«Вот, тебе и сон! — подумал Иван, поднес каравай к лицу и с удовольствием втянул аромат свежего хлеба, — Если Марья приходила, то отчего не разбудила? Нет, Марья разбудила бы!»
Подбросив угля в камин, Иван вышел на двор. Небо затянуло сплошной серой пеленой. Предстояла большая работа – прикатить бочки, которые до сих пор мокли в речке.
Тяжелая это работа, катить полную бочку и, докатив последнюю, он остался почти без сил. Поев, решил больше сегодня ничего не делать, а отдохнуть чуток и сходить в лес. Без цели — прогуляться, побродить немножко.
Лес оказался густо заросшим кустарником. Иван продирался через него, прилагая немало усилий. Вскоре кустарник закончился, и лес стал чистым, свободным. Иван вырезал себе толстую прямую палку и заострил ее на всякий случай. Наверняка, в этом лесу водились звери.
Поднимаясь все выше, наткнулся на кусты малины. Это было какое-то чудо! Темно-красная, спелая и сочная, ягода сама просилась в рот. Размером гораздо меньше обычной, садовой, на вкус она была намного лучше. Так ему показалось. Поглощенный этим занятием, Иван не заметил, что он был не один в этих кустах.
Понял это только тогда, когда метрах в пяти от него громко взревел и странно подпрыгнул небольшой медведь со свисающей клоками шерстью. Иван закричал от неожиданности. Медведь, продолжая реветь, стал пятиться, а затем вприпрыжку, подкидывая свой зад, побежал, ломая на своем пути кусты. Похоже, он тоже, увлекшись малиной, испугался от неожиданности.
Этого Иван не видел. Не помня себя, он несся по лесу. Ветки больно хлестали по рукам и лицу. Ему казалось, что сзади хрустят ветки под лапами догоняющего его медведя. Вскоре, однако, стало ясно, что никто за ним не бежит. Иван остановился. Дыхание никак не хотело восстанавливаться.
Успокоившись наконец, Иван понял, что не знает, где находится. Нож при нем, палку оставил там, в малине, огня нет…
— Спокойно, — громко сказал Иван самому себе, — главное, не паниковать!
Осмотревшись, решил, что нужно забраться на вершину и оттуда посмотреть, где море. Все, казалось бы, довольно просто, если бы не два обстоятельства. Первое – начинался дождь. Второе – надвигались сумерки… Укрытие. Скорее найти какое-нибудь укрытие! Иван шел и шел, не зная куда. Ничего подходящего не попадалось. Когда впереди показались большие валуны, он ускорил шаг. Довольно странная осыпь, похожая на реку из валунов, показалась тем, что нужно. Почти сразу нашел щель меж двух валунов, в которой можно было сидеть, укрывшись от дождя.
Быстро наломав мокрого лапника, Иван постелил его в щели и забрался туда. Получилось вполне сносно, ему удалось даже устроиться полулежа, поджав под себя ноги. Если их вытянуть, они сразу попадали под дождь, который все больше и больше усиливался.
Дождь лил всю ночь, то усиливаясь и с грозным шумом переходя в ливень, то становясь мелким, нудным. Время от времени щель озарялась мертвенным светом молний и неподалеку далеко грохотал гром. Пару раз, когда молния с сухим, страшным треском ослепительно сверкнула и ударила совсем рядом, Иван сжимался от первобытного ужаса, прекрасно понимая, что здесь, в мокрых камнях, он не защищен ни от чего и ни от кого.
Уснуть за всю ночь почти не удалось. Забывшись на несколько минут, снова просыпался. Промокшая одежда и холодные камни давали о себе знать. Иван продрог настолько, что зуб на зуб не попадал. К утру, когда дождь прекратился и среди сплошных туч стали появляться ярко-синие просветы, Иван замерз окончательно. Непрерывно дрожа, выбрался из своего убежища и сделал несколько гимнастических упражнений, чтобы размять затекшие ноги. Ждать больше было нечего. Решил идти наверх, к вершине сопки.
На вершине ждало разочарование. Вокруг — только сопки. Моря не было видно. Ситуация становилась критической. Иван понимал, что если в ближайшее время не доберется до огня, до тепла, то неминуемо заболеет.
