Все на этом переходе было бы как всегда, если бы не слишком маленький ход, да спасатель не маячил бы постоянно за кормой. Мало помалу, дошли до Владивостока и как только прошли остров Скрыплев, нас встретил лоцман и мощные портовые буксиры. Попрощавшись со спасателем, начали готовиться на швартовку, так как стоять ранеными на тесном рейде было бы опасно при внезапном ухудшении погоды.
Поставили нас на самый дальний, предназначенный для перестоя судов причал. К нему обычно ставили аварийные суда или такие, которые занимались чем-то особенным. Например, обработкой газом трюмов с зараженным какими-нибудь долгоносиками зерном. А еще, на этом причале «выкуривали» тараканов. Для этого полностью герметизировали судно, экипаж на несколько дней сходил на берег, а судно заполнялось ядовитым газом. Те средства, которые есть сейчас, тогда даже и в фантастических снах не снились! Итак, к обеду мы встали к причалу, и на борт потянулись комиссии всех ведомств, уровней и мастей.
Первыми пришли капитаны-наставники из пароходства и, естественно, люди из КГБ. Если первые сразу же занялись капитаном и нами, штурманами, то вторые разошлись по каютам, чтобы «поговорить с народом». Потом пришли из механико-судовой службы и заняли всех механиков. Все что-то спрашивали, что-то писали в своих блокнотах. По их лицам нельзя было понять, то ли они радуются за нас, что спасли судно, пассажиров и себя, то ли крайне недовольны этим же. Вопросы, вопросы, вопросы… им не было конца!
А зачем вы пошли туда, где был этот трал?
Откуда вы узнали, что он там есть?
А можно ли было отвернуть от него?
А на вахте смотрели за горизонтом впереди?
Кто дал такое распоряжение – идти на трал и кто его исполнил?
Кто-нибудь наблюдал за аквалангистом, что он там делал с винтами?
Наряду с десятками и даже сотнями нормальных, профессиональных вопросов, были и такие. Одним словом, обстановка на борту сложилась напряженная и наполненная ожиданием чего-то несправедливого. К вечеру все комиссии, одна за другой, сошли на берег. По судну объявили увольнение до утра, а пассажирский штат и штат ресторана отпустили на неделю.
Вечер был дома, с родителями. На мамин вопрос о том, как у меня дела и почему раньше времени вернулись, ответил, что наметилась кое-какая модернизация судна в судоремзаводе. Маме этого объяснения хватило. Для
нее главное – я жив и здоров. Отец и без меня, по своей работе, знал все о случившемся. Накрыли стол. Выпили. Мне было грустно. Мысли все время возвращались к ней.
Утром подошел заводской водолазный катер, и водолаз гулял под нами около четырех часов, определяя остояние корпуса перед постановкой в док. Топливные танки готовить не надо было, так как корпусных работ не нужно будет делать, их недавно делали. К вечеру док освобождался, и через сутки нас должны были заводить в него.
Я заступил на суточную вахту и ночевал на судне. Днем все было как обычно. Самый разный народ приходил, уходил… Инспекция Регистра, снабженцы, мастера заводских цехов – докового, винторулевого и прочих. Все они требовали к себе внимания, чтобы ими занимались в первую очередь и никак иначе! Часам к пяти вся эта круговерть сошла на убыль, и судно вновь замерло. Один за другим, народ сбегал по трапу на причал и
вереницей тянулся к проходной. Вскоре судно затихло.
— Алексей Иванович, ужинать придете? – позвонила буфетчица. Есть не хотелось, но впереди был вечер и вся ночь.
— Валюша, сделай доброе дело — собери чего-нибудь, а? Я зайду и возьму.
— Хорошо, Алексей Иванович. А можно, я в буфете оставлю, а? Ключ будет
на первом иллюминаторе. А то… ждут меня уже, в кино мы идем сегодня, —
не удержавшись, радостно выпалила она.
— Беги, Валюшка, беги! Я все найду! Удачи тебе, и пусть все будет так, как
ты этого хочешь!
— Ой, спасибочки!
