— Грузовой, ты здесь? – раздалось на английском.
-Здесь я.
Дверь распахнулась, и весь дверной проем заполнился человеком — шкафом в застиранной донельзя клетчатой рубашке и висящих на видавших виды подтяжках необъятных штанах совершенно непонятного от старости и от отношения к ним, цвета. Один край рубашки был заправлен, второй торчал, но главной деталью его туалета были просто огромные, также неопределенного цвета, с могучими квадратными носами башмаки,
расшнурованные и развалившиеся в разные стороны. Толстые и какие-то пестрые, разлохмаченные шнурки волочились за ним. В дверь он не проходил ни по одному параметру – ни в высоту, ни в ширину. Наверное поэтому он довольно сильно горбился и передвигался немножко боком.
Привет, я — Билл, супервайзер. Буду работать с тобой, — представился он.
— Алексей, второй помощник, — ответил я, и моя ладонь утонула в его огромной ручище, как если бы взрослый мужчина пожал руку пятилетнему ребенку.
— Угу… У тебя пожрать есть чего-нибудь?
— Н-не знаю, — заикаясь от неожиданности, пролепетал я и пошел к холодильнику. Там оказалась банка консервов — лосось в собственном соку.
— Годится! Сказал Билл, достал из необъятных штанов большой складной нож и практически одним движением, словно бумажную, вскрыл банку прямо на своей коленке, не упустив возможности добавить к тому, что уже
было на этих штанах, пару пятен от качественного камчатского консервированного лосося. Найдя вилку, я обернулся и увидел, что он уже выуживает своими, совсем не музыкальными пальцами остатки консервов.
Через секунду с консервами было покончено.
— Билл, кофе будешь?
— Ага.
Чайник уже закипел. Я достал две чашки и собирался налить ему, но он
остановил меня.
— Давай, вот так сделаем, — сказал он, бесцеремонно вытряхнул на стол карандаши, линейки и ножницы из большой глиняной кружки, когда-то и кем-то подаренной моим предшественникам, дунул в нее и, широко
улыбаясь, поставил передо мной. Взяв банку с растворимым кофе, он высыпал из нее в кружку не менее трети содержимого и кивнул, опять улыбнувшись своей обезоруживающей улыбкой – можно лить воду!
Налив в свою жалкую кружечку кофе, я молча ждал, чем еще удивит меня этот первый знакомый мне на американском континенте человек? Пауза затянулась, но выручил зазвонивший телефон. Звонил
вахтенный матрос.
— Иваныч, тут какая-то женщина, говорит что-то. Поговорите с ней, передаю трубку.
— Привет! Я ищу супервайзера. Он не у вас?
— Да, у меня. Передаю трубку.
Они говорили с минуту, причем я с трудом улавливал смысл его какой-то жеванной скороговорки, почти сливавшейся в полурык.
— Это Мэри, — сказа Билл, — она из профсоюза и сейчас придет сюда.
— Привет, ребята! – в двери стояла не очень-то уступавшая Биллу в габаритах, молодая румяная женщина.
— Кофе будешь? — опередил меня Билл.
Нет, я бы сейчас пива выпила.
Послать?
— Нет, не надо, мне еще одно судно встречать нужно.
А потом они разговорились. Тема их беседы странным образом соскользнула с профсоюзных требований на очередной конференции докеров порта на последние бега на ипподроме. Они взахлеб, на максимальной громкости обсуждали заезды, ставки, шансы лошадей. Меня хватило минут на пять. Понимая, что я для них сейчас не существую, встал и сказал, что должен идти. Она даже не взглянула на меня. Билл просто махнул рукой – иди, мол, кто тебя держит?
На палубе делать было нечего. Трюма открыты. Бригад не было, они должны подняться на борт еще через час. Старпом у трапа разносил матроса.
Что случилось? — спросил я.
Представляешь, Иваныч, — профсоюз пришел судно принимать, а вахтенный матрос сетку под трапом еще не повесил! Ему, видите ли, не приказали! А мы из-за этого разгильдяя чуть было штраф на десять тысяч
баксов не схлопотали! Хорошо, она сразу к тебе пошла. Кстати, где она, не собирается обход делать?
— Вроде бы нет. Ее там супервайзер убалтывает. О скачках тарахтят.
— И как, успешно?
— Пока не знаю, но оба увлечены процессом
Здесь я должен немножко прояснить ситуацию. Все дело в том, что после того, как на берег сойдут власти, на борт поднимаются представители профсоюза, которые должны удостовериться в том, что судно безопасно для
грузчиков. Ни один грузчик не поднимется на судно, пока не получено «добро» от профсоюза.