«К морю идти нужно строго на запад, — рассуждал Иван, — солнце восходит на востоке».
Посмотрев с вершины вокруг, он решил идти по ложбине, между двумя небольшими сопками на западе.
Чем ниже спускался Иван, тем больше понимал, что если выберется, это будет большим чудом. Густые кустарники, завалы из трухлявых валежин, покрытые мхом валуны… Преодолевая все эти препятствия, Иван уже не дрожал. Наоборот, пот градом лился с него. Выйдя на очередную поляну, к радости своей, он увидал большие заросли ивняка, и оттуда доносился шум. Это шумела речка!
Бегом, кинулся к ней. По размеру, она была примерно такая же, как и на рыбозаводе, но она ли?
«Указателей не повесили, разгильдяи », – подумал Иван и улыбнулся сухими, растрескавшимися уже губами.
Теперь появилась ясность. Нужно идти вдоль речки, и она обязательно приведет к морю. Солнце, поднимаясь все выше, грело сильнее и сильнее. Вскоре Ивану стало так жарко, что он снял рубашку. Пот катился градом, заливая и разъедая глаза. Иван постоянно вытирал лицо рубашкой. Что беспокоило – появилась ломота в теле. Постепенно появилась уверенность, что он все же заболел. Жар и ломота в теле усиливались. Время от времени, обессиленный, Иван прислонялся к дереву и стоял так, пока не пройдет головокружение. Когда увидел домик насосной, сил радоваться уже не осталось.
Огонь в камине погас. При затуманивающемся время от времени сознании, Иван все же сумел разжечь огонь с помощью увеличительного стекла. Сухие дрова разгорелись быстро. Накидав на дрова угля, повесил чайник с водой на крюк и прилег. Его морозило. Временами сознание отключалось. Очнувшись в очередной раз, Иван увидел с шумом кипящий чайник. Преодолевая слабость и пелену перед глазами, поднялся и налил себе кипятка. Есть не хотелось, но он заставил себя пару раз откусить от каравая и, обжигаясь, запил кипятком. Огонь горел ярко, в каморке стало жарко. Иван поднялся, принес еще несколько лопат угля и насыпал его в камин так, чтобы только не погасить огонь.
-«Теперь должно хватить надолго», — подумал он, укрываясь шубой и продолжая дрожать.
Сон не шел, как ему казалось. На самом же деле, уснул быстро, но это был не сон, а тяжелое забытье. Выплывая на краткие минуты из его тягучих пут, Иван долго кашлял и снова погружался в небытие. Иногда ему казалось, что кто-то гладит его, что-то говорит, но призрачные, нереальные и странные видения быстро исчезали. Просыпаясь и не видя никого рядом, понимал, что все это – всего лишь сон или бред. Никого не было, да и быть не могло.
Очнувшись в очередной раз, Иван почувствовал, что ему очень холодно, как только может быть холодно голому человеку в огромном холодном зале — ни капли тепла. Ниоткуда. Но вот, отдельные мысли и ощущения стали собираться во что-то стройное. Что это?
Иван внезапно осознал, что с ним что-то делают. Он чувствовал, как его груди касаются чем-то теплым и в этом месте сразу становится легче… Постепенно сознание прояснялось, и Иван начал понимать, что его чем-то обтирают.
— Мама? – попытался произнести Иван, но получился только тихий шопот.
— Проснулся? Нет, не мама я. Лежи, касатик, лежи. Нельзя тебе сейчас напрягаться. – незнакомым, очень приятным женским голосом ответили ему.
— Кто ты? — спросил Иван, силясь открыть глаза.
— Аль не запомнил? А кто руку мне гладил? – засмеялась женщина.
Иван все же открыл глаза и увидел то, что и ожидал уже увидеть. Это была Она! Та самая, которую видел во сне. Значит, это был не сон!
— Это ты! – прошептал Иван и, схватив обеими руками, прижал ее мокрую руку к лицу, к губам, жадно вдыхая что-то такое… давно забытое и очень близкое.