Тоскливо быть на судне стояночным вечером в родном порту. Судно вымерло. Оставшиеся на судне закрылись в каютах с женами. Пошел, сделал обход. Везде, в каждом уголке побывал. Подошел к трапу. Матрос
стоял надежный. Тоже скучал. Постояли полчасика, перебросились несколькими фразами. Вернулся в каюту. Посидел полчасика. Не сидится. Встал и пошел в кают-компанию. Включил телевизор. Показывал он
отвратительно, с помехами. Все равно, стал смотреть, потому что это в любом случае легче, чем в каюте сидеть. По крайней мере, отвлекает от мыслей и особенно от одной: «Почему не пришла? Знала ведь, что
приходим. Ведь, могла бы! Значит, не нужен ей?»
Я успокаивал себя, убеждал в том, что она девушка, и я должен сделать первый шаг. Да, все это так, но в голову упорно лезло: «Ну и что же, что должен, но я же не могу! Могла бы и догадаться…»
Утром началась суета. Снова буксиры, отшвартовка, и опять мы идем в док. Все было точно так же, как и в прошлый раз. Всплывали долго, потому что судно было тяжелое, с запасами топлива и воды. Часа в четыре спустился в док. Там было уже достаточно людей – капитан, старпом, стармех, заводские мастера, инспектора Регистра. На винте была большая, уродливая бульба из серой сплавившейся массы с торчащими из нее обрывками стальных и капроновых тросов, обломков стальных деталей трала. На пере руля были задраны и скручены куски толстой стальной обшивки, обнажив его ребра жесткости. Уже повидавший корпусные
работы, я понял, что с рулем не так уж и много работы – обшивку сменить, а вот с винтом…
Поднялся в каюту, переоделся. Твердо решив, что поеду в карантинную службу и постараюсь у Нины Андреевны выяснить, что и как, пошел к старпому – сообщить, что в пять часов ухожу.
— А вот он и сам! Легок на помине, Алексей! – встретил меня чиф, — садись, кофе будешь?
На диване сидела Нина Андреевна и улыбалась мне. Поздоровался.
— Как жизнь, Алексей Иванович?
— Как жизнь? – с трудом скрывая удивление, переспросил я, — Да какая это жизнь, работа одна, да и только! А у вас как?
— А у нас нормально, цветем и пахнем! — так же широко улыбаясь, ответила она, — Понимаю удивление. Куда ни придешь — везде она!
— Да нет, к этому я уже привык и мне это нравится. У всех все нормально? – спросил я в таком же шутливом
тоне, — Все дружненько, интенсивно цветут и усиленно пахнут?
— Да, у всех. А некоторые даже дальше простого цветения пошли! – еще шире улыбаясь, сказала она, — Плодоносить начали!
— Нина Андреевна, — не выдержал я, когда чиф встал и вышел в спальню зачем-то, — где Аленка, почему не пришла?
— Если ты имеешь в виду все же Танюшку, то она никогда и не пришла бы первой. Однако же, чтобы быть справедливой, она и не смогла бы, даже если и захотела бы прийти.
— Почему? Что с ней случилось? Она заболела?
— Ага, причем сильно. И еще не менее полугода болеть ей.
— А что случилось?
— Да это… с животиком у нее проблема, Алешенька.
— Это серьезно? И давно? Она в больнице?
— Ох, Алешенька, дальше некуда, как серьезно! Месяца три уж, как пухнет животик, а в больницу на прошлой неделе легла, — улыбаясь, ответила она.
— И что, так и не выяснили, что у нее? – в отчаянии воскликнул я, ненавидя уже Нину Андреевну за столь легкомысленное ее отношение к Аленушке…
— Как не выяснить, все выяснили!
— Теперь улыбались они оба, а я закипал и еле сдерживаться, чтобы не встать и не нагрубить им.
— В какой она больнице лежит? Когда ее можно посещать?
— Так в роддоме, Алешенька, в центральном роддоме она и лежит.
— А что, в нормальных больницах мест не оказалось?
— Владимир Иванович, дорогой ты мой старпом, — громко и отчетливо сказала вдруг Нина Андреевна, обращаясь к ухмыляющемуся чифу, — а сделай милость, ответь ты мне, пожалуйста, на один вопрос. У вас на пароходе что, все мужики так до сих пор и считают, что детей аисты приносят или их в магазине покупают? Или вот этот великолепный экземпляр, что стоит перед нами — один такой единственный, который так и не узнал еще, отчего девушки в роддома с пухнущими животиками время от времени попадают?
