«Конечно же, была!» — не задумываясь, ответил я сам себе и твердо шагнул на сходню. Сегодня судно не показалось таким пустынным, как вчера. Чувствовалось, что оно на отходе. В пассажирских коридорах, в последних приготовлениях, обстреливая новичка взглядами, суетились номерные в голубых костюмчиках. На палубе комсостава также кипела жизнь – народ озабоченно носился с бумажками. Кто-то провожал жену с ребенком к трапу. Матросы на палубе задраивали люк почтово-багажного трюма, куда вчера погрузили почту. Все при деле.
— Ну что, идем к мастеру? – предложил второй, сдав вахту.
— Идем.
— Входите, — ответил на стук капитан, подписывающий документы, которые принес ему Третий, сидящий на стуле у стола.
— Юрий Антонович, дела сдал.
— Алексей Иванович, — представился я.
— Хорошо, Алексей Иванович, занимайтесь своими делами, а вас, Юрий Петрович, прошу задержаться на минутку. Присядьте. Подпишу документы и поговорим немножко.
— Я поднялся на мостик. Осмотревшись, не нашел ничего нового и пошел в каюту. У двери стояли чемодан и сумка второго. Свои вещи решил не трогать – разберу их в рейсе.
«Внимание, — раздалось в динамике, — всем посторонним покинуть борт судна. Начинается оформление пограничными властями. Экипажу находиться в своих каютах».
Минут через пятнадцать в каюту зашел солдатик. Сличив мою фотографию на паспорте и сделав отметку, пошел дальше. На том все и закончилось. Ровно в десять объявили о начале посадки. Вышел на палубу через дверь рядом с моей каютой и по шлюпочной палубе прошел на корму. Сверху хорошо было видно, что на причале много людей. Что удивило – в большинстве своем это были молодые девушки. Поймал себя на мысли, что так и не спросил, куда же мы все-таки идем. В общем-то, я уже знал, что судно летом работает в районе Сахалина и Курил. Значит, идем на Курилы. А куда еще можно везти столько молодых девушек? Только на Курилы, на какой-нибудь рыбокомбинат. Скорее всего, на Шикотан. Там они обычно и работают летом на сайровой путине.
Внизу, у сходни стояли пограничники и милиция. Они проверяли документы и делали отметки в списках. Процесс шел довольно бойко, и люди с чемоданами, гитарами, мячами в сетках шли по сходне с интервалом
четыре-пять метров. На палубе их встречал пассажирский помощник со списками и распределял, к какой из стоящих тут же номерных человек должен подойти. Собрав группу человек десять, девушки в голубой
униформе уводили ее. На место ушедшей номерной становилась другая. Все было четко и размеренно. Никакой суеты, никаких заминок. Через полчаса на причале остались лишь провожающие.
«Швартовой команде по местам стоять на отшвартовку», — раздалось минут через двадцать.
Я снял с крючка у двери белую каску с черной надписью «2ПК» на ней, радиостанцию и пошел на корму – мое место по швартовому расписанию. Матросы и плотник были уже там и курили. Народ довольно матерый.
Большинство примерно моего возраста, а кое-кто и постарше. Поздоровался с ними.
— Алексей Иванович, — представился я, — в неслужебной обстановке — Алексей.
«Корма — мостику», — раздался в рации голос чифа.
— Есть корма.Отдать сходню и оставить два продольных.
Мне не пришлось дублировать команду. Моряки ее слышали и уже выполняли. Приподняв сходню, завели кончик и на нем спустили ее, а швартовщики на причале откатили в сторону. Тут же матросы ослабили
концы и как только швартовщики сбросили концы с больших чугунных палов, вручную выбрали их и начали сматывать на походные вьюшки.
— На корме оставили два продольных, под кормой чисто, — доложил я, с удовольствием наблюдая, как матросы ловко, без единого указания делают свое дело.
— На корме, проворачиваем правый двигатель.
-Понял, — ответил я и сказал матросам отойти от концов.
Слышно было, как где-то наверху, из машинного отделения через вентилляционные люки — капы донесся звук сжатого воздуха, запускающего двигатель, и под кормой забурлило. Через несколько секунд вращение винта прекратилось. Тут же пыхнул воздухом второй двигатель, и снова забурлило под кормой. Вытянутые как струны, концы уже трещали. Двигатель затих.
— На баке, вира помалу оба каната. На корме – отдать все концы, с кранцами стоять.