Обход судна профсоюзниками – это просто беда для судна, впервые пришедшего в Штаты. Все торчащее, висящее, а иными словами все, обо что можно удариться или споткнуться случайно или не случайно, должно
быть отмечено краской или ограждено согласно законам штата. Их не волнует, сколько времени у вас это займет, но все обязательно будет сделано, и они за этим обязательно проследят! До тех пор, пока судно не
будет готово, оно будет стоять, и не дай Бог, если хоть один человек кроме агента, супервайзера и портовых властей на него поднимется. Штрафы за это просто огромны! Мэри как раз и была тем самым представителем
профсоюза…
Когда я вернулся, беседа была в полном разгаре, только суперкружка теперь была у нее, и она с шумом отхлебывала из нее. Кофе в банке уже не было, на столе стояла наполовину уже пустая банка сгущенки, судя по пятну на штанах Билла, вскрытая на той же коленке. Дверца холодильника, естественно, не была им преградой!
И еще за одну, новую деталь зацепился мой взгляд — лапа Билла лежала на джинсовой коленке Мэри, но она этого «не замечала». Она сосредоточенно пила кофе, а Билл тарахтел без остановки. Судя по тому удовольствию, которое Мэри испытывала от кофе, а также по блеску в его глазах, план действий на ближайшие пару часов у них уже вполне оформился. Я внезапно понял, что если не придумаю что-нибудь, они воплотят этот план в жизнь немедленно, буду я здесь в этот момент или нет. Представив себе, какие разрушения они могут произвести в моей небольшой каюте, если это случится, решил не медлить. Молча, стал раскладывать бумаги на столе. Билл замолчал. Допив кофе, Мэри поставила кружку прямо на одну их моих бумаг и улыбнувшись мне, сказала, что должна идти, хотя с удовольствием бы поболтала с нами еще!
— Я довезу тебя, — сказал Билл.
— О-кей, — ответила Мэри, — я оставлю свою машину у трапа, а завтра заберу ее.
— Ага, — сказал Билл, вставая.
— Ты еще будешь на судне, Билл? — спросил я.
— Да, буду после обеда. Тебе привезти чего-нибудь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну…мало ли.
— Нет, спасибо, ничего не нужно.
— Хорошо.
Первым приехал черный до синевы негр — бригадир. Пройдясь по трюмам, он сказал мне, что через десять минут подъедут две бригады. Двое черных же грузчиков в этот момент вносили по трапу какой-то агрегат
и установили его на грузовой палубе, возле трапа. Агрегат оказался кофейным автоматом. Рядом поставили большую коробку с бумажными стаканчиками, коробку с пакетиками сахара и сливок и пластиковый мешок
для использованных стаканчиков и оберток.
— Попробуй, босс. У нас вкусный кофе.
— Спасибо, — ответил я и налил себе стаканчик. Действительно, кофе оказался очень вкусным!
Началась работа. Я быстро забыл о существовании супервайзера, но он напомнил о себе.
Привет, Алексей! — раздался за спиной голос Билла, когда я склонился над люком в первый трюм, наблюдая за работой чернокожих грузчиков.
— Ага, — улыбнулся я.
— Занес кой — чего в твою каюту, посмотришь потом. Пригодится. Еще что-нибудь нужно будет – скажи, я привезу
«Кое-чем» оказались пять ящиков пива, ящик чипсов, пара упаковок колы, а заглянув в холодильник, еще больше удивился. Он оказался битком забит банками с пивом и колой. На столе стояла большущая, наверное на килограмм, банка растворимого кофе.
— Хватит этого на какое-то время? – раздался вопрос у меня за спиной.
— На вечер должно хватить, Билл, — в тон ему ответил я.
— Ладно, поехал в офис, к концу смены загляну, — довольно улыбнулся Билл.
— Один или с Мэри?
— Тебе нужна Мэри?
— Мне – нет, а тебе?
— Мне тоже, — ухмыльнулся он, — да она бы и сама не пошла. Зачем это ей?
Больше в этот день Билл не появлялся. На следующий день я был свободен. Работали на два трюма, но там шла выгрузка, и мое присутствие в общем-то не требовалось. В Штатах я оказался впервые, и получил вполне
нормальная возможность посмотреть на страну изнутри. Проблема состояла в том, что причал наш находился очень далеко от города. Нужно было либо заказывать такси, либо через агента – автобус. Второй вариант был
неприемлем, потому что желающих пойти в город особо-то и не было. Первый вариант не подходил из-за своей дороговизны. Третьего не было. Мои размышления прервал Билл.
