаю за уважительную причину. Хороша девка, а?
Я буркнул что-то в ответ, но Дед не унимался.
— Сам знаю, что хороша! Эх, мне бы твои годы!
Это здесь называется рыбалкой!
Сунув мне в руки большую, старинного вида тяжелую сумку, Дед взял алюминиевые весла, прислоненные к стене дровяного сарая и, широко шагая, рванул в сторону берега. Я еле успевал за ним, в очередной раз поражаясь его прыти.
На каменном пляже мы пошли в сторону, противоположную уже обследованной мной и метров через двести оказались перед дверью небольшого сарайчика, прилепившегося к скале в небольшом расширении пляжа. Дед отомкнул и открыл дверь, за которой оказалась алюминиевая лодка. Дед молча указал на широкие доски и, взявшись за концы, мы вынесли их, выстелив дорожку к воде, и он положил на нее пару круглых деревянных чурбачков. Взявшись за борта, легкими усилиями покатили лодку на этих чурбачках-роликах по доскам.
Когда лодка сошла в воду, Дед шагнул к ней в своих высоких болотниках, развернул лодку и вытянул ее на берег кормой, затем вернулся в сарай и вынес оттуда мотор с надписью «Yamaha 25». Мне досталось принести бачок с топливом.
Пока Дед цеплял мотор, я закрыл сарай и забрался в лодку. Оттолкнувшись от берега и ловко воткнув уключины весел в отверстия, Дед сделал несколько мощных гребков. Лодка буквально отлетела от берега метров на двадцать. Убрав весла, Дед сложил их на дно и, взявшись за рукоятку на моторе, резко дернул. Двигатель, казалось, только и ждал этого! Мягко фыркнув синеватым дымком, он ожил и довольно заурчал. Дед сел, улыбнулся мне и показал большой палец – все прекрасно! С минуту мы сидели и слушали спокойный, солидный звук мотора.
— Ну, с Богом!- произнес дед и, переключив небольшой рычажок сбоку, добавил газ. Лодка стала легко набирать ход и вскоре уже летела, еле касаясь поверхности воды.
Прошли мимо песчаного пляжа с пещеркой и, поравнявшись с крутым обрывом до-вольно острого мыса, остановились метрах в ста от берега.
— Приехали! – совершенно неожиданно сказал Дед.
Я ожидал похода куда-то далеко, а он продлился всего-то минут пять. Дед взял сумку и сказал, что много ловить не будем
— Полчасика, не более. На жарёху хорошую, да на уху поймаем и пойдем домой.
— Ага! – засмеялся я.
— Чего такого смешного нашел в моих словах, внучок?
— А разве можно вот так, запросто сказать, что мы поймаем за полчаса столько, сколько нам надо и пойдем?
— Сейчас как раз и проверим, можно или не можно, — буркнул дед и, взяв сумку, стал доставать оттуда довольно странные снасти — свинцовые грузила в форме рыбок, большущие крючки и толстенную леску. А еще — моток алой пряжи.
— А на что ловить будем, какая наживка у нас?- спросил из желания показать, что тоже что-то смыслю в рыбалке.
— А вот на это и будем, наживка нам ни к чему. Понадобится ежели, поймаем и наживку.
С этими словами Дед протянул мне снасть — привязанную к леске свинцовую рыбку с огромным крюком-тройником. Выше рыбки была еще пара здоровенных крючков на коротких поводках из такой же, в миллиметр толщиной, лески. Подав моток изоленты, Дед велел намотать на палец побольше, чтобы леской не порезаться. Я стал наматывать, но, отложив свою снасть, он велел снять намотанное и объяснил, что нужно защитить палец от пореза, а не передавливать его совсем.
— Опускай снасть до дна. Здесь метров тридцать глубина, — сказал Дед, когда я был готов.
— Опускаю… Есть, на дне.
— Приподними на полметра и с силой дергай.
Сжав леску пальцами, с силой дернул раз, другой. На третьем рывке вдруг понял, что на том конце лески кто-то есть!
— Ой, Дед, там что-то есть!
— А куда б оно делось, конечно есть! — подмигнув, сказал дед, — Тащи, коли есть, чего сидишь-то?
Я стал выбирать леску, немедленно поняв, зачем нужна была изолента. Леска шла тяжело, и чувствовалось, как рыба ходит кругами где-то в глубине. Внезапно — снова удар и тянуть стало еще тяжелее. Сказал об этом Деду.