— Ну, что ты, что ты, дурашка! Нешто можно так-то? – тихо засмеялась Она, пытаясь отнять руку, но Иван не отпускал. Не мог он отпустить, никак не мог!
— Вишь, какой ты… Знать, сильна в тебе жизнь, коли при хворости такой бабу учуял, и кровь встрепенулась сразу… Правду Марья сказывала – сила в тебе. Будешь долго жить! Сейчас поспи, а я тебе песни сказывать буду…
Не отнимая своей руки, она стала тихим голосом, нараспев говорить какие-то странные фразы, похожие на стихи, но какие-то другие, совсем другие, непонятные слова звучали в них. Иван не понимал смысла этих слов и фраз. Они обволакивали его, не давая сознанию облекаться во что-то определенное. Веки наливались тяжестью, руки и ноги становились неподъемными, и Иван постепенно погружался в глубокий, спокойный сон.
Иногда, просыпаясь от душившего его кашля, он чувствовал со спины, всем телом, живое тепло, силился повернуться к ней, но она тут же вновь начинала шептать те слова ему на ухо, и он возвращался туда, в забытье. День, ночь… Иван потерял ощущение времени. Оно слилось в один странный полусон — полукошмар, наполненный странными образами и ощущениями, да постоянным привкусом трав и еще чего-то, непонятного, на губах.
В одно прекрасное утро Иван проснулся от давно забытого ощущения. Ему было весело! Вот именно, весело и все тут! Он открыл глаза и сразу же зажмурил их, инстинктивно прикрыв ладонью от проникающих в комнатку ярких солнечных лучей.
— Никак проснулся, касатик? Вот и славно. Сейчас дам травки, а потом накормлю тебя.
— А ты кто? Зовут-то тебя как, красавица? И вообще, зачем пришла ко мне, почему лечишь? – немного слабым еще голосом спросил Иван.
— Ишь, какой говорливый! — засмеялась женщина, — Зовут меня Ариной. Лечу, потому как умею. Марья сама прихворнула, так меня и послала. Учит она меня травам-то.
— И заговорам всяким тоже?
— А тебе почто? Никак, заговора какого ждешь?
— Да нет, не жду. Сдается мне, что уже заговорила! Я же помню, как шептала,- сказал Иван.
— А еще чего помнишь? – ослепительно улыбаясь белозубым ртом, спросила Арина.
— Да уж помню кой-чего, — ответил Иван и сладко, до хруста в костях, потянулся.
— Ну, так и помни, — засмеялась Арина и, развязав платок, рассыпала по плечам густые русые волосы. Какая ты! – с восхищением сказал Иван, — Оставь, не надевай платок.
— Нет, нельзя мне. Чай, мужняя жена — не положено мне.
— А ночью…
— А ночью, да и не одной, лечила я тебя, касатик. Плох ты был, очень плох. Три дня и три ночи отхаживала тебя. С той болячки, когда нашли тебя, еще не совсем оправился, а тут опять такое… Ты пошто в тайгу-то в непогодь такую подался? Искал чего?
Иван стал сбивчиво рассказывать обо всем, что с ним случилось в лесу.
— Да, касатик… Хозяин – серьезный. Людей чует, кто есть кто. И он простил тебя. — задумчиво сказала Арина после рассказа Ивана о малине и встрече с медведем.
— Простил?! А не простил бы, что тогда? Заставил бы прощенье просить? – спросил Иван, улыбаясь.
— Никогда не шути так о Хозяине. Узнает – придет. А коли не простил бы, не уйти тебе живым от него. Не отстал бы он, стал бы ходить за тобой. Нашел бы все одно, достал бы, как ни прячься.
— Да? А я думал, что убежал от него. — задумчиво сказал Иван.
— От Хозяина не убежать. Коли он решил биться, то нужно с ним биться. Кто сильней, тот и победит.
— А ты, Аринушка, не боишься его? По лесу одной шастать, не страшно ли?
— Нет, не боюсь. Мы с Марьей часто встречаемся с ним, когда травы да корешки собираем. Живем в лесу по неделе, да и по две случалось. Он нас не трогает. С мужиками нашими иногда воюет.