— Я не понял, а… отчего у нее это, она же совсем маленькая, да и никого же у нее… — все в моей голове перемешалось и спуталось.
— Ты уж прости меня, бабу такую вредную, все медики такие! Точно, никого не было, пока тебя на свою голову не встретила, и уж не знаю я, что ты ей там такое наделал, что она вдруг забеременела, такая маленькая! –
выпалила Нина Андреевна, и тут уж они оба не выдержали и от души расхохотались.
— Господи, Аленка… Это правда?! Нина Андреевна, милая, скажите!
— Да правда, правда! — смеялась Нина Андреевна, — Можешь сам подсчитать, сколько уже срока, а с месяц ей придется полежать, потому что врачи так сказали.
— Я не знал, что мне делать. Бешеная, сумасшедшая радость переполняла меня.
— Так я побежал! А в какой она палате?
— Стой, сумасшедший, тебя же туда никто не пропустит! Мужиков туда не 0пускают, особенно вечером, поскольку дальнейшее их прямое участие в этом процессе уже не предусматривается!
— А что же мне делать? – спросил я чувствуя, что не могу закрыть свой рот. Он разъезжался в улыбку сам, помимо моей воли!
— Завтра к двум часам подходи к роддому. Я тоже туда подъеду, помогу. Да цветов не забудь купить, рыцарь!
— Все, Нина Андреевна, завтра буду, а сейчас можно, я вас поцелую?
— Ой, да не задуши же меня! Если на каждом судне меня так будут обнимать, что от меня останется-то?!
— А вы что, на каждом судне сообщаете вторым помощникам, что у них будет жена и ребенок?!
— Сдаюсь! Такое со мной впервые и, если быть честной, мне понравилось! Надо будет как-нибудь повторить!
Эту ночь я ехал к родителям совершенно в другом настроении. Взял бутылочку коньяка, деликатесов каких-то, попросил маму накрыть на стол.
— Что случилось, сынок? – спросила мама, когда мы сели за стол.
— Мама, у меня радость. Я не готов пока сказать о ней, но очень надеюсь, что эта радость скоро станет нашей общей радостью.
— Ну что же, — сказал отец, — мы давно ждем от тебя чего-нибудь эдакого, радостного. Наверное, пора уже!
Ночь спал очень плохо, но утром встал бодрым и полным энергии. Ждать назначенного времени не было сил. Уехал в город и там долго бесцельно бродил по Ленинской. Неожиданно, к ужасу своему обнаружил, что в
разгаре лета в центре города нет цветов! Мысль заработала в режиме мозгового штурма. Оставалось всего полтора часа. Где они вообще могут быть? В памяти сразу нарисовался аэропорт, но это – сорок пять километров туда и столько же обратно. Что делать? Кто сумеет довезти быстро? Конечно же, такси.
— Друг, выручай! Нужны цветы. Нигде нет. В аэропорт и обратно за полтора часа летим?
— Та-ак, — протянул таксист, — садись. Так тебе в аэропорт нужно или тебе цветы нужны?
— Цветы! Но их нет нигде!
— Тогда давай говорить. Я тебя везу туда, где есть цветы, ты их там покупаешь, а мне даешь три рубля сверх счетчика, идет?
— Да, конечно же, идет! Вперед! А за полтора часа успеем вернуть в центр?
— За это время мы успеем сделать это по крайней мере трижды, дорогой! – ответил таксист, и машина тронулась.
Попетляв минут десять, выехали на небольшую площадь и остановились перед самым настоящим цветочным рядом! Бабульки и женщины помоложе, их было человек пятнадцать, стояли у охапок цветов в ведрах с водой.
— Выбирай, дорогой! – сказал таксист, сделав широкий жест в сторону цветов.
Вскоре я держал в руках великолепный букет из выращенных где-то на пригородных дачах цветов, и минут за десять до назначенного срока стоял у входа в большое серое здание с надписью «Родильный Дом № 1». Нина
Андреевна подъехала минут через пять.
— Ух, какой букет! — воскликнула она и подставила мне щеку для поцелуя, — Идем, сейчас все узнаем.