— Привет, Алексей! Как жизнь?
— Привет, Билл. Все прекрасно, — ответил я, одновременно осознав, что он
как раз и является третьим, самым приемлемым вариантом.
— Билл, у меня к тебе есть дело.
Он выслушал меня и, бросив свое обычное «ноу проблем», сказал, чтобы минут за десять до выезда его предупредили. Теперь передо мной стояла задача – собрать группу. Америка – совсем не дешевая страна, и поэтому народ особо-то на берег не рвался. В город согласилась съездить Марина — высоченная, крупно сложенная уборщица лет тридцати, да электрик, совершенно лысый несмотря на свою молодость, человек. Договорились, что поедем на ближайшую торговую улицу и просто погуляем два-три часика. Билл сидел в тальманской и проверял тальманские расписки, которые появлялись в результате работы тальманов — приемосдатчиков на трюмах.
— О’кей, — выслушав меня, сказал он, — минут через десять машина будет у
трапа.
— Нас трое.
— Я знаю. Вы, русские, всегда по три человека ходите. Все время хочу
спросить, почему вы так делаете, но забываю.
— Это для того, чтобы можно было сообразить на троих.
— Что ты имеешь в виду, объясни.
Когда будем с тобой пиво пить, напомни мне об этом – объясню. Это старинный русский обычай.
Заинструктированный комиссаром, стоял рядом с машиной Билла у трапа. Марина с электриком спускались с трапа. На ней было довольно короткое, постоянно стремящееся взлететь цветастое платье. Она была вполне мила, отметил я, хотя до этого ни разу эта мысль в отношении нее не появлялась. Обтягивающее выше пояса, платье хорошо показывало ее талию, крутые бедра и небольшую, но высоко расположенную грудь. Пышные русые волосы собраны в хвост. Ступив на причал, она оказалась выше меня на полторы головы. Этому способствовали и ее туфли на высоченных шпильках. Электрик был еще ниже меня ростом. Мы представляли довольно интересно выглядящую со стороны компанию.
— Всё, бегу, — раздался голос сверху, и Билл сбежал по застонавшему от нагрузки трапу к машине.
Открыв дверцу своего довольно потрепанного, широченного «Плимута», он пробурчал, что еще минутка и все будет о-кей. Из салона на причал полетели пустые банки из-под пива и колы, смятые бумажные пакеты, комки газеты, бумаги, огрызки яблок…
— Все, машина готова! – с ослепительной улыбкой доложил Билл через пару минут. К тому моменту вокруг машины валялось столько мусора, что было совершенно непонятно, как все это умещалось в машине! Билл явно не утруждал себя вопросами порядка и чистоты в машине. Все огрызки и прочий мусор просто летели через плечо
Марина с ужасом смотрела на покрытую всевозможными пятнами заднюю сидушку. Перехватив этот взгляд, Билл открыл багажник и достал оттуда какую-то куртку. Набросив ее на сиденье, жестом пригласил нас садиться.
Ни тени смущения за беспорядок не появилось на его лице. Ехали минут двадцать. Оказавшись на довольно оживленной улице с магазинами по обе стороны, мы решили остановиться здесь. Билл сказал,
что в конце улицы есть много кинотеатров, и мы можем посмотреть что-нибудь. Затем он дал мне бумажку с написанным на ней телефонным номером.
— Когда надоест гулять, просто позвони по этому номеру и мне передадут. Минут через тридцать я подъеду на это же самое место.
Гуляли мы не очень долго. Заходили в магазины. Покупателей в них было совсем мало. Да и покупать что — либо мы особо-то и не собирались, так как цены в здешних магазинах очень высоки по сравнению с гонконгскими или сингапурскими. Продавцы резко отличались от привычных, азиатских. Никто не суетился при нашем появлении, никто не пытался привлечь наше внимание и завладеть нашими деньгами. Мы ходили сами по себе. Интерес проявлялся только тогда, когда мы хотели что-нибудь спросить или, определившись, шли с товаром к кассе.
Устав, решили отдохнуть в одном из множества сквериков. Я купил большой пакет чипсов и три банки колы, впервые столкнувшись с тем, что цены в магазине совершенно не соответствуют тому, что написано на ценниках… Как оказалось, в цены не входят местные таксы и налоги. Они рассчитываются прямо на кассе и, набрав товара «под обрез», можно оказаться в неудобной ситуации.