— И кто побеждает? – со смехом спросил Иван.
— А разно бывает, — серьезно ответила Арина, — когда и подерет кого, а то и похуже чего.
— А что похуже-то может быть?
— Напугать может так, что человек сам потом сохнет и помирает.
— Никогда не слыхал такого…
— Пару лет тому, брата моего старшого напугал. Здоровый брат-то был, крепкий, а вернулся черный весь. Год сох. Работать не мог совсем, дышал трудно, да так и помер во сне. Сказывали – хозяин встал на задние лапы перед ним, да так и стоял, пока мужики не подоспели и не отогнали его. Мог одной лапой играючи зашибить. Не захотел, видать, так-то. Засушить его страхом решил.
— Страсти какие ты мне рассказываешь, Аринушка! – сказал Иван, с наслаждением потягивая горячий отвар с приятным вкусом.
— Да не больно-то робкий ты! – сказала, улыбаясь, Арина.
— Ты так думаешь?- игриво спросил Иван.
— Думаю! – засмеялась Арина, взяла у Ивана пустую чашку и поставила на стол котелок с дымящейся картошкой.
После горячей еды Ивана снова сморило, он лег и тут же уснул. Проснувшись, обнаружил, что Арины нет.
«Все, кончился праздник, — подумал Иван, — могла бы и попрощаться…»
Солнце уже начинало клониться к крыше рыбозавода, когда услыхал голос Арины.
— Касатик, а помочь мне не желаешь? – крикнула она, — Чай, умаялась я.
Иван вскочил и вышел из своей каморки. Арина сделала ему знак рукой и вышла из котельной. У входа, на земле лежал довольно крупный зверь.
— Господи, откуда? – вырвалось у Ивана.
Барсук-то? Как это, откуда? – в свою очередь удивилась Арина, — Добыла. Вчера петли поставила недалече, вот, он и попался.
— Ну, ты даешь! А меня научишь?
— Конечно, научу. Вот, перед уходом и научу.
— Ты скоро уйдешь?
— Завтра и уйду. Оклемался ты, да и пора мне. Задержалась уже с тобой лишнего. Мужик мой недоволен будет…
— А я? – спросил Иван.
— А ты останешься. И то, поправляешься ты. Оставлю тебе корешков, да травок. Вот, сала барсучьего натоплю сегодня – кашель-то как рукой снимет! А будешь настои, какие оставлю, пить — никакая другая хворь не привяжется!
В тот вечер у них случился пир. Мяса в барсуке оказалось не так уж и много, но ничего вкуснее того бульона Иван, как ему показалось, не ел. Пока Арина мыла котелок на дворе, Иван почистил камин от золы и положил в него крупные дрова. Через десяток минут они горели уже спокойным, ровным огнем.
— А ну, касатик, давай-ка работать, — сказала Арина, вернувшись.
— Что делать?
— Растапливай печь. Помыться нужно тебе. Привези несколько камней с речки — нагреем их. Только выбирай черные. Понял?
— Чего уж тут не понять, — ответил Иван и, взяв тачку, направился к речке.
Недавняя хворь давала о себе знать — Иван сильно запыхался, везя камни, и долго кашлял. Арина положила камни в камин и велела Ивану подбросить в него дров.
— Отдохнул? – спросила она Ивана через какое-то время.
— Отдохнул.
Тогда идем, поможешь мне, пока не стемнело. Одной мне не сладить.
В засолочном цеху, куда Арина его привела, она прошла за штабель и Иван, следуя за ней, обнаружил там еще одно помещение. В углу лежала куча бесформенных серых мешков, а недалеко от нее – две низкие, но очень широкие бочки. Это были скорее не бочки, а небольшие чаны литров на двести.
Давай поставим на бок и покатим, — сказала Арина.
Зачем? – удивился Иван.
— Там скажу, зачем.
Закатив чан, они положили его дном вверх, и Арина стала топором и молотком подбивать обручи, сжимая плотнее короткие клепки. Затем они перевернули чан.
— А теперь понял ли?
— Не совсем, – неуверенно сказал Иван.