В маленьком окошке долго искали какие-то списки, а потом сказали, что такая есть, температура у нее нормальная. Все остальное тоже нормально.
— Примите передачу, — сказал Нина Андреевна.
— Через полчаса только у вас примут – этой сестры нет, попозже подойдет.
— Хорошо, — ответила Нина Андреевна, — тогда вы передайте, чтобы она к окошку подошла!
— Ладно, на пост сестричке позвоню.
— Идем, Алешенька! Я знаю, куда окно палаты выходит. Мы обошли здание и остановились в тенистом переулке, напротив торца здания. Пять этажей по четыре окошка…Минут пять никого не было. Наконец, шторка в крайнем окне четвертого этажа шевельнулась, отодвинулась и створку открыли.
— Танюшка, привет! – крикнула Нина Петровка, как только в окне появилось бледное Аленкино лицо, — Глянь, какого молодца я тебе привела! Нравится или другого какого привести?
— Пусть этот останется, — кивнула Аленка и помахала нам ручкой.
— Ладно, пойду передачку передам, а вы поговорите.
— Почему ты вернулся раньше времени, что-то случилось? – спросила она.
— Нет, кое-что подремонтировать на недельку-другую зашли.
— Понятно, — сказала она, не отрывая взгляда от меня.
— Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
— Хорошо.
Я не знал, что говорить… Вернее, знал и очень многое хотел ей сказать. Эти слова я говорил ей тысячу раз в своих мыслях, но все они куда-то делись, начисто стерлись из моей памяти. Мы молча смотрели друг на друга. Не знаю, сколько это состояние продолжалось бы, если бы не Нина Андреевна.
— Нет, ну вы только посмотрите на этих телепатов! Вы что, слов никаких не знаете? Столбняк на вас напал? Алексей, ну ты же мужик! Что должны говорить мужики, когда приходят в роддом к своей женщине?
— Не знаю пока еще, — невольно улыбнулся я.
— Дурень! Скажи, что любишь ее, она же ждет! – прошипела Нина Андреевна.
«Господи, ну конечно же! – пронеслось в голове, — Я же именно эти слова и хотел сказать ей!» Я люблю тебя, Аленушка! – громко крикнул я наконец.
— Ну же, давай! Дальше! Не останавливайся! – шипела Нина Андреевна.
— Ты будешь моей женой? — снова крикнул я.
— Меня спроси, касатик, уж не промолчу! — раздался вдруг голос из окна на втором этаже и следом за ним – смех. Я и не заметил, что там открылось окно и в нем — три молодые женщины.
— Не отвлекайся, Алеша, не отвлекайся!
— Так ты выйдешь за меня замуж, — в третий раз крикнул я, уже готовый впасть в отчаяние.
— Да! — неожиданно звонко крикнула Аленушка и скрылась в окне.
— А ну, брысь отсюда, – крикнула высунувшаяся вместо нее медсестра, — чего разволновали, а? Нельзя же ей волноваться. С ума сошли, что ли?
— Можно, — крикнула Нина Петровна, — от такого волнения плохо не бывает!
— Не бывает… Всё бывает! — проворчала сестричка, широко улыбнулась и закрыла окно.
— Ну что, рад? – повернулась ко мне Нина Андреевна.
— Не знаю! – честно сказал я, — такое ощущение, что все вокруг изменилось. Все то же самое, а все равно другое.
— Правильно, так и должно быть, потому что действительно, у тебя начинается иная жизнь! Теперь ты не один на свете! Не имею в виду родителей – это другое. Теперь у тебя есть семья, нужно думать о ней. Куда ты приведешь жену и ребенка? К маме с папой? Конечно, как временный вариант — возможно, но только временный! Так что, думай, Алексей! Теперь тебе есть, о чем думать.
Когда Нина Андреевна села в трамвай и уехала, я задумался – что делать! Не знаю, что меня надоумило но, скорее всего это был сигнал свыше. Тот, кто отправил меня в Румынию, наверняка знает, с чего начинать. Идти
предстояло всего-то с полкилометра. Я с удовольствием шагал по тротуару, счастливый и готовый взлететь!