— Работай, работай! Ее дело садиться на крючки, а твое – тащить! – подмигнул Дед и подставил большой пластмассовый бачок ближе ко мне. Я смотрел в воду и, выбирая леску, увидел, как из глубины поднимаются три рыбины! И, что самое интересное, следом за ними поднималась целая стая других таких же рыб, жаждущих сесть на крючки. Им не повезло — все крючки были заняты! Красивые серенькие, сантиметров по двадцать пять – тридцать длиной, они трепыхались на них. Дед сказал, что эта рыба называется окунь-терпуг.
Сбросив рыбок с крючков в бачок, снова отправил снасть в воду. Тут что-то странное случилось – снасть никак не хотела доставать до дна.
— Дед, ничего не понимаю… Грузило не тонет, дна не могу найти!
— Да рыба же там у тебя, чудак-человек. Тащи ее, а то она у тебя уже повесилась там на крючках!
Снова все три крюка оказались занятыми. Дед тоже включился в эту странную рыбалку, и минут через двадцать у нас было полно рыбы!
— Ну что, хватит или еще чего-нибудь приловим?
Пожал плечами, уже ничему не удивляясь. Дед достал нож и маленькую дощечку. Несколько движений острейшим ножом вдоль хребтов, и пара окуней превратилась в пласты рыбьей плоти. Порывшись в сумке, Дед достал снасть из такой же толстой лески, только на длинных поводках висели совсем большие, с ладонь размером, крюки. Нацепив пласты на крюки, дед опустил эту странную снасть с болтающимися языками рыбьего мяса на глубину и стал медленно приподнимать и опускать руку с леской. Минут десять мы молча делали свое дело – я таскал терпуга, а Дед водил рукой. Вдруг он крякнул, встал и начал медленно, одними пальцами выбирать леску.
— Возьми там, под веслами, багор и держи его наготове, — с натугой сказал Дед, — подашь, когда скажу.
Я смотрел туда, куда уходила леска. Вскоре там обозначилось какое-то пятно. Оно то приближалось, то уходило в сторону. Затем пятно ушло под лодку. Дед то выбирал леску, то отпускал ее…
— Багор мне! — сдавленным голосом приказал он через минуту.
В этот момент из-под лодки вывернулось что-то такое, что трудно назвать рыбой – бурое, почти коричневое пятнистое бревно длиной больше метра, с выпученными глазами и разинутой пастью, полной зубов! Дед подцепил чудище багром под жабры и, кряхтя, перевалил его в лодку!
— И как тебе, внучок, рыбалка? Уложились в отмеренное время?– улыбаясь во весь рот, спросил Дед, показывая на часы.
Слов не было! Эмоции захлестывали меня и на радостях, глядя на огромную пасть с длинными, как у собаки, зубами, сунул туда палец. Пасть немедленно захлопнулась и прокусила кончик пальца. Я вскрикнул, а дед обеими руками сдавил голову рыбы и она, приоткрыв пасть, отпустила мой палец, из которого обильно текла кровь.
— Высоси как следует кровь из пальца, чтобы не осталось рыбьего там, да вот, возьми платок, крепко затяни.
«Да-а, — подумал я,- засмеют ведь, скажи кому, что рыба покусала!»
Мы быстро добежали до нашей базы, как я назвал сарайчик, вытащили лодку и благополучно, но не без труда доставили немалый улов домой. Первый день на Тихом океане прошел совсем не плохо! Русалка, рыбалка… И это только начало, а что тогда впереди?
В тот вечер на ужин была совершенно потрясающая уха и жареная рыба! С ухой опять случился небольшой конфуз. Когда дед стал чистить рыбу, я не мог стоять в стороне и предложил свою помощь, тут же назвав то, что уверенно знал, как делать – начистить картошки для ухи. Дед смерил меня с ног до головы взглядом полного непонимания и даже легкого пренебрежения.
— То, что ты предлагаешь, делают тогда, когда варят рыбный суп. Туда клади что хочешь – картошку, крупу, макароны, но делать ты это будешь в другом месте, потому как здесь варится уха! – он значительно поднял палец вверх, как бы указывая на божественнее начало этого блюда!