— А действительно, пойдемте в кино, а? – предложила Марина.
Я был не против, так как мне уже надоела эта ходьба по магазинам. Не любитель я такого «глазенья», предпочитая ему поиск конкретной вещи, не отвлекаясь на все остальное. Допив колу, встали и бодро пошли туда, где, по словам Билла, были кинотеатры. Минут через десять оказались в окружении рекламных щитов.
На нас глядели всевозможные восставшие мертвецы, ковбои на конях и без них, гангстеры и полицейские, грудастые девицы с пышными прическами и какие-то немыслимые, кого-то с аппетитом жрущие чудовища. Выбрать что- то из этого многообразия было не так уж и просто. В конце концов, выбрала Марина.
— Не хочу гангстеров, не хочу ужасов и чудовищ! Хочу много любви! – заявила она и указала на дверь, вокруг которой на рекламных витринах были красивые полуодетые женщины с яркими полными губами и мужчины
во фраках. Мы с электриком вздохнули и подчинились. На входе купили билеты. Продававшая билеты полная женщина в старомодных очках как-то странно посмотрела на нашу компанию и, как мне показалось, несколько укоризненно на Марину. В зале было довольно темно. На экране шли кадры панорамы чего-то средиземноморского. Зал мест на сто, не больше. Зрителей — человек десять, все сидели далеко друг от друга. Мы выбрали места в совсем свободной части и сели. Сиденья были очень удобные, мягкие, но без подлокотников. Я оказался между Мариной и электриком.
— Может, за пивком сходить? Там, на входе есть автомат, — предложил он.
— Давай, — подумав чуток, согласился я.
— Я тоже буду, возьми и мне, — прошептала Марина, — только орешков не
забудь.
Как только он ушел, на экране стали разворачиваться события, причем настолько стремительно, что через минуту – другую оказалось, что это порнофильм! С открытым ртом смотрел на то, что там происходило. Это был первый в моей жизни совершенно открытый, но довольно красивый порнографический фильм! Не та грязная порнушка, о которой мы сегодня знаем, а именно нормальный, полнометражный широкоформатный фильм.
— Ой… Иваныч… Куда ж это я вас завела, а? — прошептала Марина, вцепившись в мою руку повыше локтя.
— Не знаю, но очень интересно, наши победят или нет? – тихо засмеялся я и тут же получил шлепок по руке.
— Что будем делать?
— А вот, Юра придет и решим. Да и в конце концов, ты хотела много любви – она здесь в неограниченном количестве и ассортименте!
Когда он вернулся, на сцене крупным планом показывали достоинства кавалера главной героини.
— Ни ф-фига себе, любовь какая тут у вас!- восхищенно прошептал электрик, не отрывая глаз от холеных и опытных ручек героини, заставляющих мученически стонать героя.
— Что будем делать-то? — спросила его Марина, перегнувшись через меня, и я невольно вдохнул запах ее волос. Лучше бы она этого не делала!
— Как это что? Пиво пить! Я что, зря ходил?
— А кино как, уйдем или посмотрим немножко?
— А чего уходить? Отличное кино. Посмотрим, а там видно будет! Иваныч, ты
как?
— А как скажете. Если смотреть — будем смотреть. Нет – встанем и уйдем. Нас никто не держит здесь.
— Всё, значит смотрим. Держите, — он передал нам по литровой бутылке пива.
— Ничего себе, я столько не выпью, — тихо засмеялась Марина.
— Не выпьешь – я помогу, — отозвался электрик, передавая ей бумажное ведерко с орешками.