Моряки лихо выдернули оба конца. Кранцы были уже готовы и по два моряка держали их наготове с обоих бортов.
— Под кормой чисто, с кранцами стоим, — доложил я.
— Понял, на баке вира на полную оба каната.
Корма пошла быстрее. Справа и слева оставалось пространство по два-три метра от других судов. Мелькали иллюминаторы. Корма стала постепенно приближаться к судну, что слева по ходу. Доложил.
— Есть, понял, — ответил старпом и тут же правый двигатель дал толчок, поработав несколько секунд. Корма перестала приближаться, и мы еще быстрее пошли вперед. Вскоре корма поравнялась с носом обоих судов и тут же с бака доложили, что оба якоря встали. Еще через пару минут третий доложил, что оба якоря вышли из воды, оба чисты.
«На корме, концы походному и свободны», — прозвучало в передатчике.
— Все уже на местах, уложено, зачехлено и закреплено — ответил я. Так здорово работать на отшвартовке мне еще не доводилось.
— Швартовка закончена, — громко поставил я точку и добавил, что работать с такой командой – удовольствие.
— Впервые на пассажирах? – спросил плотник.
— Да.
— Тогда понятно. Еще привыкнешь, Иваныч! Здесь иначе нельзя, здесь балбесам нечего делать!
— Уже начинаю это понимать, но думаю, для этого у меня будет еще достаточно возможностей, — смеюсь я.
Времени до вахты осталось совсем ничего. Только пообедать и на мостик. А в кают-компании-то я еще и не был. Пробегал все время мимо и не спросил предшественника, где мое место. Ну, да и ладно. Разберусь!
Умылся, причесался. Захожу в кают-компанию. Народа пока нет. В половине двенадцатого обедает только вахта. Столов — восемь, какой из них мой?
— Растерялся? — раздался знакомый голос. Опять электромеханик.
— Да вот, забыл спросить.
— Вот твой стол, — он указал на второй стол от буфета, у лобового иллюминатора, — а это твое место. Удобно — всех будет видно.
— Спасибо.
Из буфета вышла довольно молодая буфетчица. Высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Короткая юбка с белым кружевным передником, тонкие колготки с рисунком, тонкая
блузка. Довольно сексуальная особа.
— Здравствуйте, — сказала она низким, грудным голосом, от которого даже мурашки побежали чуток.
— Привет, Маринка, — сказал Сергеич, — корешок пришел, вместе работали. Прошу любить и жаловать!
— Здрасти, — только и осталось сказать мне.
— Любить не обещаю, а жаловать буду, потому что по всем инструкциям положено. Да и симпатичный молодой человек, чего ж не жаловать, — смеясь, сказала она и нимало не смущаясь, основательно обследовала меня своими большими темными глазами.
— Этого мне будет вполне достаточно, — улыбнулся я в ответ.
— Вот и хорошо. Приятного аппетита, — сказала она, ставя на мой стол супницу с восхитительно пахнущим борщем.
— Ну вот, так всегда! Где что побежало или не крутится — это к механикам, а как первую супницу или что повкуснее – к штурманам! – не унимался Сергеич.
— Уж вашему-то столу грех жаловаться на отсутствие внимания со стороны женского персонала. Аль в ресторане нынче плохо стали готовить?
— Вот, язва! Все, я молчу! — смущенно воскликнул Сергеич и, подмигнув мне, углубился в процесс обеда.
— Привет, народ! – поздоровался входящий мужчина лет тридцати, видимо второй механик, раз с вахтой обедает.
— Здорово, садись и ты с нами, — ответил Сергеич.
— Во как, а куда Юрок делся? — в ответ на мое приветствие воскликнул второй механик.
— А соскользнул, — ответил Сергеич.
— Вот, жук!
— На том и закончился наш разговор. Меня уже заинтриговало – от чего или от кого сбежал мой предшественник, что так все реагируют? Решил узнать при случае. — Сдаю спокойную вахту, — сказал третий, когда я вышел из штурманской в рулевую, — машина вводится в режим.
— Спасибо, когда-нибудь отдам тем же, — пошутил я.
Бежали резво, почти семнадцать узлов. Вышел на крыло. Теплый, насыщенный, ни с чем не сравнимым ароматом, воздух открытого моря. Как же мне его не хватало! На душе стало тихо и спокойно. Здесь я на месте, здесь все понятно и знакомо. Наверное пойманная рыбка, неожиданно отпущенная рыбаком,
чувствует себя так же, попав снова в воду.