Слегка пристыженный, промолчал и решил от начала до конца посмотреть, как варится блюдо для небожителей. Часа через два вся рыба была почищена и разделана. Окуня Дед засолил, чтобы потом завялить, а треска предназначалась на ужин. Что это был за ужин, даже и говорить не буду – никогда такого не пробовал!
После ужина был чудесный вечер во дворе, мы с Дедом молча сидели за любимым столиком и важно «гоняли чаи», наслаждаясь теплым воздухом, пахнувшим морем.
Переполненный впечатлениями, заснул едва коснувшись подушки.
Свобода!
Утром проснулся от лучей солнца, которое ослепительно светило прямо на мое лицо через раскрытое окно. Взлетев одним броском с кровати, вышел на крыльцо. Небо было синее-пресинее. Дед что-то делал в сарае – оттуда доносился характерный звук рубанка. Быстро умылся холодной водой из рукомойника, сразу вспомнив прочитанное в какой-то книге это название умывальника, прибитого к столбику на крыльце.
Налив чаю, отрезал шмат соленой рыбы и сел на лавку под деревом. Дед появился в двери сарая, держа в руке свежевыструганный черенок то ли для лопаты, то ли еще для чего.
— Привет, внучок! Как спалось?
— Отлично!
— Чем думаешь заняться?
— Наверное, пойду на пляж. Хочу позагорать, покупаться.
— Хорошее дело! Скажи Люське, чтобы передала своему деду – выезжаем в шесть.
— Далеко собираетесь?
— Поедем завтра на три дня в Корсаков.
— А…- начал было, но сообразив, что пояснений не последует, остановился.
— Еды полно, чем заняться — найдешь, — сказал Дед и пошел в сарай.
«Разговор закончен», — понял я и, завернув в газету кусок рыбы и хлеба, тут же вспомнил, как мама ругала меня за такое, говоря о вредности типографских красок.
«А хочу и буду!» – с удовольствием подумал я и, очень довольный собой и своей самостоятельностью, направился к морю.
Бандюки
Минут через пятнадцать спрыгнул на песок у лаза в пещеру. Крикнув туда, подождал немного. Ответа не было. Скинув шорты и рубашку, с разбега бросился в довольно прохладную воду. Побарахтавшись пару минут, вышел, растянулся на горячем уже песке и не заметил, как задремал, пригревшись на солнышке.
— Не спи, парень, замерзнешь! — разбудил меня голос Люськи — русалки.
Сделав мне ручкой, она сбросила шорты и блузку и, оставшись в купальнике, пошла к воде. Довольно лихо отплыв от берега, метрах в двадцати вдруг остановилась и нырнула. Ее не было секунд двадцать. Появившись, показала две здоровенные раковины.
— Плыви сюда, только возьми у меня в кармане сетку.
Непривычное и какое-то странное занятие – залезать в карман чужих, а тем более девичьих, одежд… Взяв сплетенную из лески сетку, вошел в воду.
— Ты держи, а я нырять буду за гребешком.
Она выносила по две – три раковины, и вскоре сетка стала довольно ощутимо тянуть вниз. Вынырнув в очередной раз, Люська бросила в сетку раковины, и мы вдвоем отбуксировали ее к берегу.
— И что теперь с ними делать будем?
— Конечно же, есть, — ответила Люська, добавив, что нужны дрова.
С этим все было просто и понятно. Пошел вдоль берега. Благо, коряг и веток, отполированных добела водой, было предостаточно, и через полчаса у входа в пещеру лежала целая куча, которую мы перетаскали в пещеру. Затем, Люська дала мне мастер-класс по открыванию ракушек. Со слов Люськи, эта ракушка называлась «морским гребешком». Название ни о чем не говорило, а раковина была совсем такая же, как на эмблеме фирмы “Shell”, что было понятней мне, городскому жителю. Люська ловко вскрывала раковины небольшим ножом и там, среди всякой требухи, оказывался круглый пятак белого мускула, как будто толстую сардельку порубили на пятаки толщиной в два пальца. Радуясь возможности использовать свой новый нож, тоже попробовал. Не так ловко, но все же получилось.
— Классный нож! У моего деда тоже такой есть. Это боцманский нож, со свайкой.
Что такое свайка, я уже знал из той книги и еще знал, что она нужна для работы с канатами и парусами, а вот теперь впервые держал в руках ее, оказавшуюся толстым кривым шилом.