— Ох, и смешной ты, касатик, — звонко рассмеялась Арина, — мыть в нем тебя будем, а то так-то и до греха недолго. Глядишь, заведется чего! Принеси мне золы из камина.
Пару горстей золы Арина бросила в чан.
— А это зачем?
— Чтобы вода чище мыла, — уверенно ответила Арина, — а теперь нальем воды.
Вдвоем быстро перелили воду из бочки в чан, который слегка подтекал. Остальную золу она залила кипятком из чайника в миске.
— А сейчас нужно принести камни. Сможешь?
— Смогу, — ответил Иван и взял старую лопату за котлом. Осторожно выкатив докрасна раскаленный камень из угольного жара, закатил его полешком на лопату.Бросай в чан и разом отскакивай, — скомандовала Арина.
Именно так Иван и сделал. С каким-то человеческим стоном огонь соединился с водой, подняв столб пара. За первым пошел второй камень. Арина потрогала воду и сунула в нее охапку каких-то тонких веток с маленькими цветами.Чуток ждать надо, чтобы приостыла, сказала она.
— А разбавить холодной?
— Можно и разбавить, но лучше погодить чуток. Пусть купель, да что положила в нее, распарится.
Арина раскраснелась. На ней теперь была только длинная домотканая юбка и такая же, очень просторная блузка, Платок она также сняла, собрав волосы в пучок. Иван загляделся…
— И чего? Не видел, что ли? А ну, раздевайся и — в купель!
— А ты? Ты что будешь делать?
— Чего делать буду? Уж найду, чем заняться! Тебя, касатик, мыть буду, — засмеялась Арина и отвернулась.
Иван, поглядывая на Арину, попробовал воду и стал раздеваться. Вода оказалась еще горячеватой, и Иван очень осторожно, наслаждаясь почти уже забытыми ощущениями, опускался в нее. Вскоре он уже сидел почти по грудь, ощущая, как покрывается гусиной кожей в горячей воде. Иван испытывал настоящее блаженство. Если бы не тяжелый кашель, то жизнь была бы просто прекрасной.
— И как, ладно все? – спросила Арина, выходя из коморки.
— Просто здорово! У меня даже слов таких нет, чтобы описать, какая ты молодец!
— А я-то что? — зарделась от удовольствия Арина, — Мы вместе все сделали.
— Да нет, это ты все придумала!
Кому же, как не мне, бабе, затеивать такое? Ладно, ты покуда сиди, грейся, а я делом займусь., — с этими словами Арина собрала всю одежду Ивана и вышла. Иван даже задремал, упарившись, в горячей воде, когда она вернулась с его мокрой одеждой и большим клоком сухих водорослей.
— А я во что оденусь? – удивился Иван.
— А ни во что, касатик! Пускай сохнет, а ты сразу же, как помоешься — в постель. Не понадобится одёжа-то тебе до завтра. Сейчас прилажу ее сушиться, да и займусь тобой. Минут через пять Арина вернулась. На ней была теперь только длинная белая рубаха.
— Закрывай глаза, нечего глядеть-то, — сказала Арина, улыбаясь, — голову мыть буду.
Поливая из чашки настоем золы, как следует помыла ему голову, а потом взяла немного сухих водорослей и, словно мочалкой, стала тереть спину. Запах йода распространился по котельной.
— Вставай, — тихо сказала Арина.
— Но…
— Вставай, говорю. Видела я тебя… всего. Чего уж там прятать-то?
— Такого, да не такого… — чувствуя, как начинает краснеть, пробормотал Иван.
— И такого тоже, касатик! — засмеялась Арина, — Даром, что хворый да беспамятный, а бабу рядом все одно, чуял.
Иван встал, повернувшись к Арине спиной. Она долго, с силой, растирала его мочалкой, поливая из миски настоем.
— Постой так, касатик, — ополоснув его, сказала Арина и нырнула в коморку.
Распаренный, оттертый, красный от мытья и смущенья, Иван шагнул из чана в распахнутое Ариной одеяло.
— Быстро иди и ложись в постель. И не подумай раскрываться! Я приду и еще барсучьим жиром тебя разотру. Он уже топится.