Жизнь вошла в свой привычный, вахтенный ритм. Все шло так же, как и на любом другом судне, только на мне не было груза! Разве можно считать эти несчастные две тонны грузом? Однако же, две не две, а посмотреть его нужно. Документы совсем другие, непривычные. Изучая их, неожиданно почувствовал нечто совсем необычное. Мне вдруг открылось, насколько это важно — довезти в целости и сохранности именно этот груз, потому что это — почта!
На второй день, после вахты вызвал плотника, чтобы вместе с ним пойти и осмотреть почту. Ключ от почтового отделения был у меня. Я принял его по акту. Спустившись в трюм обнаружил, что там есть выгородка, а вернее – большая клетка, устроенная под одним из подзоров. На полках лежали посылки. Большие и маленькие, обшитые и нет. А еще, большие мешки с письмами. Много, штук тридцать. Все мешки были опломбированы и на бирках написано все, что нужно знать об этом мешке почтовым людям. Смотрел я на все это и невольно задумался. Кто-то послал письмо или посылку, вложив в нее что-то важное и надеется, что она дойдет, и вот
сейчас, на этом отрезке пути я отвечаю за то, чтобы это произошло. Раньше никогда так не думал о грузе. Груз — он и есть груз, а здесь каждая коробка, каждый конверт – это живые, настоящие люди, их истории, а может быть и судьбы.
На некоторых посылках расплылись темно-бардовые пятна.
— Варенье народ шлет на острова, — заметив мой взгляд, сказал плотник, -тут однажды самогонка в посылке разлилась, на берегу же швыряют посылки почем зря. Ох, и запашок же стоял в трюме тогда!
— Представляю себе, — улыбнулся я, — а сдача и приемка почты как происходит?
— Если в спецконтейнерах, то просто пломбы проверяем и все, а если насыпью – по номерам все посылки и мешки сличаем, да на поддон складываем. Часа два – три обычно уходит.
К двум часам на мост поднялись капитан и старпом. За ними — четвертый и взял черновой журнал.
— Начинайте, Владимир Иванович, — сказал капитан.
Чиф нажал красную кнопку тревожной сигнализации. Длинный сигнал колоколами громкого боя.
«Общесудовая учебная тревога, судно к борьбе за живучесть изготовить», раздалось в динамиках, когда я вихрем несся в свою каюту. Схватив жилет, рацию и надев каску, быстро цепляю на иллюминатор стальную «броняшку» и лечу в столовую. Там — сборный пункт кормовой аварийной партии, и я ее командир.
Докладываю на мостик о готовности партии. Почти сразу снова звучит сигнал тревоги и объявление «Учебная пожарная тревога, пожар в районе инсинератора. Кормовой партии приступить к ликвидации очага ». Я уже
знал, что на пассажирах есть инсинераторы – специальные устройства для сжигания мусора, но, к стыду своему, не знал, ни где он на этом судне, ни как вообще выглядит и потому просто бросился вместе с бойцами моей партии на корму.
Оказалось, что здешний народ и на тревогах очень неплохо натренирован. Моряки быстро, слаженно вооружали шланги. Плотник и матрос надели изолирующие дыхательных аппараты, открыли дверь в инсинераторную и вошли в нее. Все делалось молча, без суеты и очень быстро.
«Внимание, в инсинераторной произошел взрыв, ранен плотник. Санитарной группе оказать помощь» — звучит вводная.
Я подхватил у матроса его аппарат и, быстро включившись в него, шагнул туда, куда уже вошел матрос. Тем временем, на палубе уже разложили носилки.
Вышли втроем, с плотником между нами, из инсинераторной. На палубе стояли огнетушители, два шланга выведены за борт и из них с шипением били тугие струи воды. Мельком увидел, что на крыле — капитан с
секундомером в руке наблюдает за нашими действиями. Довольно ухмыляясь, плотник лег на носилки. Рядом стояла сумка с красным крестом.
«А кто доктор? Надо будет узнать».
— Пожар ликвидирован, помощь раненому оказана — доложил я.
«Отбой пожарной тревоги. Оперативное время 00.20, вышел из строя привод рулевой машины. Кормовой аварийной партии перейти на ручное управление рулем», — раздалась новая вводная, и мы понеслись по трапам на корму, а там — вниз, еще вниз.