— Вот так его и едят, — прервала мои мысли Люська и сунула белый пятак в рот. С трудом сдерживаясь, чтобы не показать мое отношение к этому, смотрел, как она с аппетитом жевала.
— Давай! Очень вкусно! Пока он свежий, его можно сырым есть, а потом запечем немного, — сказала она и протянула пятак на своей маленькой ладошке.
«И что бы я не съел с этой ладошки?» – неожиданно для себя подумал и, взяв пятак, сунул его в рот. Вкус был ни на что не похож, но довольно приятен. Съел еще парочку, но больше решил не рисковать.
Тут мое внимание привлек посторонний звук.
— Что это?
— Бандюки,- спокойно ответила Люська.
— Пойду, посмотрю.
Выбравшись, увидел, что от дальнего мыса, мимо нашего пляжа, красиво взрезая воду и оставляя высокий пенный бурун за кормой стремительно идет, почти выпрыгивая из воды, довольно большой белоснежный катер. Через пару минут он скрылся за другим мысом.
— Вот бы на таком прокатиться!
— У них огороды за тем мысом. К ним лучше не соваться, — сказала Люська, тоже выбравшаяся из пещеры.
— Странно… А зачем бандюкам огороды? Никогда не слыхал, чтобы бандюки капусту с морковкой выращивали!
— Да не те огороды, где морковку выращивают, садовая ты голова! — заливисто засмеялась Люська,- Они там выращивают мидию, морскую капусту, гребешок и трепанг. Здесь их много в воде.
— А зачем их выращивать, если они и сами по себе вроде бы …
— А затем, что в одном месте и много! Водолазы каждый день собирают там урожай, а катер увозит все в город, в магазины.
— Покажешь?
— Ой, туда мне запрещают. Бандюки — они и есть бандюки. Дед говорит, что они могут и утопить.
— Жаль. Никогда не видел огородов в море.
— Ну, да ладно. Деды наши собирались на днях поехать на несколько дней в город, тогда и покажу.
Внезапно вспомнил о просьбе Деда и сказал ей.
— Вот, завтра и сходим. Не забудь утром ключ от лодки взять.
— А Деду говорить?
— Конечно! Скажи, что для меня. Я часто беру его лодку на рыбалку. Только не говори, что к огородам пойдем.
А потом был костер, на углях которого мы пекли мускулы гребешков, насадив их на прутики. Получалось очень вкусно. Когда солнце опустилось почти к самому горизонту и стало прохладно, попрощались и договорились встретиться завтра ровно в восемь, у лодки.
С вечера дед показал, что где лежит на кухне и сказал, что утром будить не будет.
— Если что понадобится — по тропинке километра два, там рыбацкий поселок с магазинчиком, а в самом первом доме живет Люська.
Я только кивал и не решался спросить насчет ключа от лодки.
— Ну, чего мнешься? – облегчил мою задачу Дед.
— Можно взять ключ от лодки?
— Сам или с Люськой?
— С Люськой.
— С ней можно, только не балуйте и не лихачьте. Море не любит баловства.
— Спасибо, Дед!
— Да лишнего не ловите. Ни к чему это!
Проснулся от треска на дворе и, выглянув в окно, увидел, что Дед кладет рюкзак в коляску видавшего виды мотоцикла. Вышел на крыльцо, чтобы попрощаться, но во дворе остался только сизый слой дыма с характерным запахом сгоревшей смеси бензина с маслом, стелящийся по двору. Какое-то время еще доносился треск удаляющегося мотоцикла.
В назначенный час подошел к лодочному сарайчику. Люська была уже там и сидела на камне с озабоченным видом.
— Слушай, а может, не пойдем к огородам? — вопросом ответила она на мой вопрос, — Про них такие слухи ходят…
— Да мы же только глянем и все, чего нам бояться?
— Ладно. Только все равно, неспокойно мне как-то…
Огороды
Скоро лодка была на воде. Поднес двигатель, оказавшийся довольно тяжелым, и совместными усилиями мы водрузили его на свое место. Через несколько минут мы уже бежали по водной глади к мысу, за которым и находились те самые, «бандюковые» огороды.
Вылетев за мыс, оказались в небольшой, очень уютной бухточке с песчаным пляжем в глубине, защищенной отвесными скалистыми мысами с обеих сторон. Вся бухта была как бы расчерчена линиями из белых пластиковых шаров, лежащих на воде примерно метрах в 10 друг от друга. Пересекаясь, линии выстраивались в сетку.