Пиво было вкусное, но явно темное, то есть крепкое. Я залпом выпил с треть бутылки. Почти сразу жизнь стала налаживаться. Все происходящее на экране казалось теперь таким нормальным и естественным, что никакой
неловкости от того, что рядом сидит чужая женщина, а мы смотрим такое, уже не испытывал. А на экране было на что посмотреть! Действия разворачивались так, что очень чувственный секс сменялся оргиями и
какими-то совсем уж неописуемыми делами.…
— Иваныч, бери орешки…
Ведерко стояло на ее сдвинутых ногах. Протянув туда руку, я невольно коснулся локтем груди. В этот момент она немножко развернулась. Взяв орешки в рот, я понял, что как бы теперь ни держал руку, она касается ее
груди. Пиво и события на экране делали свое дело. Вновь и вновь протягивая руку к орешкам, уже не таясь трогал ее, радуясь тому, что на мне рубашка с коротким рукавом. Дальше – больше. Орешки кончились, корытце полетело на пол, к другим таким же, валявшимся там. Я допил свое пиво и поставил бутылку под
кресло. Марина потихоньку посасывала из своей бутылки. Рука моя лежала на моей ноге, чуть касаясь ее, лотно прижатой к моей, ноги. Вскоре моя рука совершенно естественно соскользнула с моей ноги на ее. Через
тонкую гладкую ткань чувствовал, какая она горячая. Грудь ее вдавливалась в мою руку, и чувствовалось ее быстрое, тяжелое дыхание.
Хочешь пива хлебнуть? – шепнула Марина, обдав мое ухо горячим дыханием, и взяла меня под руку так, что ее ладонь легла на мою.
— Да.
Во рту действительно, давно уже пересохло от волнения. Я думал, что она передаст бутылку мне, но она взяла горлышко в рот и, отпив чуток, поднесла ее к моим губам. Я хотел взять, но она сказала, что сама ее подержит и прижала мою ладонь к своей ноге. Я принял мокрое горлышко и ощутил вкус ее губ на стекле. А на экране творилось такое… Поставив пустую бутылку на пол, Марина еще плотнее прижалась ко мне и, положив вторую руку на мою ладонь, стала чуть поглаживать ее, не отрываясь от экрана. Пальцы наши сплелись, а второй рукой она продолжала гладить мою руку. Голова ее легла на мое плечо и я с волнением ощущал частое горячее дыхание. Крепко сжав мои пальцы своими, она чуть приподняла мою руку и сразу же опустила ее уже на горячее тело. Я глянул вниз. Взяв край подола пальцами, она приподняла его, как бы проветривая.
— Очень жарко что-то стало здесь. Чувствуешь, какая горячая? — прошептала она мне в ухо и положила мою руку на внутреннюю сторону ноги…
Через какое-то время фильм закончился. Судя по титрам на экране, через десять минут должен был начаться следующий.
— Нет уж, второго я точно не переживу! — засмеялась Марина, — Хотела много любви – получила ее с излишком! Пора домой, от греха подальше. Мы оба согласились с ней и «тяжелой моряцкой походкой», широко расставляя ноги, пошли на выход. Из автомата позвонил Биллу. Молча посидели в скверике. Вскоре показался
«аппарат» Билла. Комиссар встречал нас на палубе, у трапа.
— Как прогулялись? — спросил он, остро вглядываясь в меня.
— Хорошо. Прошлись по магазинам, пивка попили, да в кино сходили.
— Что смотрели? Ковбойщину небось?
— Нет, Владимир Иванович, — ответила за меня Марина, — я их, несчастных, на любовный фильм заманила!
— И как тебе это удалось? –спросил комиссар, улыбаясь.
— А попробуй ей откажи — долго не проживешь! — со смехом ответил за нее электрик.
— Да не заметила что-то, чтобы вы сопротивлялись, — не осталась в долгу Марина.
— Ладно, давайте свои паспорта и отдыхайте, — сказал комиссар.
До ужина оставалось еще два часа. Зашел к капитану, доложился. На вахту только завтра. Вечер и ночь мои. Быстро скинул с себя одежду, вошел в душевую, но воду не успел открыть — в дверь постучали.
— Да, — откликнулся я.
— Иваныч, ты здесь?
— Здесь, Марина, только… сейчас, минутку, — всполошился я, но по звуку захлопнувшейся входной двери понял, что она ушла и решил закрыть дверь на ключ.
Выйдя из душевой, как был, увидел, что дверь закрыта, а Марина закрывает
шторки на иллюминаторе.
— Ты что, думал все так просто? Нет уж, Иваныч, натрогал девушку – исправляй, а то с ума же сойти могу! Оно тебе надо, грех такой на душу брать? Кстати, душ – это хорошая идея. Включай воду, сейчас приду к тебе.
Время остановилось, а вернее – закружилось в сплошном водовороте сильнейших ощущений, полной свободы и безграничной нежности. Со страстью обреченных, мы вымещали друг на друге тягучие месяцы, наполненные переживаниями и тоской по оставленному на берегу любимому человеку, по ласкам, по теплу и нежности.