Большой, метров пять в радиусе тяжелый стальной сектор, закрепленный на толстом стальном штоке- баллере, и вся эта многотонная конструкция по команде со штурвала на мостике, поворачивается
гидравлическими поршнями. Наша задача – перейти на ручное управление. Техника знакомая. На предыдущем судне была почти такая же рулевая машина. Быстро переключаем клапана на местное ручное управление
гидравликой и теперь вращением большого штурвала, находящегося здесь же, можно будет очень медленно поворачивать баллер. Осталось только перевести главный клапан на ручное управление. Докладываю на мост о готовности сделать это.
— Есть, принято. Отставить переход на ручное. Отбой. Управление рулем перевести в исходное.
— Отбой, — кричу бойцам.
Вышли на корму из румпельного и тут раздались короткие звонки. Автоматически считаю их. Один, два, три, четыре… Семь коротких и один длинных. «Шлюпочная тревога».
Я – командир шлюпки номер три, с правого борта. По трансляции дается команда номерным выводить пассажиров к шлюпкам. Механики заводили и тут же останавливали двигатели на шлюпках, радист принес к первой шлюпке шлюпочную радиостанцию. Пассажиры, до этого просто наблюдавшие за учениями, теперь встревожено жались к своим, знакомым уже номерным. Спасательные жилеты не на всех. Тут же командую «своей» номерной доставать резервные жилеты из специального ящика под деревянной скамейкой на открытой шлюпочной палубе. Матрос помог поднять тяжелую скамейку и вот, все пассажиры моей шлюпки в
жилетах. Совершенно неожиданно наткнулся на взгляд больших девичьих глаз. Вот даст же Бог такие!
«Ишь, красотуля какая! – возникло тут же, — Ну, и чего же ты, родная, так уставилась — то, а?»
— Товарищ командир, — жеманно растягивая слова и явно играя на подружек, громко обращается ко мне это затейливое сокровище с глазками «барби», часто хлопая ресницами, — а я очень воды боюсь и даже становлюсь неадекватной при этом, что мне делать?
— Как раз в нашей шлюпке, на случай испуга есть специально обученный матрос, который умеет быстро и надежно успокаивать неадекватных пассажиров и пассажирок, — язвлю я, и подружки ее громко смеются.
— Что здесь у вас, — спрашивает старпом, оказавшийся за моей спиной.
— Инструктаж провожу.
— Понял, проводите, — улыбнулся чиф и пошел к следующей шлюпке.
На разборе учений нашу партию и меня похвалили. Правда капитан сделал мне замечание за то, что приняв верное решение пойти вместо выбывшего плотника на разведку в огонь, я не назначил себе замену, оставив партию без старшего. Мне понравилось учение – все отрабатывалось основательно, досконально, серьезно. Да было и понятно — иначе здесь и нельзя, ведь пассажиры на борту — это не подготовленные ко всему профессиональные моряки.
После ужина вышел на шлюпочную палубу. Солнце было еще достаточно высоко. Спокойное, чуть с рябью море и мерный, глухой шум двигателей, да шум вспененной воды вдоль корпуса — все это располагало к покою. Cел в один из шезлонгов, расставленных на палубе и с удовольствием откинулся, глядя на синий бескрайний простор, затем закрыл глаза и замер так, почти ни о чем не думая и наслаждаясь покоем. Просидел в этом состоянии довольно долго и даже задремал.
— Ой, как же здесь здорово! — разбудил меня девичий голос. Открыл глаза. В паре метров, прямо передо мной у релингов стояло тоненькое, прелестное создание в легком, почти воздушном платье, шевелящемся даже при полном безветрии на палубе. Солнце было уже низко, и она стояла как раз между солнцем и мной. Как рентгеновскими лучами, солнце бессовестно раздело ее, прекрасно показав идеальную, словно точеную фигурку, великолепные ножки и все остальное… Открыв от неожиданности рот, я не ответил, невольно разглядывая ее.
— Вы спите, что ли? — не унималась девушка.
— Теперь уже точно, нет, — ответил я.
— И кто же спит на закате? А ночью что будете делать?
-Я сделал ладонь козырьком, пытаясь в лучах разглядеть ее лицо. Боже, да
это же она, «барби». Вот же, пристала…
— Вообще-то, вахту я нести буду ночью, да и не было у меня никогда проблем со сном.
— Ой, как интересно! А какую вахту вы понесете? И куда? — засмеявшись, добавила она.
— Да вот, пароход туда, куда вам нужно, вести буду.
— Здорово! Так это вы стоите там, на капитанском мостике и такую большую баранку со штучками на ней крутите?