— Это поплавки — кухтыли, от них идут тросы, на которых крепятся порядки садков для мидии и гребешка, а на других, ближе к берегу, висят сети и на них выращивается морская капуста.
— Давай, нырнем и посмотрим, как там все устроено?
— Не стоит, наверное…
— Да ладно тебе! Не бойся! Давай, привяжемся к кухтылю. Мы же только минут на пять!
Люська кивнула и повела лодку вглубь бухты.
— Там глубины совсем небольшие, все видно, — сказал она.
Привязались. Я прыгнул в воду, а Люська осталась в лодке, явно не собираясь следо-вать за мной. Стал плескать на нее водой, но она, не скрывая этого, нервничала и не принимала игры.
Нырнув, открыл глаза в воде и стал рассматривать устройство огорода, а вернее – одной его грядки. Между вертикальными канатами, идущими от кухтылей, были навязаны горизонтальные, и на них висели сетки с кольцами, в которых стопками лежали ракушки. Эти гирлянды шли во все стороны. Вынырнул метрах в пятнадцати от лодки. Люська с беспокой-ством смотрела на меня и, почему-то стараясь говорить тише, стала торопить меня.
— Еще только разик нырну и пойдем, — помахал ей рукой и нырнул.
Вынырнув метрах в тридцати, услыхал ее испуганный крик.
— Быстрее, быстрее в лодку!
— Что случилось? — спросил я, отплевываясь от воды.
— Да скорее же ты, они лодку уже спускают!
Забраться в моторку из воды не очень просто, и пришлось потерять не меньше минуты, пока сообразил, что к чему и подплыл к корме. Люська чуть не плакала.
— Всё, они уже на ходу.
Забрался в лодку, она завела мотор, и мы резко рванули вперед. Лодка с берега шла очень быстро, и расстояние между нами быстро сокращалось. В ней сидели двое. Один из них махал нам рукой, чтобы мы остановились, а второй высоко поднял ружье, но Люська не видела ничего. Расширенными от ужаса глазами, не мигая, она смотрела вперед. Посмотрел туда и увидел, что из-за мыса, навстречу нам летит тот самый белоснежный катер, что мы видели вчера. Сзади раздался звук выстрела. Обернулся. Тот, с ружьем, целился в нас.
— Люсь, может остановимся, ведь подстрелят же?- крикнул я, натягивая шорты.
— Да нет, чуток осталось, добежим! За мыс они не пойдут, побоятся.
Белоснежный красавец стремительно шел прямо на нас. Это было очень красиво и страшно, поскольку сомнений в том, что они не отвернут, не было.
Люська сжимала белыми от напряжения пальцами рулевой рычаг мотора, не отрывая взгляда от катера. Каким-то шестым чувством я понял, что она хочет в последний момент отвернуть и, пока катер будет разворачиваться, мы будем уже за мысом. Катер стремительно приближался.
— Держись!
Люська рванула рукоятку мотора на себя, и лодку сразу развернуло на девяносто градусов. Я полетел, стукнувшись головой и плечом о борт. Почти одновременно катер с шумом пронесся в паре метров от нас, и гребнем волны от него лодку поставило почти вертикально. Следующее, что почувствовал — полет. Потом – вода, странный булькающий звук. Вынырнул — борт чужой лодки. Тяжелый удар по голове…
Темнота
Пришел в себя оттого, что очень хотелось пить. Голову ломило. Помаленьку ко мне возвращалась вся череда событий сегодняшнего утра. Где я, где Люська, что с ней?
Темнота была абсолютная. Ни щелочки, ни лучика света. Качает. Значит, в катере. Скорее всего, в трюме или ящике каком-то.
«Та-ак… Напрягаем мысли. Если в трюме, то сверху должен быть люк», — приподнялся чуть и протянул руку наверх. Точно! Прощупывались болты, какие-то ребра и рукоятки. Стало веселее — я оказался прав, но что мне это давало? Что с люком делать?
«Хорошо, обследуем дальше. На чем лежу? Какие-то веревки, сетки, круглая железяка… А это…» — кровь моя заледенела от пронзительного визга и последовавшего немедленно за ним удара в лоб! Опешил от неожиданности и только ойкнул.
— Кто это?! – раздался Люськин голос.
— Кто, кто… я!