— Да, слушаю, второй, — с трудом, пытаясь восстановить дыхание и ощущая стук сердца, готового вырваться из груди, прохрипел я, схватив трубку истошно верещавшего уже не меньше минуты телефона на прикроватной
тумбочке.
— Алексей Иванович, ужинать-то будете? – голос буфетчицы был явно с ехидцей. А может быть, мне это только показалось?
— Я попозже, вы оставьте в буфете, пожалуйста
— А может, мне сейчас занести ужин вам в каюту?
— Нет-нет, не надо, просто оставьте в буфете.
— Хорошо, Алексей Иванович, я оставлю для вас ужин в буфете. Приятного вам аппетита.
— Спасибо.
— Вот же сука какая! И все-то она знает, все-то видит! – с восхищением в голосе рассмеялась Марина, — Ничто от нее не укроется! Что-то пить хочется – страсть! Наверное, перецеловалась немножко!
Я встал и принес по баночке пива. Оно действительно, было очень кстати.
— Вот и ладно, пойду я, Иваныч, — сладко потянувшись, сказала она минут
через пятнадцать и поднялась, — хорошего помаленьку.
— Вечером еще придешь?
— Ой, тебе что, Иваныч, не хватило, что ли? – засмеялась она.
— Ну… — замялся я.
— Хорошо, приду после фильма. Выгляни, никого в коридоре нет?
Вечером, после кино все было иначе. Кровь остудилась и того, дневного жара не было уже, но все равно, она была очень мила и приятна.
— Ты знаешь, Иваныч, у меня был мужчина здесь, но он списался четыре месяца назад и с тех пор я ни с кем. Только с тобой вот грех попутал. Как с ума сошла там, в кино, со всех тормозов сорвалась. То ли кино, то ли пиво виноваты. Да и ты не упустил своего!
— Ты жалеешь об этом?
— Ни капельки! Мне было очень хорошо. А по возвращении еще лучше, да и сейчас тоже. И все же, я хочу тебе сказать, что мы на этом и остановимся, ладно? Не обидишься? – спросила она, глядя мне в глаза. Я помотал
головой.
— Вот и славно! Мы с тобой будем друзьями! А ты знаешь, вчера в столовой, перед фильмом на меня так смотрел второй механик, что я просто горела вся! Мне показалось, что он меня насквозь видит и знает, что со мной творилось последние дни! Как думаешь, он ничего мужик?
— Вполне нормальный! Мужик как мужик, да и холостой, вроде бы как.
— Да, я знаю. Он развелся недавно. Ладно, Иваныч, пойду я. Дай, я тебя чмокну. Ты хороший мужик, ласковый очень. Дай тебе Бог найти жену хорошую!
Потом были другие порты, выгрузки и погрузки. Суета с документами и укладкой груза. И снова море, бесконечные вахты. Время летело незаметно, дни мелькали словно кадры в фильме. Большинство из них не оставляло никаких следов, как будто их и не было вовсе в моей жизни. Время от времени появлялось ощущение, что жизнь идет как-то неправильно. Ничего не происходит, ничего не случается. Только работа, еда и сон. Все одно и то же, как под копирку. Даже мысли становились похожие одна на другую. Подумалось, а что будет, если взять, да вычеркнуть такие вот, пустые дни? Сократить, как это делается в алгебре? Ответ был прост — останется совсем незначительная горстка отмеченных хоть чем-нибудь дней. Вот так и будет, думал я, вглядываясь в бесконечный горизонт.
Забегая мыслями вперед, я чувствовал, что через много лет окажется, что это и была моя жизнь. Именно она, эта маленькая стопка дней из огромной массы прошедшего мимо меня времени. Именно тогда, думая о морской жизни, я понял, что не буду всю жизнь ходить в море, хоть и очень люблю эту работу. Понял, что когда-нибудь достигну вершины, осторожно попробую ее на вкус и быстро, чтобы не расплескать ощущений, но и не привыкнуть к пьянящему чувству власти над судном, уйду туда, где жизнь кипит, а не сжигается в мутном, чахлом огне вечной тоски и одиночества. Она, эта темная полоска на горизонте, называемая берегом и откуда я совсем еще недавно ушел восторженным, зеленым юнцом, манила и одновременно пугала теперь отсутствием этой морской размеренности, определенности и предсказуемости, но сомнений в том, что именно там и только там идет жизнь, уже не было. Теперь, поняв это, я знал, что сделаю все, чтобы когда-нибудь вновь оказаться там, но въехать уже на белом коне, со шпагой в руках и только через парадный подъезд.