— А ты?
— Иди, ложись! Приду я. Куда денусь, на ночь-то глядя? На столе кружка с отваром — выпей сразу.
В каморке было жарко, но Иван понимал, что это – то, что ему нужно сейчас и, укрывшись, тут же задремал. Очнулся оттого, что почувствовал, как рядом с ним села Арина.
— Ты чего так долго?
— Делала кой-чего, да прибралась чутка.
— А я…- Иван осекся, потому что в этот момент Арина встала и одним движением сняла рубаху, оставшись в полной наготе, освещаемая ярким огнем камина. Округлые, мягкие линии ее взрослого, развитого женского тела были настолько прекрасны и гармоничны, что Иван перестал дышать от восторга.
— Господи… — выдохнул он, — Какая же ты красивая!
— Нравлюсь?
— Я никогда такой красоты не видал… — прошептал Иван.
— Вот и ладно. Вот и славно, касатик! — тихо, ласково сказала она, ложась с ним рядом, — Вот теперь можешь смотреть, трогать да ласкать меня, сколько твоей душеньке хочется. Твоя я на сей только час. Не упусти же ничего, чтобы не пожалеть потом.
Только под утро они успокоились, забывшись крепким сном, удовлетворенные и опустошенные до полного изнеможения.
Когда Иван проснулся, солнце поднялось уже высоко, и лучи его пронзали котельную, попадая и в каморку. Арины не было. Иван встал и протянул руку к своей одежде, лежащей на табурете. Сухая и чистая, она приятно пахла свежестью. Быстро одевшись, вышел на двор и невольно замер. Такое великолепие было вокруг, что Иван почувствовал, как огромная, невыразимая радость вновь наполняет его. Яркое солнце, синее небо и свежая, промытая зелень радовали глаз, а пение птиц как бы ставило последний штрих в понимание того, что все в этом мире правильно, спокойно и хорошо!
— Никак, проснулся, касатик? С добрым утром! – раздалось за спиной. Иван обернулся.
— И тебя с добрым утром! Ты откуда, Аринушка?
— А вот, соли немножко принесла, — сказал Арина, показывая узелок на пару килограмм.
— Со-оли?! Да откуда?!
— А ты что, не видал её разве там, где мы купель-то нашли, в мешках?
— Вот те раз! А я бы никогда не догадался, что в них соль, — сказал Иван, восхищенно глядя на Арину.
— Эх, касатик, жизнь заставила бы — все одно, нашел бы!
— Ариш, а почему ты меня по имени не зовешь никогда?
— А зачем? Привыкну — обмолвиться могу. Муж-то не спустит.
— Неужто побьет?
— И побить может – его право.
— А он у тебя какой?
— А обыкновенный. Как все мужики.
— Ты его любишь?
— А как же, чай муж он мне. И он меня тоже жалеет.
— Жалеет?
— Конечно, жалеет. А как же иначе?
— А дети-то есть у вас.
— Нет, касатик, не дает нам Господь детишек-то…
— Давно живете?
— Почитай, шестой годок уже.
-Иван шагнул к Арине, желая обнять ее, но она увернулась и, серьезно глядя ему в глаза, заговорила.
— Слушай меня, касатик. Про ночку-то забудь. Не было ее. Лечила я тебя и всё тут. Мил ты мне, но я – мужняя жена, грех множить не буду. И не береди меня, касатик. Давай, спокойно докончим все дела и уйду я. Не обижай меня, отпусти с миром — век буду помнить тебя, да и ты помни. А еще, ты знай, — продолжила она, — коль встречу ежели где — не узнаю, мимо пройду. Искать не вздумай – погубишь меня и себя. Ты понял меня, касатик?
— Понял. Не обижу, Аринушка, — помолчав немного, ответил Иван, глядя ей в глаза.
«Не нарушу обещание, что Марье давал», — пронеслось в голове.
— Вот и ладно. Идем, про травы, что оставляю, расскажу, да про то, как рыбу солить, а тогда и в путь. Силки тебе обещала показать, как ставить. По пути и покажу.