— Ой… Алешка! А я испугалась — подумала, что крыса…
— Ни фига себе, крыса… Люсь, как ты?
— А что со мной сделается? Это же не меня, а тебя саданули по башке прикладом. Болит? А меня связали и какой-то укол сделали, не помню больше ничего… Проснулась, а тут ты под ногу попал!
— Да… Похоже, оба мы попали! Только во что, хотелось бы знать?
Наверху раздались шаги. Мы затихли, ловя каждый звук. Слушая ровное, спокойное дыхание Люськи рядом, поймал себя на том, что почему-то больше вслушивался в него, чем в то, что делается на палубе.
— И что теперь будем делать, ведь сдадут? – спросил грубый мужской голос.
— Думай. Ты начальник, тебе и думать положено.
— А может…
— Можно и так, но я на такое не подписывался. Без меня.
— Да ладно, уж и пошутить нельзя, что ли?
— Шути, шути… Все можно, пока жив.
— Типун тебе на язык!
— Придумал!
— Чего придумал?
— Отвезем на базу, а там пусть сами решают.
— Давай так.
Они затихли. Мы молча лежали в своей темной камере и начали было дремать, когда в борт что-то с силой ткнулось.
— Ты чего, пробьешь ведь! — раздалось в тишине.
— Да случайно получилось.
— Случайно, случайно… Всё привезли?
— Да, всё. Пять мешков сухого
— Хорошо, отваливайте и держите язык за зубами!
— Ты еще чего посоветуй, а то мы не знаем, может, чего?
— И посоветую, коли надо будет.
Лодочный мотор взревел, постепенно затих, и опять установилась тишина, но вскоре запустился двигатель на катере и минут пять мы стояли с работающим двигателем.
«Греют двигатель, — подумал я, — сейчас пойдем».
Тут же послышались шаги, и раздался вой лебедки.
— Якорь поднимают.
— И куда нас все это заведет-занесет? – сказала Люска в ответ и тяжело вздохнула.
— Главное – держаться друг за друга, и тогда обязательно прорвемся!
— Ага, только дадут ли они нам такой шанс?
— А что это, интересно, они грузили, — спросил я, чтобы прервать ее грустные мысли.
— Да вот с этим-то все как раз понятно. Трепанга сушеного! Это браконьерство и, если поймают, мало не покажется. Они его продают за границу – в Китай или Японию. Там он на вес золота ценится!
— А что с ним делают?
— Едят его. Деликатес очень большой, а еще лекарство какое-то из него делают. Как женьшень, говорят.
— А ты ела?
— Конечно, его раньше очень много было и мы его варили. Такую вкусную скоблянку бабушка делала! Сейчас бы чашечку! А еще, его можно и сырым.
— Зря мы эту тему затронули. Сейчас бы погрызть чего.
— Ага…
В неизвестность
Двигатель стал менять звук, наращивая обороты, и вскоре запел на постоянной, высокой ноте, а наша темница наполнилась звуками бегущей за тонкой обшивкой воды. Катер стало трясти, совсем как на санках по ледяной горке. Приятного в этом было мало. Переговариваться из-за шума стало практически невозможно. Катер мчался, унося нас все дальше от дома, в неизвестность. Я почувствовал, как моего плеча коснулась ее рука и положил сверху свою.
Люська придвинулась ко мне и прислонилась к плечу. Обнял ее одной рукой и прижал к себе. Так мы и сидели, трясясь на кочках волн и стуча зубами при каждом прыжке катера. От Люськи стало теплее, как-то спокойнее, и одновременно пришло новое, острое ощущение обязанности защитить ее, что бы дальше с нами ни произошло. В ту минуту я готов был сразиться с кем угодно и отдал бы жизнь за нее! Под эти пафосные мысли умудрился задремать, прислонившись к мягкой куче сетей. Проснулся, когда двигатель резко сбавил обороты. Тряска уменьшилась и вскоре совсем прекратилась. Вода тихо, совсем мирно журчала вдоль борта. Люська тоже проснулась и еще крепче прижалась ко мне.
Мотор внезапно взревел и катер, как бы поднявшись чуть на дыбы, замер. По палубе прошел кто-то, скрипнули по борту резиновые кранцы и катер застыл. Установилась звенящая тишина.