— Нет, не кручу я там «баранку со штучками». Ее вахтенный матрос крутит, да и нет у нас его, руля этого. Кстати, он штурвалом называется.
— Да-а? – протянула она, — а что у вас есть? Чем же вы тогда рулите?
— Ну… вместо такого большого штурвала там совсем есть такой маленький,
э… маховичок.
— Ой, как здорово! А вы мне покажете этот самый… маховичок, да?
— Нельзя на мостик посторонним, — почему-то начиная раздражаться, ответил я.
— Жаль… А если ночью приду, когда вы будете на вахте?
— А ночью тем более нельзя посторонним.
— Какой же вы несговорчивый! Просто ужас какой-то! И что из того, что посторонним нельзя. А разве нельзя сделать так, чтобы я была не очень посторонняя? Да сделайте же что-нибудь, раз девушка просит вас! Я что,
так и буду стоять здесь и уговаривать вас?
— Не нужно меня уговаривать, девушка. Извините, труба зовет — должен идти.
— Идти?! Вот уж не знала, что моряки такие…странные!
Я встал и пошел в надстройку, но какой-то другой «я» внутри меня криком кричал: «Зачем уходишь, ведь вот она, сама к тебе просится. Да что же ты, давай! И чего боишься? Никто же не узнает, она через пару дней уйдет с судна и из твоей жизни! Давай же! Вернись!»
— Да пошел ты! – совершенно неожиданно для себя вслух, громко и с выражением сказал я, шагая по коридору.
— И куда же это вы меня направили? — раздалось вдруг.
Я резко обернулся. По коридору, скорее всего, из лазарета, что был в самом конце, шел капитан.
— Ой, извините, Юрий Антонович… Это не вам. Сам себе я…
— Да ладно, не извиняйтесь, я так и подумал. Такая романтическая русалка, так мило с вами общалась, и такая реакция… У вас сильная воля, Алексей Иванович. Похвально! Кстати, вы впервые на пассажирском судне, и я
рекомендую вам сохранять эту реакцию как можно дольше. По крайней мере, на первых порах. Себе же спокойнее будет, а дальше – разберетесь.
— Спасибо, Юрий Антонович.
— Да не за что. Отдыхайте, Алексей Иванович.
Закрыв за собой дверь каюты, рассмеялся. Это был урок – все и всё видят. Ничто на любом судне не может быть укрыто, спрятано от глаз. Я знал это и раньше, но не знал того, что на пассажирском судне с его многочисленными палубами и закоулками, эта истина еще более справедлива, чем на грузовом, с его парой — тройкой жилых палуб и небольшим экипажем.
«Внимание экипажа, в столовой команды через десять минут начнется демонстрация художественного фильма…», — раздалось в динамике.
Делать все равно нечего, а до вахты еще почти четыре часа. Большая столовая на восемь длинных столов заполнена чуть больше, чем наполовину. Вошел и сразу же почувствовал себя как на подиуме. Человек
сорок, из которых добрые две трети – молодые девчонки, обернулись и стали сканировать меня с ног до головы.
— Иваныч, — прозвучал спасительный голос плотника, — давайте к нам, здесь место есть свободное.
— Вовчик, а Вовчик! Ты чего это второго прячешь, а? – раздалось вдруг, — Или боишься, что мы его, такого всего холостого – неженатого в оборот возьмем?
Говорила очень красивая, белокурая девушка с круглым румяным лицом и
синими, чуть навыкате, нахальными глазами. Она в упор глядела мне в
глаза.
— Думаешь, по бокам сели и это спасет? Ты же знаешь — если мы возьмемся, твоя оборона не устоит!
— Да знаю я, знаю. С вами только свяжись… Нет, Танюха, ты своей смертью точно, не помрешь!
— А чего мне умирать? Я, может быть, только и жить — то начинаю. В кои — то веки холостого штурмана прислали, да такого румяненького и пригоженького.
Молчать дальше нельзя было. Все смотрели на меня – что отвечу.
— Да нет, это не румянец. Хворый я, сохну помаленьку… Вот и руки – ноги дрожат, видите? Разве здорового послали бы сюда, к вам на растерзание? Небось, пожалели бы.
— Так мы же вылечим, мы это на раз делаем! – под общий смех сказала она,
— Правда, девочки? Подберем нужные лекарства!
«Однако же, волну сбить удалось», — подумал с удовлетворением. Народ успокоился и забыл обо мне — начался фильм.