— А, Алексей Иванович, заходите! – приветствовал меня старый знакомый, — Никак, понравилось и опять захотелось попутешествовать?
— Да нет, проблема возникла, посоветоваться зашел.
— Слушаю, — сказал он, предлагая мне сесть.
Выслушав, думал довольно долго, а потом сказал, что попробовать можно! Сделав пару звонков, он сказал, куда мне нужно немедленно пойти. Это оказалось совсем рядом – в старинных, красного кирпича трущобах
владивостокской «миллионки», старинного квартала.
«Жилищно – бытовая комиссия ДВ пароходства» значилось на небольшой облезлой табличке над старой, потрескавшейся дверью. Я не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась, и оттуда вылетела разъяренная женщина.
— Сволочи! – произнесла она и унеслась куда-то.
Такое никого не воодушевит, но все же зашел и попал в узкий, обшарпанный коридор конторы, бывшей когда-то квартирой. Две двери. Одна была приоткрыта и узнавалось что-то типа архива – стеллажи с документами. Вторая, обитая потертым коричневым дермантином, неожиданно открылась.
— Вы на комиссию? — спросила пожилая женщина в больших роговых очках.
— Не знаю, меня сюда Васильев послал, — говорю я.
— Пусть войдет, Наталья Сергеевна, — раздался из-за двери мужской голос.
— Зайдите.
Вхожу в длинную комнату с большим столом посредине. За ним сидят человек пять. Среди них с удивлением и удовольствием вижу своего инспектора отдела кадров.
— Кто представит? — спрашивает строгий мужчина, сидящий во главе стола.
— Я, – говорит мой инспектор и начинает рассказывать обо мне.
— Минутку, а почему я не вижу его документов? — остановил его обладатель строгого голоса, сидящий во главе стола, — кто готовил его на комиссию?
— А документов на него нет, — сказала вдруг Наталья Сергеевна, — это Васильев просил поговорить с ним.
— Насколько понимаю, он не на комиссию? Тогда все свободны.
— Иван Васильевич, — вмешался мой инспектор, — прошу рассмотреть ситуацию с этим молодым человеком. Документы мы успеем сделать. Обещаю, что займусь ими сам.
— У вас какой-то особый интерес к этому человеку? – спросил Строгий, — Такого у нас еще не было в практике.
— Алексей, выйди в коридор, обожди чуток.
Минут десять я сидел на шатком, колченогом стуле в коридоре.
— Входите, — вновь позвала меня женщина.
— Ну, что же, Алексей Иванович, мы обсудили вашу проблему и после обсуждения приняли решение о ходатайстве перед начальником пароходства о выделении вам жилплощади из его фонда. Этот фонд
капитанский, но вот Геннадий Иванович, — улыбаясь, строгий театрально повел рукой в сторону моего инспектора, — уверяет нас, что вы достаточно бойкий молодой человек и не замедлите им стать!
— Спасибо, — совершенно ошалевший, я не знал, что и сказать…
— Теперь вам надлежит попасть на прием к начальнику пароходства. Ходатайство будет у него на столе завтра утром. Всего вам доброго, Алексей Иванович!
— Выйдя, сразу пошел к Васильеву.
— Да вы что! Это же фантастика! Прям так и сделали?! – изумился Васильев, — Да они же к каждой запятой так придираются, что люди чуть ли не в петлю из-за них! Ох, неисповедимы пути твои, Господи! — добавил он и засмеялся, — Понравились вы им чем-то.
Выйдя из профкома, столкнулся с Геннадием Ивановичем.
— Спасибо вам, без вас…- начал было я, но он прервал меня.
— Да ладно! Это тебе спасибо, что работаешь хорошо, а со мной будь попроще! Вообще-то, мне и бутылочки хорошего коньяка хватит! Шутка! — добавил он и рассмеялся.
Утром, ровно в девять я сидел в просторной приемной начальника пароходства. Его еще не было. Обе секретарши суетились, готовя какие-то документы и раскладывая их по папкам. Они сказали, что если мне очень повезет, начальник примет меня без записи. Дверь резко распахнулась, и вошел он. Поздоровавшись, подал мне руку, пожал ее не глядя и вошел в кабинет, закрыв за собой дверь. Секретарь со стопкой папок вошла минут через пять. Еще минут через десять в кабинет зашел его заместитель. Вскоре раздался голос в интеркоме.