Длилась она недолго. Послышались голоса, по палубе протопали тяжелыми башмаками. Внезапно завелся мотор, и вскоре катер задрожал, отходя от причала. Вновь забурлила вода вдоль борта. На этот раз шли не очень долго. Довольно сильно качало. Катер самым малым ходом то ли крался, то ли подходил к чему-то.
— Держи кранец! – раздался крик.
Катер мягко ткнулся во что-то.
— Живей давайте, итак уже задержались
— Даем, даем, — прозвучало в ответ, и одновременно над нашей головой лязгнули железом. Люк со скрипом открылся. Поднял голову. В проеме была ночная темнота. Яркая звезда виднелась почти в самом его центре. Тут же ее заслонила небритая физиономия и в глаза ударил яркий луч фонаря, заставив крепко зажмуриться.
— А ну, шпиёны, вылазь по одному.
Люська подтолкнула меня. Понял. Превозмогая тупую боль в затылке, поднялся. Небритый подал мне огромную ладонь и легко выдернул на палубу. Пока он таким же образом выдергивал Люську, осмотрелся. Мы стояли возле рыболовного судна. На нем не было освещения, виден был только зеленый фонарь на надстройке и из пары иллюминаторов шел тусклый свет.
«Судно на ходу — виден зеленый сигнальный огонь на правом борту», — вспомнил книгу.
На судне
Небритый молча подтолкнул нас к борту и там чьи-то протянутые вниз руки помогли перебраться на судно. Катер тут же отошел и полным ходом умчался в темноту. Наверху, в надстройке что-то звякнуло, судно задрожало и, медленно набирая ход, пошло, унося нас в неизвестность…
— Куда вы нас везете? — спросила Люська здоровенного детину, отпиравшего навесной замок на железной двери.
— Куда надо, туда и везем,- буркнул детина и, открыв дверь, толкнул туда меня, а затем и Люську. Дверь с сильным лязгом захлопнулась за нами.
Опять мы оказались в темноте. Пахло чем-то странным. Стал ощупывать только что закрывшуюся дверь. Ребра, задрайки…. Рядом с дверью нащупал что-то на уровне головы.
«Выключатель!» — молнией пронзила радость открытия!
Повернул маленькую штучку на круглой коробке выключателя, и над нами зажглась тусклая лампочка в мутном стеклянном плафоне. Мы были в кладовой. На металлической палубе лежали бухты канатов разных диаметров, на больших полках — большие тюки сетей.
Люська осмотрелась и показала в дальний угол.
— Возьми вон ту куклу мелкой дели и давай сюда.
— Не знаю, что такое дель и не вижу здесь ни одной куклы, — совершенно озадаченный, ответил я.
— Дель – это полотно сети, из которой шьют тралы и другие орудия лова, а большой моток этой дели называют куклой. Вот и давай ее сюда, устраиваться будем.
Сбросил пару кукол, и мы уселись на них
— Что будем делать, — спросила Люська.
— Не знаю, но думаю, что главное – не раскисать , а там посмотрим, что будет.
— Я бы сейчас чего-нибудь съела.
— А в лодке был кусок рыбы, — сказал я, захлебнувшись слюной.
— Прекрати…
Мы долго молчали. Вскоре я задремал. Не знаю, как долго меня не было в этой странной реальности, столь неожиданно свалившейся на нас. Проснулся оттого, что вибрация и качка изменились. Явно сбавили ход. Вскоре двигатель остановился, затем сильно заработал и судно задрожало. Через минуту все стихло, и по палубе прошел кто-то, гулко топая тяжелыми башмаками. Еще через минуту раздался страшный грохот.
— Якорь отдали, — почему-то шепотом сказала Люська,
Якорная цепь еще несколько раз прогрохотала. По палубе снова простучали тяжелые башмаки, и все стихло.
Спать не хотелось. Я понимал, что скоро наша дальнейшая судьба как-то прояснится и попытался хоть как-то прикинуть, что нас может ждать. Ничего хорошего из этого не получалось. Люська снова тихо засопела, а ко мне сон не шел.
«Что бы ни было, лишь бы не разделили нас, а там – что-нибудь, да придумаем!» – подумал я, и почему-то стало легче.
«Дед вернулся уже, наверное» — очнувшись от полудремы, подумал и одновременно услыхал звук лодочного мотора.
Раскрыв глаза, увидел все тот же тусклый свет плафона из-под потолка и Люську, сидевшую на кукле. Подобрав под себя ноги, она смотрела на меня.