Довольно долго шли по дороге, которой Ивана привезли. Наконец, остановившись, Арина подняла пару камней с обочины и поставила их пирамидкой.
— Это будет знак тебе. От него – в лес.
— И что там?
— Покажу.
Метров за сто от дороги лежали большие валуны, поросшие седым мхом.
— Возьми мох, высуши его на солнышке и, как будешь солить рыбу — положи горстку сверху, прежде чем дно забить, — сказала Арина, оторвав небольшой пласт мха от камня.
— Что это даст?
— Не загниет рыба-то. А теперь иди за мной, нору покажу.
Метрах в десяти от камня, под деревом, была довольно большая нора.
— И кто хозяин норы? – спросил Иван.
— Думаю, лиса, — ответила Арина и достала очень тонкую веревку
— Это из конского волоса сплетено, — продолжила она рассказ, — все выдержит. Привязываешь конец к дереву, а петлю раскладываешь вокруг входа в нору, вот так… Лиса будет вылезать и голову сунет туда. Испугается – выпрыгнет из норы, тут петля и затянется… Завтра придешь и проверишь.
— Это получается, что главное – нору найти, так? – спросил Иван.
— Так. Поставил петли с вечера, а утром проверил — вот и всё.
— Здорово! Только шнурка-то у меня такого нет.
— Я оставлю этот и еще дам пару. Тебе хватит.
— Спасибо, Ариша.
— Далеко в тайгу-то не ходи без огня!
— Да как его, огонь-то развести, если солнца не будет.
— А у тебя огниво-то есть?
— Нет, я только в книжках об огниве читал.
— Ах, ты ж касатик… Ладно, кремень-то я отдам свой, кресало сам найдешь, а вот трут… Сейчас покажу, как огонь высекается, — с этими словами она достала большой кристалл желтого цвета, с металлическим блеском.
Это что, золото?! – воскликнул пораженный Иван.
— Нет, глупый, кто же золотом огонь добывать станет? Мягкое оно. Это такой камень, на золото похожий.
Взяв в руку кристалл, она обратной стороной лезвия ножа стукнула по нему и при этом высекла небольшой сноп искр. Положив на камень небольшой кусочек трута она пару раз высекла на него искры. Трут затлел и, подув, Арина раздула на нем довольно большой участок, с помощью которого можно было бы зажечь сухую траву.
— Все понял?
— Понял.
— Касатик, ты постой здесь маленько, — с этими словами Арина нырнула в кусты и вернулась минут через десять-пятнадцать с маленьким узелком в руке. С узелка капало.
— Что это? – спросил Иван.
— Это трут.
— А мокрый почему?
— Почему – почему… Надо так! — засмеялась она и покраснела, — Ну, все ему надо знать! Вернешься – положи у камина и пусть сохнет несколько дней. Должен стать легким, словно пушинка. Потом будешь искру кремнем да кресалом вышибать – он быстро затлеет. Раздуешь, вот и огонь тебе будет. Понял?
— Да понял я, понял, — сказал Иван, принимая от нее кремень и узелок.
— Все, касатик! Не поминай лихом, Иванушка и спасибо тебе. Век буду помнить, добрая ты душа, — сказала Арина, поклонившись ему в пояс и широко перекрестив, — храни тебя Господь.
— Мне спасибо?! – изумился Иван, — Мне-то за что?! Это же не я тебя спас — вылечил, а ты меня от гибели спасла. Ведь так?
— Может так, а может и не так! – засмеялась Арина и, обхватив руками его лицо, покрыла быстрыми, частыми поцелуями.
Все, касатик, — сказала, уворачиваясь от его объятий, прощай! И не подумай даже идти по этой дороге далее – большую беду себе накличешь. Никогда, слышишь? Убьют тебя наши мужики, ежели увидят на этой дороге или у жилищ наших. Никто не защитит. Помахав Ивану рукой, Арина повернулась и не по-женски, широко зашагала прочь. Иван долго смотрел вслед. Она так и не обернулась, исчезнув за поворотом.
«А может, мне все это только приснилось и я продолжаю спать?» — подумал Иван, вздохнул и побрел домой, сжимая в руках мокрый узелок и клубки с нитью.