— Наталья Викторовна, два чая и пусть молодой человек войдет.
Кабинет начальника был очень большой. Во всю стену – карта мира. Огромный как аэродром стол сверкал темной полировкой. Мягкие стулья вокруг него были основательные, с тяжелыми резными спинками.
Я вошел и представился.
— Присаживайтесь, Алексей Иванович. Мы вот здесь с Валентином Сергеевичем ознакомились с вашим личным делом и с ходатайством комиссии. С одной стороны, вы слишком молоды для этого фонда, а с другой, за то короткое время, что вы у нас работаете, успели доказать свою преданность пароходству и свой профессионализм. Кстати, ваш отец – это еще один довод в вашу пользу. Это очень заслуженный и уважаемый работник пароходства. Надеюсь, вы и в дальнейшем не уроните чести вашей династии, а сейчас я вам объявляю, что принял решение выделить вам квартиру гостиничного типа в Морском городке. Ордер на эту квартиру не выдается. Вам нужно будет встать на очередь. Будете жить в гостинке и стоять на очереди. Согласны?
— Спасибо, у меня слов нет! — сказал я совсем не уставным образом.
— Вот и хорошо, что слов нет. Пусть дела говорят за вас, – сказал начальник пароходства встал и протянул руку, — а все остальное вам объяснят в приемной.
— Посидите, — улыбнулась мне секретарь и вошла к начальнику. Когда я вернулся на судно и рассказал старпому о происходящем, он закрыл дверь, налил две рюмки водки и достал из холодильника блюдце с нарезанным лимоном.
— За тебя! Счастье тебе и удачи во всем! Делай свои дела. Если нужно будет – скажешь, я за тебя вахту отстою.
Все дальнейшее вспоминалось потом, как в тумане. Куда-то шел, что-то заполнял, у кого -то подписывал какие — то бумаги… Через три дня я стоял в домоуправлении, перед очень полной женщиной с беломориной в зубах.
Прочитав поданную мной бумагу, она внимательно посмотрела на меня и сильно затянулась пару раз, окутав себя клубами сизого дыма.
— Коля, сходи в восьмерку, на сто девятую жилец! – громко крикнула она, и в кабинет вошел тщедушный мужчина в очках с толстенными стеклами. Мне показалось, что вместо живота у него имелась большая впадина…
— Вы в сто девятую?
— Я.
— Пошли.
— Лестничная площадка четвертого этажа. Коридор на четыре квартиры слева и такой же справа. Стандартная, окрашенная как и панели в дикий темно-зеленый цвет, дверь.
«Вот так выглядит счастье», — подумал я, наслаждаясь звуком ключа в скважине.
— Прошу! — жестом пригласил меня Николай, — Новенькая, муха не сидела! Тринадцать и три десятых метра. Третий год квартира стоит, с самой сдачи! Теперь и ее обиходят, а то жалко ведь – одинокая стоит! В полутумане наблюдал, как он показывает мне раковину, пробует кран, открывает дверь в туалет и пробует бачок.
— Всё работает. Если больше не нужен, пойду?
— Да, спасибо!
Итак, стою один, посреди первой в жизни своей квартиры! Большая комната с окном почти во всю торцовую стену. Встроенный шкафчик. Прихожая полтора на полтора метра, в ней – умывальник в углу. Дверь в
совсем маленький туалет. Что еще нужно для полного счастья человеку?! Ситуацию нужно было осмыслить. Все произошло так неожиданно и фантастически, нереально быстро. Всего три дня назад я и не думал ни о
чем таком. Думал всего лишь о том, что хочу, чтобы Аленушка стала моей девушкой, а сегодня она — моя женщина, которая носит моего ребенка!
И вот, теперь у меня есть еще и квартира, в которую собираюсь их привести! Но ведь я же еще только вчера был мальчишкой, курсантом… Выходит что я действительно, уже вырос? Действительно, я уже взрослый? И получается, что через какие-то полгода стану Родителем? Полный и абсолютный бред! И то бред, что я так, с удивлением думаю об этом, и то бред, что действительно все именно так и обстоит! Но какой же он все — таки сладкий, этот бред!