— Привет! — сказала она, окончательно возвращая меня в реальность.
— Привет.
— Слышишь? Кто-то идет.
— Ага. Наверное привезли нас обратно и сейчас выпустят.
— Хорошо бы…
На палубе послышались шаги нескольких человек. Мотор затих. Раздались голоса. Говорили на каком-то непонятном языке.
— Японцы! – выдохнула Люська, — это они японцам привезли трепанга, а может и еще чего.
— И что, ты хочешь сказать, что мы в Японию пришли?!
— Да нет, вряд ли, хотя… все возможно.
Обед и начало
Через пять-десять минут лодочный мотор опять завелся и, удаляясь, быстро затих. Снова тишина. Вскоре заработал какой-то механизм и раздался металлический стук.
— Якорь поднимают, — тихо сказал Люська.
Минут через десять судно вновь дало ход и пошло в неизвестность…
Прошло не менее полутора — двух часов, когда вновь послышались тяжелые шаги и за-гремел замок. Мы напряженно замерли. Дверь открыл все тот же детина.
— Эй, живы тут? Вижу, живые, — с этими словами он вошел и подал мне небольшой котелок и огромную, словно тазик миску. В котелке был борщ, а в миске — жареная рыба и пол-булки хлеба.
— Ешьте, следующий раз не скоро будет, — ухмыльнулся он и повернулся, чтобы уйти.
— Где мы, что будет с нами, почему… — начала было Люська.
— Заткнись! – прервал ее детина, — Тарахтишь больно много. Скажут, коли надо будет.
С этими словами он захлопнул дверь и закрыл замок. Почти сразу почувствовал, что действительно очень хочу есть.
— Ну что же, подкрепимся, чем…- начал было, но осекся, взглянув на Люську.
Глядя на меня, она беззвучно плакала. Поставил котелок с миской на пол и придвинулся к ней.
— Ну, что ты, не надо плакать! Ты же видишь — все нормально! Хотели бы сделать с нами что-то плохое — давно бы уже сделали, а уж если кормят, то отпустят утром, попугав немножко.
Много еще чего говорил в этом роде, придумывая доводы на ходу, и был, скорее всего, довольно убедителен, поскольку вскоре мы с удовольствием уплетали остывший, но вкуснейший борщ и не менее вкусную рыбу, которая, со слов Люськи, оказалась минтаем. Мы очень старались, но так и не смогли доесть все, что нам принесли.
Через полчаса на палубе вновь стало что-то происходить. Двигатель остановился. Слышались шаги, чьи-то приглушенные разговоры, непонятные стуки. Вскоре за нами пришли. Это были другие люди. Один был в спортивном костюме и явно командовал остальными. Другой – пожилой, обросший и очень неприятный человек.
— Быстро вышли, — скомандовал нам молодой.
— Возьми куклу поменьше, капрон и брось в лодку,- обратился он к пожилому и тот выбросил на палубу небольшую куклу, затем достал с крюков в глубине кладовки пару больших мотков веревки толщиной в палец и бросил туда же. Мы молча наблюдали за происходящим, стараясь понять, как все это связано с нами.
Молодой сильно толкнул меня к борту. Чуть не ударившись о фальшборт, успел ухватиться за него и увидел, что внизу, на воде качается маленькая моторная лодка, в которой уже сидел «наш» здоровяк.
— Быстро в лодку, — тихо сказал молодой.
Я спрыгнул и подхватил Люську, спрыгнувшую следом. Тут же на лодку, не глядя, прямо на нас сбросили куклу и мотки веревки.
— Держитесь, — сказал детина, запустил мотор и сразу дал ход.
Мы оба полетели на дно лодки, на куклу и веревки.
Приподнявшись, огляделся. Мы обогнули сейнер, и стало ясно, что судно стоит посреди совсем небольшой, укромной бухточки. Через пару минут лодка ткнулась в чистый мелкий песок.
— Выходите.
Вышли. Верзила поднялся и, не выходя из лодки, бросил на песок куклу и мотки веревки, а затем полез в карман и бросил на песок зажигалку и складной нож.
С этими словами он оттолкнулся веслом, и лодка плавно отошла. Двигатель взревел и лодка унеслась к судну, оставив неровный пенный след.
— Это вам от меня, — донеслось из лодки.
ДАЛЕЕ>>>