Вечером следующего дня вошли в пролив Лаперуза. Встретил он сплошным, очень плотным туманом. Не было видно даже собственного бака. Сбавили ход до среднего. Подавая длинные гудки через каждые полторы – две
минуты, осторожно продирались сквозь клочья мокрой слякоти. Вахтенные помощники не отрывались от резинового тубуса радиолокатора, напряженно вглядываясь в след послесвечения от бегающего по кругу
зеленого луча, чтобы вовремя заметить на экране отметку от другого судна или плавающего предмета.
Вахтенный матрос на крыле вслушивался в тишину, стараясь в шуме воды да глухом звуке двигателей выловить другой, тревожный звук чужого туманного гудка. Уж лучше шторм, чем туман. Это знает каждый моряк.
Туман продержался до утра, и только часов в десять начал подниматься. Видимость постепенно увеличилась, и пропорционально ей улучшилось настроение. К острову Шикотан подошли уже к концу дня. Только встали на якорь, как вновь навалился туман. Стоим в тишине. Только крики чаек, да тихий, мерный стук дизель-генератора в машинном отделении. Примерно через час к борту подошел катерок, с которого поднялся морской офицер и еще пара человек. Еще через час – полтора они сошли на катер с большими пакетами
и коробками в руках.
Звоню на мостик, третьему и узнаю, что высадка будет завтра, в восемь утра. До утра отдыхаем. Почему-то навалилась такая тоска, что дальше просто некуда. Взял книгу — не читается. Спустился в кают-компанию — там
чиф с комиссаром играли в шахматы. Вызвонил электромеханика и сыграли в паре с ним в «козла». Ничего, нормально получилось! А время все равно тянулось и тянулось. Фильм уже видел, не интересно второй раз смотреть.
Пошел в каюту. Словно нарочно, в голову постоянно лезла «русалка». Пытался гнать. Получалось не очень. Просто физически ощутил, как тянет на шлюпочную палубу. Сопротивлялся, потому что знал – она будет там. Доказывал сам себе, что мне это совершенно не нужно и понимал, что это действительно так, но все равно тянуло.
«Я не хочу туда, но не могу не пойти! Она мне не нужна, она чужая и опасная, но я хочу туда, к ней! Я знаю, что потом буду ненавидеть и казнить себя, но сейчас я хочу туда!» — мысли рвали в клочья мою душу. Чтобы не орваться, словно зомби, на ватных ногах пошел в душ и долго стоял под хлесткими струями, добавляя горячую воду все больше и больше. Вскоре стоял уже почти под кипятком. Тело зудело как а парной, еле терпел…
«А теперь – стоп горячую, даю одну холодную!» — скомандовал сам себе. Дрожь всем телом не заставила себя ждать — не тропическое море за бортом, оттого вода в танках холоднющая. Опять приоткрыл горячую воду и стал медленно добавлять ее все больше и больше. Холодная – горячая, снова и снова… Постепенно теряю чувство времени и реальности. Только эти тугие, злые струи и ничего больше. Совершенно обессилев от такого
издевательства над своим телом, но с чистым, совершенно без мыслей сознанием вышел из душевой и даже не обсохнув, упал в постель и сразу заснул.
Проснулся в холодном поту и лихорадочно пощупал рядом. Слава Богу – один! Я смог, я все сумею теперь! Я вернусь, Аленка! И такая бешеная радость охватила меня, что даже давно уже орущий истошным звоном
телефон не смог ее заглушить. Быстро сполоснув лицо, поднялся на мостик.
— Однако же, вы и спите, молодой человек, — смеется третий.
— Разве это сон? – отвечаю я.
— А что же тогда это было?
— Курская дуга, — чуть помедлив, отвечаю я.
— А Гудериан кто?
— Так я же сам себе и Гудериан.
— Ну, и кто победил, — не унимается со смехом nретий.
— А как в учебниках написано, так оно и было – наши победили! Дело-то
наше правое, не так ли?
— Ох, Иваныч, и чего ты так мучаешься-то? Пристроился бы давно к тепленькому и сопел бы себе потихоньку. Ты смотри, ежели что – могу познакомить с красавицей какой. Приласкает так, что и о танках позабудешь, и фамилию свою с трудом вспомнишь!
— Спасибо за заботу, но я уж потихоньку разберусь с этим. Как-то привык сам решать свои сексуальные проблемы.
— Мое дело предложить, — засмеялся третий. Ты только намекни!
— Изыди, змей, не то я же могу и согласиться!
— Все, убежал! Спокойной вахты!